гулял да мусор в воду бросил, но все же решил проверить. Подошел, пихнул ногой, а там что-то жесткое, точно заледенелое. Я ножиком мешковину резанул, а оттуда рука женская вывалилась. Струхнул я, чего уж душой кривить, да побежал звонить.
Веня не дослушал свидетеля, приблизился к реке. У самой воды стояли двое милиционеров из районного управления внутренних дел, одетых в синюю форму. У ног одного из них на камнях лежал самый обычный холщовый мешок.
Костин присел и потянул за край мешка. В прорез, сделанный в нем, тут же вывалилась женская рука, успевшая посинеть. Старший лейтенант побледнел и отшатнулся. На этой руке он увидел позолоченные часики с восьмиугольным корпусом, до боли знакомые ему.
Старший лейтенант нервно курил в теньке, то и дело тер подбородок. Руки его дрожали. То, чего он так боялся, свершилось.
Неподалеку у воды шла оживленная работа. Фролкин щелкал фотоаппаратом, Логвин совал Бармалею в нос какую-то тряпку, опера опрашивали местных мужиков. Кравцов присел, положив на колено командирский планшет и записывал показания перепуганного свидетеля Семина.
Когда Веню кто-то окликнул со спины, он вздрогнул и обернулся. Перед ним стояла Варвара Алексеевна Битюгова. Она была все в той же серой косынке и цветастом платье.
– Ну и что ты, родимый, маешься? Пошли-ка со мной, я тебя кое с кем познакомлю.
– Куда пошли? – не понял Веня.
– Вон к тем кусточкам! За ними соседка моя Зинка со своим Данькой тебя дожидаются.
– Какая еще Зинка? Что за Данька? Вы о чем?
– Да говорю же тебе, Зинка, это соседка моя, а Данька – сынок ее, самый младший. Ты же хочешь того изувера изловить, который мешок с трупом в озеро зашвырнул!
Веня все еще не пришел в себя. Он никак не мог понять, чего от него нужно старушке, сдававшей дом Ольге Соколовской.
Она подошла к нему, дернула за рукав и заявила:
– Хватит уже столбом стоять! Говорю же, пошли! Помнишь, я тебе про беспалого рассказывала? Так вот это он убийца и есть.
– Вы-то откуда знаете?
– Данька его видел.
Старший лейтенант понял, что это серьезно.
– Ну так пошли, посмотрим на этого Даньку, – сказал он.
Они сделали несколько шагов в сторону орешника, разросшегося неподалеку. Веня увидел круглолицую веснушчатую бабу лет пятидесяти с красными деревянными бусами на шее. Рядом с ней стоял белобрысый мальчишка в засаленной косоворотке и широких парусиновых штанах.
– Данька, а ну говори, кого ты тут в понедельник поутру встретил! – сказала ему Варвара Алексеевна.
Паренек посмотрел сначала на нее, потом на Веню и с хитрым прищуром спросил:
– Дяденька, а ты точно из милиции?
– Точно. А что, не похож?
– А у тебя пистолет есть?
– Есть! – Веня распахнул пиджак и показал мальчику «ТТ», торчащий из-за пояса.
Глаза парня загорелись.
– Дай подержать!
Соседка Битюговой Зинка тут же отвесила сыну затрещину.
– Я те дам подержать! А ну говори быстро, когда и где ты того беспалого видел!
Мальчишка надул губы, сложил руки на груди и заявил:
– Будешь меня бить, я никому ничего говорить не стану!
– Ах ты, стервец такой! Да я тебя!.. – Женщина снова замахнулась, но Веня погрозил ей рукой и проговорил:
– Не нужно бить мальчика! Простите, не знаю вашего имени-отчества.
– Зинаида Федоровна я! А этот сопляк – сынок мой.
– Позвольте, Зинаида Федоровна, я с вашим сыном с глазу на глаз переговорю. Не будете возражать?
Женщина махнула рукой.
Старший лейтенант обнял Даньку за плечи, отвел его метров на пятнадцать от зарослей орешника и сказал:
– Ну вот, теперь нам никто не помешает. Расскажи, кого ты здесь видел.
Парень видел, что мать и Варвара Битюгова пристально на них смотрят, повернулся так, чтобы они не могли разглядеть его лицо, и прошептал:
– Черт с ним, с пистолетом. Ты мне, дяденька, лучше папироску дай.
– Ух ты. – Веня аж присвистнул. – А давно ли ты куришь?
– Да уж почитай три года! – с гордостью ответил мальчишка. – Дай папироску, но так, чтобы мать не увидела, тогда все как на духу расскажу.
Костин в нерешительности посмотрел на обеих женщин, стоявших у куста, заметил, что те утратили бдительность и о чем-то оживленно болтали, и негромко, не шевеля губами, сказал:
– Папиросы я тебе не дам, дружок, потому как вредно это. А пистолет на, держи, только не оборачивайся, а то мать увидит. – Опер незаметно достал из-за пояса свой табельный «ТТ», вынул из него магазин с патронами.
Паренек жадно схватил оружие, щелкнул предохранителем и взвел курок.
– Хватит! – Веня положил руку на ствол и забрал у мальчика пистолет. – Подержал и будет. А теперь рассказывай.
Данька поморщился, еще раз глянул на мать и на всякий случай уточнил:
– А может, все-таки дашь папироску?
Костин похлопал себя по карманам.
– Я курево, похоже, дома оставил, – без малейшего угрызения совести соврал он.
– А тот дядька мне дал, – сказал паренек и с сожалением вздохнул.
– Что дал?
– Папиросу.
– Кто?
– Тот чахоточный.
– Погоди, дружок. Мне ваша соседка сказала, что ты тут беспалого видел.
– Видел. О нем и речь.
– А почему ты его чахоточным зовешь?
– Так он кашлял не переставая. Я сюда, на озеро, в самую рань заявился. Есть у меня тут место прикормленное, там окуньки хорошо клюют. Сижу я, значит, под корягой, удочку забросил, а самому так курить захотелось…
– Ну ты даешь, малой! Курить ему захотелось!
– Да, захотелось. Сам-то я махорку курю. У меня кисет есть, я его от мамки в сарае под крышей прячу. Там темно, и пауки водятся размером со сливу, сети свои плетут. Я-то их не боюсь нисколько, а вот мамка…
– Боится мамка пауков?
– Еще как! Что с них, баб, взять?
Веня сдержал улыбку и спросил:
– А ты, значит, не боишься?
– Естественно.
– Ладно, храбрец, про беспалого рассказывай.
– Так вот, стою я по колено в воде, смотрю на поплавок, лезу за кисетом и – ну ты подумай! – роняю его в воду! Такое зло меня взяло. Тут вдруг слышу, в кустах шуршит что-то! Потом там что-то плюхнуло. Я удочку вытянул, вышел из своего укрытия. Вижу, мужик какой-то стоит. Сам худющий, в руках папироса дымит.
– А одет он как был?
– В плаще, под ним свитер, а еще сапоги у него солдатские, кирзовые.
– Ясно. Дальше что?
– Не выдержал я и кричу ему: «Дяденька, дай закурить». Он как меня услыхал, так свою папиросину едва не выронил. «Ты кто?» – спрашивает. Я говорю: «Данька я». Он: «А ты чего тут делаешь?» – «Рыбу ловлю. Что еще тут люди в такое время делать могут?» Он оскалился, сунул мне пачку и деру. Вот когда он папиросы мне давал, я и увидел, что у него на руке трех пальцев нет.
Старший лейтенант посмотрел в сторону озера и понял, что следственная группа уже собирается отправляться восвояси.
– А когда, говоришь, дело было? – спросил он.
– В понедельник, часов в пять утра. Да ты не сомневайся, дяденька. Это беспалый ту тетеньку убил. Я ведь когда к своей коряге шел, в камышах никакого мешка не было, а когда с беспалым встретился, он там уже лежал. Только тогда я на него внимания не обратил. Откуда же мне было знать, что там труп?
Они подошли к женщинам.
– Ну что, помог тебе наш рыболов? А то ведь идти сюда не хотел. Теперь дело за малым. Осталось того беспалого найти, – деловито сказала Варвара Алексеевна. – Ольга наша хоть и дрянная баба была, но убивать-то ее зачем?
Веня нахмурился и спросил:
– При чем здесь Ольга?
– Как это при чем? Что-то ты, милок, совсем уже умишком тронулся.
– Подождите! Убита Екатерина Колесникова, так?
– Не знаю я никакую Колесникову!
Веня бросился к берегу.
Санитары уже грузили тело в труповозку. Старший лейтенант приподнял простыню, которой было прикрыто лицо покойницы. Ее темные волосы были беспорядочно спутаны, на лице выступили пятна, а на шее виднелся огромный кровоподтек. Веня вернул простыню на место и отступил. Он узнал женщину, которую видел лишь на фотографии. На носилках лежал труп лаборантки межрайонной больницы Ольги Соколовской.
Часть третьяПацанка
Глава 1
Они сидели в кабинете и пили чай без сахара. Костин вполголоса костерил Митьку Евсеева, здесь отсутствующего, за то, что тот без спросу забрал из его стола почти полную коробку рафинада и умотал с ней в бухгалтерию. Сейчас Евсеев наверняка баловался сладеньким с главбухом Антониной Викторовной Мартыновой, приятной пышной женщиной с фиалковыми глазами и бюстом четвертого размера.
Костин сидел за столом. Перед ним лежала папка с документами, рядом с ней стояли графин и хрустальная пепельница, наполненная доверху. Старший лейтенант согнулся над бумагами, но явно думал о чем-то постороннем.
Зверев с интересом наблюдал за подчиненным, развалившись на кожаном диванчике, стоявшем возле окна. Он тихонько постукивал по своей чашке небольшой мельхиоровой ложкой и что-то напевал себе под нос.
Дверь вдруг резко распахнулась. В кабинет вошли полковник Корнев и следователь Виктор Константинович Кравцов.
Увидев начальника управления, Костин тут же вскочил. Зверев же при этом даже не шелохнулся.
– Фу, надымили, не продохнуть! – Корнев подошел к окну, распахнул его настежь и устроился за свободным столом.
Кравцов подошел к стене, прислонился к ней спиной и скрестил руки на груди.
– Итак, Виктор Константинович дал мне материалы по нашим убийствам и сообщил, что принято решение объединить все эти дела в одно, – сказал Корнев. – Павел Васильевич наконец-то снова в строю. Вениамин, твой начальник мне сказал, что в его отсутствие ты неплохо поработал, значительно продвинулся в расследовании, даже отыскал одну из украденных картин.
Веня вопросительно посмотрел на Зверева. Тот оставался невозмутимым.
– Павел Васильевич меня перехваливает, – заявил старший лейтенант. – Это ведь он, даже получив серьезное ранение, сумел нарыть столько всего, что нам и не снилось.