– Каким же именно? – уточнил Зверев.
– Беспринципным эгоистом! К тому же еще и трусом!
– Почему же вы жили с ним?
Юлия пожала плечами, грустно улыбнулась и ответила:
– Сами же, наверное, знаете, что сердцу не прикажешь.
– Как вы познакомились?
– В трамвае. У него не было билета, а тут контролеры. Дима начал кричать, что у него кто-то украл кошелек. Мне стало его жаль, и я заплатила штраф. Потом мы сошли на одной и той же остановке. Дима спросил, где я живу, и пообещал вернуть деньги.
– Вернул? – тут же спросил Зверев.
– Нет. Однако он пришел ко мне домой, сказал, что у него трудный период…
– И вы помогли ему устроиться в цирк.
– Говорю же, у него были трудные времена.
– Поэтому вы предложили ему кров, и он поселился в вашем доме. Ваш новый приятель крутил интрижки с другими женщинами, много пил, но вы так и не решились выставить его за дверь.
– У меня даже мысли такой не было. Конечно, мне было больно видеть, как он крутит романы направо и налево. Однако я боялась его потерять и все терпела.
– А эта история с картинами?
– Примерно месяц назад Дима в кои-то веки пришел не за полночь и, что самое удивительное, – трезвым. Он рассказал мне о картине, подаренной ему, и о двух других. На следующий день Дима где-то пропадал и снова вернулся рано. Оказывается, он сидел в библиотеке и изучал все, что касалось Шапиро и его картин. Такая активность и возбуждение уже тогда напугали меня. Потом Дима показал мне вырезку из газеты, где было сказано о том, что одна из картин Шапиро была продана с аукциона в Париже за пятьдесят тысяч франков, я поняла, что все это кончится плохо. После этого он съездил к матери и принес первую картину.
– А потом предложил украсть две оставшиеся, да? – сказал Зверев.
– Не сразу. Он несколько дней рассказывал мне про Париж, говорил, что если продать эти картины, то можно безбедно прожить всю оставшуюся жизнь! Дима несколько дней не пил и даже не смотрел в сторону других девушек. Ну а потом он действительно предложил мне их украсть.
– Вы ведь поначалу сказали ему, что не станете этого делать. Так дело было? – вмешался в беседу Корнев.
– Да, но он заявил, что в этом случае нам придется расстаться, и ушел из дома. Я не спала всю ночь, а на следующий день мы встретились в цирке. Дима сидел в обнимку с Милой Сониной. Это одна из наших статисток. Они смеялись! Когда я подошла к ним, Дима сказал, что между нами все кончено. Вечером он придет за вещами. В тот день я чуть не сорвалась с трапеции. Он это видел и понял, но даже не подошел ко мне после представления. – Юля снова стала тереть колено рукой.
– Вечером, когда Гурьев пришел к вам за вещами, вы сказали ему, что готовы сделать то, что он от вас требовал, – сказал капитан.
Юлия кивнула и проговорила:
– Он обнял меня и сказал, что теперь все изменится. Дескать, я непременно найду покупателя на картины и мы вместе уедем в Париж.
– Кому Гурьев собирался продать картины?
– Я не знаю. Дима просто сказал, что нашел покупателя, но мне кажется, что он врал. Я думаю, что главным для него было уехать из страны, а уж там-то он нашел бы того человека, который выложил бы за картины кругленькую сумму.
– Вы убедились в том, что квартира Сычевых опустела, спустились с крыши и забрались туда. Там вы увидели голодную кошку, не удержались и накормили ее молоком. При этом вы сняли перчатку, чтобы погладить ее.
– Да, все именно так и было.
– А чулки?..
Щеки девушки покраснели.
– Когда я увидела их, то вспомнила, что точно такие же носит Мила Сонина.
– Та самая статистка, с которой ваш ненаглядный Дима любезничал в тот день, когда ушел из дома!
Юлия кивнула и снова попросила воды.
Пока Зверев наполнял стакан, Корнев вмешался в разговор:
– Скажите, что вас связывает с Ольгой Соколовской?
Юлия с удивлением посмотрела на полковника.
– Соколовская? Кто это?
– Это любовница Завадского. Именно у нее дома мы нашли картину, украденную вами. Вы сами отдали ее Ольге?
– Я не знаю никакой Ольги. И картину Завадского я не брала.
– Тогда кто же ее взял? – выкрикнул Корнев. – Перестаньте отпираться! Вы проникли в дом доктора и застрелили его, когда он вас застал на месте преступления!
Юлия покачала головой, посмотрела на Зверева так, словно искала у него поддержки, поправила локон, слетевший на глаза.
– На следующий день после проникновения в квартиру Сычевых я действительно влезла в дом доктора Завадского, – проговорила она. – Дима сказал, что картина висит в зале над диваном. Однако там ничего не было.
– А Завадский? Он был дома? – спросил Зверев.
– Завадского в доме не было. Ни мертвого, ни живого! Я прошлась по комнатам, но так и не нашла картины с часами. После этого я покинула квартиру через форточку, поднялась на крышу и вышла из дома через другой подъезд.
Спустя несколько минут конвойный увел задержанную. Корнев принялся нервно ходить по кабинету. Веня по-прежнему что-то писал. Зверев откинулся на спинку дивана и спустя пару минут уснул.
Часть шестаяЯнки
Глава 1
Зверев проснулся на диване, стоявшем в кабинете начальника, и посмотрел на часы. Они показывали половину шестого. Было раннее утро. Капитан вспомнил вчерашний поздний допрос, не стал дожидаться прихода ни Леночки Спицыной, ни самого Корнева, а просто-напросто умотал домой и завалился спать уже в собственной постели.
Проснулся он уже в половине первого, потому лишь, что солнце поднялось и нещадно светило ему прямо в глаза. Павел приготовил кофе, выпил его, выкурил папиросу и после этого почувствовал себя значительно лучше. Так как время было уже обеденное, Зверев сварил картошки, порезал хлеба и открыл банку тушенки.
Насладившись этой нехитрой трапезой, он почему-то вспомнил военные годы.
В ноябре сорок первого он командовал стрелковым взводом и участвовал в обороне Ростова. Тогда они впервые столкнулись с моторизованными частями СС, созданными из личной охраны самого фюрера.
Перед боем их тоже накормили картошкой с тушенкой. В ней было полно песка. Он успел ее съесть. Сразу после этого начался артобстрел, а потом и бой.
Когда немцы захватили железнодорожный мост, им пришлось отступить. Они заняли оборону и сражались за каждый дом.
Именно тогда Звереву на глаза попалась маленькая девочка со спутанными волосами, бледная, худая, чем-то похожая на дикого зверька. Ее чулочки были порваны на коленках. Она выглядывала из подвала, с безучастным видом наблюдала за тем, как вокруг рвутся снаряды.
Павел сунул ей помятую банку тушенки, предварительно откупорив ее ножом. Девочка съела все. Жир со стенок она бережно собирала кусочком хлеба, тоже полученным от Зверева.
После этого он приказал одному из своих бойцов вывести ее из зоны обстрела.
Они погибли оба в тот самый момент, когда выбежали на соседнюю улицу. Снаряд разорвался в паре метров от них. Зверев потом проклинал себя за то, что невольно стал виновником смерти этой крохотной девчушки и своего солдата, выполнявшего его приказ.
Теперь Павел Васильевич закрыл глаза, и перед ним как живая появилась та самая девчушка в разодранных чулочках. Он вспомнил ее глаза, спокойные и усталые.
Точно такими же глазами на него недавно смотрела Юля.
«Чего это Степка так уверился в том, что именно Королева застрелила Завадского?»
Павел представил себе, как маленькая циркачка сжимает в руках огромный «люгер», и улыбнулся.
«Эх, Степка! Военные годы совсем отучили тебя думать рационально. Они сделали тебя хорошим солдатом, но хреновым опером».
Зверев провел на фронтах четыре года, но так и не стал по-настоящему военным человеком. Эти люди должны подчиняться начальству, со рвением выполнять его приказы, а он этого делать не умел. Павел жил для себя, по своим правилам, но при этом понимал, что никогда не нужно предавать тех, кто тебе близок.
Отбросив непростые воспоминания, Зверев позвонил Вене. Трубку долго никто не снимал, потом он услышал довольно резкое «Алло!».
– Кто там? – спросил женский голос.
Зверев положил трубку.
«А эта Катя не промах, не хуже ее бесшабашной сестренки», – подумал капитан и с пониманием дела кивнул.
Он был уверен в том, что Веня сейчас развлекается с симпатичной докторшей, и решил не мешать им.
«Эх, молодежь! А я что, хуже? – Зверев потянулся за своим блокнотом. – Отдыхать так отдыхать!»
Павел Васильевич набрал рабочий номер Виолетты Смирнитской. Он решил, что сейчас самое время искупить свою вину за сорвавшееся свидание. Приятный женский голосок сообщил ему, что Виолетты на работе нет, она немного приболела.
Зверев решил позвонить красотке на домашний, но, пока искал номер в своем блокноте, телефон пронзительно заверещал. Павел Васильевич снял трубку, даже не догадываясь, кому же он так срочно понадобился.
– Слушаю, Зверев!
– Это Петр! Надо бы встретиться.
Зверев по голосу не сразу узнал Петю Желудкова.
Тот не говорил, а прямо-таки шептал в трубку:
– Через час возле бойлерной. Будешь, начальник?
Зверев взглянул на часы и сказал обреченно:
– Буду.
Бойлерная, у которой Желудь назначил встречу, располагалась в самом конце Сиреневого бульвара. Здесь росли густые заросли орешника, и по утрам было полно собачников, приходивших сюда, чтобы выгулять своих питомцев.
Сейчас же здесь вроде бы не было ни души. Однако, когда Зверев обогнул бойлерную и направился к кустам, его кто-то окликнул.
Павел Васильевич увидел Желудкова, который высунулся из кустов и махал ему рукой, свернул с тропинки и тоже нырнул в заросли.
Желудь прошел на небольшую полянку, уселся на скамеечку, сделанную из двух бетонных блоков и подгнившей доски, и достал из нагрудного кармана бутылку дешевой водки.
– Тебе, начальник, не предлагаю. Ты такое не пьешь! – сказал Желудков, откупорил бутылку и сделал пару глотков из горла.