– Нужно лезть за ним! – воскликнула Катя, сбрасывая рюкзак и ища глазами веревку.
– С ума сошла? Куда ты собралась? – остановил ее Сергей.
– Туда!
– Он, быть может, уже мёртв!
– А если жив?
– Как ты туда спустишься? У нас даже верёвок длинных нет, – произнёс я, неодобрительно качая головой. – Ну, найдешь ты его, а дальше что?
– Но мы же не можем, просто взять его и бросить?
– Никто его не бросит!
Повисла очередная неловкая пауза.
– Ну, чего вы молчите? – Катюха, сама того не замечая, перешла на крик.
– Не бросим! Но и в эту дыру лезть – самоубийство! Я думаю, нужно идти вперёд. Здесь все туннели и коммуникации, скорее всего, должны быть связаны между собой. Где-то внизу мы его и найдём.
– Живого?
– Что за вопрос? Конечно, живого!
Освещая фонарями необычный коридор, наша группа торопливо двигалась вперёд. Он и вправду был необычным: Стены и потолок, из странного материала, напоминали по своему составу бетон – монолит, какой используется в современном строительстве. Потолок представлял собой плавную арку, покрытый густой, разноцветной плесенью. Кое-где, из тонких трещин, висели чёрные корни странных деревьев, неизвестно как пробившихся на такую глубину. Быть может, это были совсем не корни?
На стенах не было ни проводов, ни труб, ни каких-либо даже намеков на присутствие коммуникаций. Не было даже никаких креплений. Просто голые заплесневелые стены. А вот небольшие ответвления вентиляционных ходов, шахт и штреков отходили во все стороны от основной галереи. Однако попасть в них было невозможно – все перекрывали массивные, но уже порядком поржавевшие металлические решётки. Лучи света скакали по стенам, отбрасывая неестественные тени. Все выглядело мрачно и удручающе. Но, благо, хоть мусор, постепенно, перестал попадаться под ногами. Создавалось впечатление, что кто-то специально переносил его в самую широкую часть галереи, собирая по всему туннелю.
– Сколько мы уже прошли?
– Метров пятьдесят, не больше.
– А как по мне, так все пятьсот!
– Дышать как-то тяжело! Душно, – произнёс Серега, пыхтя как бронепоезд. – Жесть! Кислорода мало. Вентиляция вообще работает?
– Ты всерьёз думаешь, что она тут есть? – усмехнулся я, также тяжело вдыхая затхлый воздух.
– Фух! Автономная или независимая?
– Независимая? Это как?
Я хотел было попытаться объяснить общие принципы работы вентиляции, но вдруг понял, что мне этого очень не хочется, а учитывая, то место, где мы находились, можно лишь догадываться о том, каким чертом здесь налажена вентиляция. И налажена ли вообще?
– Не знаю! Слышал где-то, – соврал я, вместо того чтобы описывать устройство вентиляции.
– Хватит трепаться! Скорее! – с одышкой произнесла Катюха, быстрым шагом двигаясь по туннелю.
– Лучше бы так не нестись по туннелю, сломя голову!
– Почему? – спросила Катюха, удивившись.
– Да потому! Фух! Чтобы ещё кому-нибудь не провалиться!
– Или не влезть в какой-нибудь капкан! – добавил Дима. – А к этому воздуху – нужно привыкнуть. Взять под контроль дыхание!
– А ведь верно!
Группа немного сбавила темп, ибо замечание действительно было толковым.
За следующим изгибом, туннель резко пошёл на расширение, открывая взору огромное подземное помещёние, ещё более внушительных размеров, чем увиденная ранее ракетная шахта. Но, только на первый взгляд…
– Бог ты мой! Вот это пещёра! – присвистнул Серега.
И действительно, взору ребят предстала невероятная картина: Стены из странного бетона медленно, широкими наплывами сходили на скальную горную породу. Фрагменты бетона плавно исчезали, превращаясь в широкие, выдолбленные грубой силой пласты цельного камня. Выглядело так, словно плохой художник, попытался объединить две картины между собой – получилось не ахти как!
А вот пол все ещё был бетонный!
Свет фонарей выхватывал пространство метр за метром, когда внезапно наткнулся на массивную решётку, наглухо перекрывающую проход. Даже на первый взгляд, она казалась особенно прочной – толстенные прутья, толщиной с руку среднего человека, крепкая рама по периметру. И не смотря на её толщину, она тоже была сильно поедена ржавчиной. Настолько сильно, что казалась, пораженной проказой, будто человек во времена буйства чумы, средневековья. Отслоившаяся ржавчина клочьями и пластами висела на прутьях. С обратной стороны находился мощный засов – замок, также покрытый ржавчиной.
– Приплыли! Вот же зараза! – выругался Серега, ударив ботинком по решетке.
Лязгнуло. Осыпалось несколько кусков ржавчины.
– Тут не пройти!
– Угу! Сделано на совесть!
– Эй, а что это там? – крикнул я, указывая мощным фонарем на странную, механическую конструкцию, находящуюся почти в самом конце пещеры.
– Где?
– Да там, смотрите!
– Ого, да это же… Что это, чёрт возьми?
Там, у дальней стены, стояла необычная установка, увешанная механическими звеньями и шатунами, узлами и ременными приводами… Огромная бочкообразная емкость, большое стальное колесо. Также можно было различить емкости поменьше, трубы, котлы. Она была огромной, втрое выше человеческого роста!
– Да это же парогенератор! – вскрикнул Дмитрий, опознав устройство.
– Точно?
– Точно!
– Откуда ты это знаешь?
– Отсюда! – Димка порылся в дневнике и показал мятую фотографию! На ней был изображен тот же аппарат, один в один, только с более близкого расстояния. Вокруг него стояли люди, рассматривая его! Видимо, на фото был запечатлен момент первого запуска парогенератора ещё в те годы, когда это был верх технологий!
– Так! Значит, наш профессор был тут… Хотя, нет! Это невозможно! Какой же это мог быть год?
– А у меня другой вопрос! – произнёс я, осматривая древнее устройство.
– И какой же?
– Если его запустить, что можно включить или открыть с его помощью? Ведь не зря же он находится здесь, а не в ракетном комплексе! Интересно, это строители его установили, когда пробили сюда дыру?
– Нет! Он гораздо старее. Похоже, строители комплекса сами наткнулись на него, когда пробили проход. Устройство очень старое. Думаю, что его установили задолго до того, как сюда проникли строители ракетного комплекса.
– Паровой генератор! – хмыкнул Серега. – Это уже интересно!
Мы, молча, смотрели на старый механизм. Сколько ему лет? Кто его построил? Что он приводит в действие? Работает ли ещё?
Вопросы возникали один за другим, но никто их не озвучивал, хотя и так было понятно – ответы будут известны позже. Значительно позже, и только если мы пройдем через проклятую решетку, перекрывающую проход.
Я внимательно наблюдал, осматривал, оценивал и взвешивал напрашивающиеся решения и ответы. Чего суетиться? Паника и куча бесполезной возни тут не поможет.
– Откуда он здесь?
– Действительно сложный вопрос. – Дмитрий почесал затылок. – Не каждый день можно увидеть такое! Паровой генератор, это какой век такое породил? Восемнадцатый? Или раньше?
– Это не паровой генератор, а паровая машина, если быть точным! – задумчиво произнёс я, освещая её фонарём. – И на фото, кстати, тоже.
– А какая разница?
– Большая. Парового генератора вообще не существует!
– Ну, я просто неверно выразился, – смутился Дима, мельком взглянув на девушку. Однако Катюха даже не заметила этого. Она, слегка удивленным взглядом, попеременно смотрела то на меня, то на генератор.
– Знаете, похоже, что рабочие, которые присутствуют на этом фото, запустили машину, после того как попали в это помещёние! – начал отвечать я на свой же вопрос. – Скорее всего, это фото сделано тогда же, когда эту машину установили здесь. Но если это так, то запечатлеть тот момент на фото – невозможно!
– И почему же?
– Паровая машина изобретена в конце семнадцатого века, а усовершенствована для промышленности в конце восемнадцатого – начале девятнадцатого века. Эта машина является самой поздней модификацией, судя по ее виду. А фотоаппарат изобретен лишь в середине восемнадцатого, и более менее введён в эксплуатацию к концу века. При таком довольно влажном климате, она должна была рассыпаться в прах. А она стоит и вполне себе уверенно. Металл был другой, скорее всего какой-то сплав.
– Ого! Макс, я, конечно, знала, что ты многое знаешь! Но не настолько же, – удивилась Катюха.
– Немного знаю. Как раз недавно прочитал где-то, – чуть смутившись, задумчиво произнёс я, после чего, продолжил рассматривать механизм. – Данная паровая машина относится к числу существенно модифицированных. Скорее всего, середина или конец девятнадцатого века. А фотоаппараты в то время, не смогли бы снять такое изображение в условиях плохого освещёния! Значит, это не фото позапрошлого века! Да и наш профессор, если он вообще есть на этой фотографии, тут присутствовать не мог. Значит, это середина двадцатого века. Причем вторая его половина.
– Макс?!
– А?
– Ну, ты даешь! С тобой все в порядке?
– Да, а что?
– Да так. Вот это я понимаю – глубокие познания в истории. Тебе прямая дорога в знатоки!
– Все нормально. Это просто наблюдения. Сам не помню, просто где-то об этом читал, – непринужденно пожал плечами я, отвернувшись от решётки. – Много читал.
Я продолжил осматривать стены, потолок, пол. Снова воцарилась тишина.
– Макс! Значит, ты думаешь, фото сделали в середине двадцатого века?
– Похоже на то. И судя по всему, наш безумный профессор вполне мог быть среди людей, изображённых на этой фотографии.
Мы продолжали внимательно осматривать пещёру: Высокая, темная. Если в ней и была вентиляция, то совсем никчемная. Впрочем, понятно – годы не те, чтобы о вентиляции думали. Это полвека спустя – ещё ладно. Хотя кто их, инженеров этих знал?
Помимо паровой машины в правой, боковой плоскости, присутствовало что-то ещё… Что-то большое и массивное. Но за массивным выступом скалы, что именно там находилось, разглядеть не представлялось возможным.