Он говорил, что на этом месте под нашими руками стремительно вырастет город-сказка, весь в апельсиновых садах. И вот тогда, в светлом послезавтра, свободные от проклятого быта, мы станем создавать нечто невиданное доселе в этом мире – Единый Коллектив гуманистического общества. Вся мощь космической науки, все ресурсы надгосударственной системы будут предоставлены нам! Нечто более великое, чем чудо технического прогресса, являлось нашей целью. Здесь, скрытое серым морем тайги, должно родиться первое в мире общество гуманистического типа. То, что даже еще не предсказано. Наше светлое послезавтра.
Мы ему поверили. М-да… а рядом с Гробовым стоял и оценивающе разглядывал нас своими узенькими глазками простой милицейский капитан, гарант прочности нашей веры, наш будущий бог-создатель, дьявол наказующий, палач, чудовище и отец родной капитан Раскин…
И закипел под нашими руками ажур-бетон, заползали монтажные краны-пауки, застучали вереницы составов от Сортировочной – как это было восхитительно тяжело!
А потом стало тяжелее. Приехали ученые. Как же они растерялись, увидев после тесноты своих лабораторий и полигонов гигантские пустые кольца Города! С чего начинать, за что хвататься? Помнится, профессор Нецветаев забился в истерике, когда понял, что землю для его любимых апельсиновых садов придется везти поездом неизвестно еще откуда, а в самих апельсиновых садах – зимние температуры, потому что еще не смонтированы системы отопления. И не просто не смонтированы, а даже еще и не разработаны, и ведущие специалисты по теплу стоят рядом, таращатся на стены многометровой толщины и не могут сообразить, как же и чем все это обогревать…
У ученых единого руководства, естественно, не было, и как-то получилось, что все пришлось организовывать, решать и утрясать опять же командирам, потому что мы были единственной группой, хорошо представлявшей Город – ведь сами же строили!
Братство противных, капризных ученых и энергичных вездесущих командиров сложилось постепенно, зато приобрело стальную прочность. Это как разум и руки. Хотя… сейчас Город работает как идеальные часы только потому, что командиры давно сравнялись в знаниях с учеными-разработчиками. Володя Чученов, например, вообще перешел в инженеры-конструкторы на завод дельтапланов…
– Главный вопрос – стоит ли продолжать работу по созданию Единого Коллектива, – неожиданно сказала Лена. – У меня, например, тупик.
Мы слегка обалдели. Голос у Лены удивительный. Одарена девочка выше всякой меры. Ей бы не оружейные системы разрабатывать, а собирать награды на мировых конкурсах певцов. Но она не поет, и даже говорит редко – и вовсе не потому, что смущается. Лена – снайпер боевой пятерки Кузьмина. Об ее непоколебимое спокойствие можно расшибать гранитные валуны. Она всегда действует целеустремленно, логически выверенно, и решение большинства проблем не доходит до стадии сомнений и неуверенности. Лена Елисеева никогда не позволила бы себе зайти в тупик!
– Мы же действуем, как каратели, – слегка порозовев, пояснила она. – Стреляем, выселяем, заставляем. Почитайте рапорты, ничего другого не найдете. Но нельзя же в светлое будущее загонять силой! В истории сколько раз уже такое было, да у нас и собственного опыта хватает – силой не получится! А как по-другому, я не знаю! И не знаю, где и от кого узнать. И от ученых ничего вразумительного не услышала…
М-да. Это она верно сказала. Ученых самих пришлось организовывать, вдохновлять и приобщать к яркой командирской жизни. И как это было тяжело, все хорошо помнят.
– Это главный вопрос, – кивнул Кузьмин. – Согласен.
Мы переглянулись. Желания спорить не обнаружилось. Конечно, я мог бы уточнить и поправить, но зачем? Основное Лена выразила верно, а по мелочам мы давно отучились бодаться. У капитана Раскина были простые, но эффективные методы воспитания немногословности – кроссы, например…
– Раскин! – выпалил я в озарении. – Мне кажется, Единый Коллектив у нас уже есть – это мы, командирский корпус! Ну и распространить опыт на весь Город! Капитан Раскин – отец наш родной, кто, как не он, должен знать, как создается такой коллектив? И я не понимаю, почему он в последнее время отдалился от наших дел…
Ребята в сомнении уставились на меня. Видимо, не хотели говорить что-то обидное о связи разума и возраста.
– Мы – не Единый Коллектив, – наконец взялся мне объяснять Володя. – Мы – элита. Тайный орден с очень строгим уставом. Нас сплачивает наша избранность. И точно такие же группы есть в любой силовой структуре. Просто мы еще и друзья – но это случайность, невероятная удача, которой может больше и не быть. И, кстати, твое предложение мы уже реализовали. Рота курсантов. Мы в нее отобрали практически всех подходящих по сетке требований. Остальных можно уверенно выселять на Сортировочную. Если не веришь, вспомни, как отбирали нас самих. А потом еще тренировали – и отсеивали.
М-да. Возразить нечего. С возрастом не всегда приходит мудрость, гораздо чаще – самоуверенность. Или маразм.
– Есть еще Гробов, – улыбнулась Александра. – Вроде его идея, вот пусть и…
– Стрелять, выселять, крутить хвоста, – буркнул Кузьмин. – Что он еще может предложить? Что, сами не догадались, что Единый Коллектив – вовсе не его идея? Так, подслушал где-то, нахватался по верхам, а создателя потерял – или привлечь не сумел…
Нам стало неловко. Да, официально считалось, что создатель Города – Гробов. Мы не спорили, ни к чему нам это. Только мы-то работали вместе с учеными и знали, сколько дыр пришлось затыкать в его проекте. Мы знали, сколько гениальных до безумия идей вложили в Город сотни безвестных ученых. Но создатель – Гробов. Так было удобно всем. Именно Гробов решал все вопросы в верхах, депутатствовал и заседал в комиссиях, гарантировал финансирование и защиту – так пусть и считается создателем. Но все командиры четко понимали, что Город – вовсе не его детище. Не по его масштабу идея, не его разума творение.
– Тупик, – печально подвел итог Чученов. – Что ж, будем надеяться и верить. И работать. Наши аналитики пусть работают тоже. Лена четко поставила вопрос – им осталось только дать ответ. Расходимся.
Вот и поговорили. Ощущение безнадежности – самое поганое из ощущений, хуже зубной боли. Но вот за что люблю командирский корпус, так это за то, что нас не сломить! Командиры, в жизни и смерти – к плечу плечо!
– Дмитрий Евгеньевич, вторым будете?
Это Гафаров, деловой и собранный, несмотря на ночную смену. Его предложение понятно и вовсе не относится к выпивке. Мы, командиры, стараемся с человеческим фактором в Городе контактировать не по-одному. Так психологически вернее – и нам, и им. Одно дело, когда командир в одиночку разоряется перед компанией наглых трактористов с Рудника, и совсем другое дело, когда с теми же претензиями подходит командирская пятерка. Со штатным снайпером наготове. Так что я, конечно, соглашаюсь, даже не зная сути дела.
– У меня новенький, – пояснил Женя на ходу. – Надо наставить на истинный путь. А то валяется в зеленой зоне…
Ну, там он и валялся по-прежнему. Невзрачный мужчина в потертом черном костюме лежал прямо на траве, приспособив под голову камень, и любовался небом. Или спал с открытыми глазами. Такое бывает, по себе знаю. Например, после ночной смены.
– Поднимитесь с травы, – посоветовал Гафаров не терпящим возражения голосом. – Здесь зона отдыха горожан. Скамеек достаточно.
Обычно от такого тона людей подбрасывает. Мне самому стало как-то неуютно, хотя я и не валялся в неподобающем виде на траве. Мужчина же только повернул к нам голову. Смотрел он почему-то не на Гафарова, а на меня.
– А вы что скажете? – с непонятным любопытством спросил он.
– Одежда ведь зазеленится, – брякнул я.
Мужчина явно сделал относительно нас какие-то выводы и сел.
– Моей одежде уже ничего не страшно, – сообщил он очевидное. – И относительно вашего замечания, командир Гафаров… ведь у вас не тюрьма? Пока нет? Для светлого послезавтра маловато свобод… но я рискну полежать. Мне солнце полезно для здоровья – и моему костюму тоже. Если будете убирать меня силой, заранее сообщите основания, любопытно, какая у вас фантазия.
Да, с Гафаровым ему повезло. Другой командир уже вызывал бы эвакуатор. Фанатично справедливый Женя поразмышлял – и только пожал плечами. Не было у него оснований, значит, тема закрыта. Хотя пожал он плечами с таким неприкрытым презрением к неряхе, что меня только от этого бы подбросило на скамейку. Мне не понравилось, как пошел контакт. Как-то… не по-дружески.
– Где собираетесь работать? – осведомился Гафаров. – И кем?
– А разве необходимо работать? – изумился мужчина. – Кафе у вас бесплатные, постельное белье какая-то танкетка сегодня привезла, напугала, кстати, до заикания. Предупредить не могли? А то появляется из стены такой глазастый жук с манипулятором – и сразу к постели, а я на ней лежу и не знаю, что будет. То ли белье поменяет, то ли жильца… э-э, о чем я говорил-то? О, вспомнил! Зачем работать-то? В апартаментах же все есть, и я подозреваю, что если чего-то не будет, то танкетка привезет. Информосеть у вас открытая, заходи и пользуйся. Кстати, мои поздравления вашим журналистам, удачная у них газета, приятно почитать. Одежда у меня… пока что есть. Да я вообще не нашел в Городе ничего платного, только улыбки и спасибо. А за Город я пока что не стремлюсь. Ну и – зачем утруждать себя обязанностями? У вас коммунизм, почему бы и не попользоваться?
– У нас не коммунизм, – холодно возразил Гафаров. – У нас очень зрелый капитализм. Город бесплатно ничего не предоставляет. За все услуги что-то вычитается из вашей зарплаты. А контроль у нас ненавязчивый – но очень надежный.
– Но я…
– А вы пока что живете в долг. Но учтите, долго это продолжаться не может. В денежном вопросе не поможет даже ваш статус гостя по белому списку.
– Ясно, – вздохнул мужчина. – Нигде бесплатно не кормят, даже на Асторе. Что посоветуете?