Радостным ревом двигателя машина показала, как заждалась своих новых хозяев. Томимый долгим покоем железный зверь вновь вырвался на свободу и с показным наслаждением выполнял все любимые им команды, будь то «газ», «еще больше газа» или «полный газ». Красный кабриолет с черным верхом понесся вперед уже без подергиваний и хлопков, даря в ответ на столь мягкое управление безумное счастье езды. Уходя от возможной погони, парень вывернул на ближайшем повороте в соседний район, устремляясь как можно дальше от места, даровавшего ему счастье жизни, от места, принесшего боль. Платон рулил одной рукой, второй придерживая норовящую соскользнуть с кресла Лию. Долгую сотню метров он пытался вывезти ее из пограничного мира, вторую, третью, четвертую. Стрелки ручных циферблатов крутились быстрее, чем круглые районы сменяли друг друга за лобовым стеклом. Низкие домики, зеркальные высотки, бетонные, синие, блеклые, красные, деревянные, засохшие парки и наконец пустота.
За длинными складами без дверей и окон началось великое ничто, занимающее почти весь мир. Огромное полотно неизвестной природы с покоящимися точками-городами, как планеты разведенными на колоссальные космические расстояния. Пугающий необъятной пустотой без строений горизонт заставил Платона остановиться перед последним торчащим выше уровня земли делом рук человеческих – знаком «Вы покидаете Фрибург» с матерной припиской внизу.
Желающий разделить всю свою жизнь с Лией парень первым делом посмотрел на нее и, увидев испуганные глаза и открытый от удивления чувственный рот, облегченно вздохнул. Медленно и с тоской взял ее теплую нежную руку, даря каплю спокойствия пришедшей в себя девушке. Оба посмотрели вперед, на уходящую в даль тонкой лентой дорогу, окруженную зелеными, как на детском рисунке, полями, отделенными четкой линией горизонта от акварельного синего неба. Вдалеке виднелись высокие коричневые леса с массивами сосен и белыми вкраплениями берез. Все это диссонировало с унылыми фотографиями пейзажей, виденными ранее молодыми людьми. Природа сходила с плоских картинок и телеэкранов в широкий трехмерный простор, завораживающий красками и глубиной. Казалось бы, несколько обычных цветов, но с бесконечным количеством идеально подходящих друг другу оттенков они в тысячу крат превосходили постеры из книг и журналов. Манящая бескрайним пространством смертельная красота манила к себе, будоражила воображение, превышала безопасную дозировку счастья от быстрой и долгой езды.
Глаза парня и девушки снова встретились. Он готов был делиться своей прущей из всех клеток любовью, она готова была умереть от обреченности, вперемешку со страхом, наполнявшим ее, но желание жить ради таких непередаваемых мгновений счастья и красоты могло пересилить все что угодно. Тем не менее, стоило молодым людям понять, сколь прекрасен этот момент, как вся магия тут же пропала. Мимолетное чувство счастья, подобно капризному кванту, исчезает, стоит лишь его осознать, вянет, как роза в руке. И небеса поднимаются обратно, а сознание возвращается к тебе, наполняя руки и ноги невыносимой тяжестью бытия, а глаза – обычными, происходящими вокруг вещами, какие бывают видны из салона стоящего на краю дороги автомобиля.
Державшаяся за руки парочка беглецов оглянулась по сторонам, но древняя пошарканная дорога оставалась пуста и жители на окраину города не выходили. Казалось, люди по-прежнему в безопасности, но никто не мог предсказать, что будет в следующий миг.
– Сколько я была в отключке? – спросила Лия.
– Почти километр.
– В два раза больше, чем прошлый раз?
Ответа не последовало. Вместо этого Платон посмотрел назад, оглядывая дорогу на предмет закусочных или магазинов. Но глаза его цеплялись только за кучи промышленных отходов и ветхие бетонные стены низких складов. Нужно было либо возвращаться, либо мчаться вперед.
– Думаешь, они нас ищут? – спросил он, повернувшись обратно к девушке.
– Сам-то как думаешь? – Она говорила медленно, все еще приходя в себя, растягивала слова по одному. – Сбежали из-под ареста… Оказали сопротивление… Даже заперли одного.
– И столом еще в них швырнули, – добавил Платон.
– Тем более. Они и так нас за каких-то повстанцев приняли. Еще сомневались. Но теперь уж от нас точно не отстанут.
Мимо них не проехала ни одна машина, не прошел зазевавшийся пешеход и даже никто не глазел на блестящий на солнце красный автомобиль с мелкими рисунками, видимыми только вблизи.
– Погони не было? – спросила Лия.
– Нет, мы же их заперли в участке. Ну, в смысле я запер.
– Они же могут вызвать подмогу по телефону. У них есть все данные для объявления нас в розыск.
– Могут, но я надеюсь, что телефон разбился, когда я бросал в полицейского стол, – с надеждой сказал парень. – По крайней мере хочется в это верить.
– Ну, если в ближайшем будущем нас не схватят, значит они там заперты без средств связи и у нас есть шанс улизнуть как можно дальше от их грязных рук.
– В Александрию? – спросил Платон.
– Ты не обязан идти на такие жертвы ради меня, – ответила Лия. – Можешь вернуться домой… Хотя мы, блин, в розыске, и они знают, где мы живем.
– В Александрию, – утвердительно сказал Платон и надавил на газ.
Последний городской знак поравнялся с машиной, а затем остался далеко позади, утопая блеклым пятном в захватывающей все больше пространства в зеркале заднего вида дороге. Последние приковывающие взгляд дома стирающегося в памяти города, грозно возвышаясь над жалким клочком земли, утонули вслед за ним в отражении маленького стекла. Открытое Лией окно вогнало в салон свежий, бьющий в голову воздух, дарующий особое второе дыхание и окрыляющий чувством свободы. Счастливая девушка потянулась влево и склонилась к Платону, чтобы открыть и его окно, после чего два встречных потока воздуха вскружили им мысли и волосы. Бегущий по краям от дороги пейзаж мягко и стильно переливался зелеными красками, то возвышаясь чуть выше пологим холмом, то опускаясь ниже в темную сырую ложбину. Такое мягкое перетекание ландшафтов Селинии, отличалось от резких городских уличных видов.
Все еще дрожащий от высокой скорости Платон, держался на третьей передаче, неспешно смакуя уносящую все плохое в прошлое жизнь. Прекрасная девушка рядом, с улыбкой, что дороже всех богатств мира, убеждала в правильности совершенного выбора. В отличие от помнящего все прошлые городские поездки парня, захмелевшая Лия впервые осознанно мчалась вперед. Одна волна безумного кайфа накатывала за другой, будоража все клетки ее перерождающегося на ходу тела, заставляя пребывать в блаженном экстазе, какой не дадут никакие наркотики мира, никакие богатства и никакие слова. С радостной из-за высокой скорости улыбкой она дергала рычаги на расположенной посередине салона панели приборов. Некоторые из них не работали, другие не приводили к желаемому эффекту усиления наслаждения, но вот наконец желания были услышаны и из запрятанных в дверях динамиков заиграла бодрящая танцевальная музыка. Волны радиостанций плыли на далекие расстояния, позволив уезжавшим в машине молодым людям насладиться упоительными мелодиями, бьющими в такт их блаженства.
– Вот это кайф! – крикнула девушка, но слова захватила танцем и унесла прочь веселящая музыка.
Другой нажатый Лией рычаг с резким пугающим скрипом начал открывать брезентовую крышу. Медленно складывающимся веером траурный цвет над головой уступил место яркому голубому небу. Для описания запредельного уровня радости пассажиров слов уже не хватало, молодую парочку унесло на совсем иной уровень понимания. За границы трех известных науке измерений и за пределы всех известных эмоций. Они просто неслись по стремящемуся в бесконечность шоссе между зелеными холмами с редкими деревьями и массивными лесами вдали, сидя в красной машине без верха, согреваемые лучами солнца, но освежаемые леденящими душу потоками воздуха. Отрыв от тела и эфирный полет – вот что чувствует душа, отходя в свой последний путь. Но Платон и Лия не умирали, а, наоборот, были счастливы. Вся жизнь у них еще была впереди. Она ждала там, куда вело это устремленное в пространство шоссе.
Мимо полей с луговыми цветами, далеких ферм и незаметных болотистых рек. Прекрасное путешествие, цена которому – их собственная жизнь. Но сожженные сзади мосты не оставляли иного выбора, кроме как гнать вперед. Момент великого наслаждения, вот он, прямо сейчас, прочувствован и… закончен. Хранящий в себе вселенную счастья квант, который увидели и тем самым сломали. Ощущение себя целым миром снова схлопывается, возвращая тебя в привычное тело и наполняя пространство вокруг земными вещами. Салон машины и девушка на расстоянии вытянутой руки, нежно сжимающая твои пальцы. Вся остальная часть твоей некогда цельной души теперь просто далекое небо и медленно плывущие вдали лесные пейзажи. Вместо путешествия к другим планетам в космосе – путешествие к другому городу по дороге. Вместо пьянящего счастья – чувство жажды и голода. Лицо Лии с сошедшей с него улыбкой говорило о том же самом. Она уже не ловила открытым радостным ртом все наслаждение мира, какое только может пережить человек, а устало озиралась по сторонам. Обессилевший от голода парень все меньше давил на газ.
– Ты тоже хочешь есть? – спросил он посреди бескрайних лугов.
– Умираю как хочу, – ответила Лия.
Прожитое расстояние пробудило в них аппетит.
Платон решил остановить машину возле очередного дорожного знака. Может, чтобы посмотреть на пройденное расстояние, а может, его подсознательно продолжало тянуть к любым отголоскам цивилизации. Десятый километр по трассе М2 хранил о себе только эту скупую информацию без подробностей о ближайших столовых и ресторанах. Ситуация казалась безвыходной, но какие-то потаенные мысли не давали по-настоящему запаниковать и испортить свалившееся на молодых людей счастье езды.
– У меня же в рюкзаке еда! – спохватился Платон и полез на заднее сидение.
Странный запах, наполнивший остановившуюся машину он сначала списал на незнакомый ему доселе аромат полей и лесов, но, доставая увезенную из дома еду, он с сожалением осознал, что все лежавшие в рюкзаке пирожки сгнили от длительного перемещения, а особую, ни с чем не сравнимую вонь источали те, что были с мясной начинкой. Скривившись на па́ру с Лией, парень брезгливым движением выбросил смердящую упаковку на обочину, подальше в густую траву. Сухая зелень зашуршала и скрыла в себе редкий в этих краях мусор. Не обращая внимания на загрязнение окружающей среды, Платон сунул руку глубже и достал со дна рюкзака пару шоколадных батончиков. Попутно задев книгу и спрятанный пистолет, он достал и бутылку воды – нераскрытую и поэтому даже не пожелтевшую.