– Смотри, срок годности еще не вышел, – сказал он, протягивая девушке снек.
– Еще бы, их из одной химии делают, – брезгливо ответила Лия, но взяла единственную в радиусе многих километров еду.
Раздался шорох целлофановой упаковки и чавканье шоколадом с орешками и нугой, приправленным пальмовым маслом, бескрайние запасы которого сохранились у людей даже после Великого разлома. Оголодавшие беглецы мигом расправились с калорийной едой и запили ее одним на двоих литром чистой, почти не пахнущей, старой воды. Улыбки вернулись на лица. Первый совместный прием пищи парня и девушки, обернувшийся красочным пикником посреди тихой дороги, под милым взором лугов и лесов. Лия с наслаждением ловила лучи жаркого солнца, принимая воздушные ванны в наполненном до краев уютом кабриолете. Самые романтичные в жизни вещи мы совершаем, не задумываясь. Только так есть шанс искренне насладиться и ничего не испортить. Идеальное первое свидание куда лучше глупых ужинов в набитом людьми районном кафе.
– Червячка заморили, – радостно сообщил девичий голос.
– Только это все наши запасы, – свел брови Платон. – Черт, надо было больше с собой носить.
– Да ладно тебе, никто же не знал, как оно выйдет.
Ее улыбка прогоняла любую хандру и внушала странную уверенность в себе, в жизни и в будущем. А струящиеся вокруг лица кудри сошедшего на землю солнца питали энергией любого находящегося на расстоянии вытянутой руки человека. На обочине пустой дороги, между зеленых лугов и лесов, в залитой светом красной машине без верха, парень провел рукой по ее волосам. Та странная и безумная поначалу любовь, нокаутирующая сознание и уводящая почву из-под ног, стала приобретать конкретные и понятные очертания. Чувство взрослело вместе с телом, в котором томилось, как птица в клетке, безумствовало, рвалось во все тяжкие, сводя Платона с ума, вынуждая идти на безрассудства от боли неисполнимых желаний. Но на большой преодоленной дистанции оно со знанием дела успокаивалось, теперь с ним можно было нормально существовать. Расстояние расставляет все на свои места, ведь так говорят. А еще расстояние лечит.
– Айда гулять! – крикнула Лия зависшему в этих прекрасных мыслях Платону.
Она уже покинула автомобиль и резвилась на зеленой траве, разбавленной тут и там луговыми цветами. Пробегала между фиолетовых васильков, синих колокольчиков и желтых одуванчиков, как выбравшийся из заточения свободолюбивый зверек. Вместо выделенных государством восьми квадратных метров комнаты в ее собственности теперь была вся природа, все незанятые человеком пространства, огромные и прекрасные, как все неизведанное.
– Иди сюда! – кричала она, резвясь и танцуя, раскидывая в стороны руки.
Платон вышел из машины и, высоко поднимая ноги, как забравшийся в дебри турист, переступал по густой зеленой траве, постоянно запутываясь и застревая в корнях и стеблях растений. Каждый шаг давался ему с трудом, поэтому резвящуюся и носящуюся кругами девушку было невозможно догнать. Утопая все глубже в густоте мягких трав, он незаметно собирал цветы. С решимостью ловеласа засовывал руку в неизведанную глубину заполненных неизвестно чем зарослей и срывал ромашки, васильки, одуванчики. Воображение пугало травмой и откусанной до локтя рукой, но сердце не слушало ничего, вновь и вновь пересиливая страхи. Собирая цветы, Платон показывал спящим в растениях тварям, кто здесь хозяин. Мелкие паразиты были лишними на этом празднике жизни, а поэтому покорно сидели в густой траве. И так же, как все леса и поля, небо и вся земля принадлежали двум людям – окрыленной девушке и влюбленному парню.
Увидев, как беспомощно спутник пытается пробраться к ней через заросли густой травы, Лия вернулась обратно, порхая, как бабочка с цветка на цветок, неподвластная притяжению. С пылающими щеками подбежала к Платону и была ошарашена огромным букетом цветов, показавшимся из-за его спины.
– О господи! – воскликнула она.
– Это тебе, – сопроводил он букет скромными словами.
Лия выхватила сорванный наспех подарок и поцеловала в щеку своего заботливого кавалера, но, не позволив ему развить свой успех, побежала дальше, срывать исключительно одуванчики и скручивать их в венок. Каждый раз приседая и зажимая подмышкой дорогой сердцу, подаренный Платоном букет, она собирала все больше желтых растений с зеленой ножкой, а влюбленный парень шел рядом с ней и пытался помочь. Так они извилистыми путями возвращались к машине. Уже на обочине, возле красного кабриолета, Лия явила миру свой солнечный желтый венок и, надев его на золотистые волосы, стала спустившейся с неба звездой. Освещенные завистливым и бессильным что-либо изменить светилом, застрявшим на неблагодарном холодном небе, они сели в машину и, громко рассказывая что-то друг другу и смеясь, поехали дальше по пустой, принадлежащей лишь им дороге. Луга начали проноситься по сторонам от них, являя свою бескрайнюю непостижимую красоту. Хотелось усилить свое наслаждение, разогнавшись до предела и попав прямо в рай человеческих ощущений.
Образованный высокой скоростью ветер начал бить в уши и резать глаза. Рычаг в руках парня постепенно переключился с первой до самой последней, шестой, передачи, переполняя удовольствием с каждым новым тычком. Поначалу Лие нравился наполняющий пленяющий тело кайф, но потом она испугалась передозировки эмоциями.
– Давай не будем так гнать! – едва различимо прокричала она.
– А вдруг за нами гонятся? – Поймавший кайф парень пытался растянуть его еще ненадолго.
– Да черта с два. Кто же станет собой жертвовать? – кричала сквозь ветер Лия.
– А? Не слышу, что ты говоришь.
– Это потому что ты гонишь как сумасшедший! Сбавь скорость.
– Ни черта не слышу, – говорил он, смеясь.
– Да не гони ты так! – улыбаясь, Лия била его по руке.
Платон отпустил газ и постепенно вернул рычаг в положение компромиссной третьей передачи. Стало легче дышать, сердце передумало разрываться от убийственной дозы адреналина. Неконтролируемый чрезмерный кайф от поездки стал более приятным и расслабляющим. Лия даже перестала держать рукой солнечный венок в страхе, что он улетит с ее головы, а ногами больше не зажимала подаренный парнем букет. Теперь охапка луговых цветов спокойно лежала на оголившихся от сильного ветра коленках.
– Какой дурак станет тратить свое расстояние? – продолжила она уже спокойным голосом. – Им проще объявить нас в розыск и ждать, пока какой-нибудь полицейский сам наткнется на нас. Ну, либо мы на него.
– Думаешь, уже объявили? – задумался парень.
– Это смотря как долго те легавые останутся заперты. Надеюсь до Александрии нам ничего не грозит.
– Ну ладно, – успокоился Платон. – Поесть бы.
– Это да.
Линия горизонта перестала отдаляться. Полоска между землей и небом становилась все ближе, словно потеряв страх перед приближающимися людьми. Казалось, еще сотня метров, и они уткнутся в конец мира, в ангар киношного павильона, снимающего их жизнь. Это дало бы ответы на многие вопросы, но поднявшаяся на высокий зеленый холм дорога достигла его высшей точки и явила взору путешественников огромную, раскинувшуюся в бесконечность долину. Размером с небольшую страну, низина упиралась в серые скалы по краям и, словно написанное художником звездное небо, пестрела тысячами блестящих озер. Вода преломляла солнечный свет, создавая игру бликов для смотрящих на все это с высоты. Раскинутые между водоемами болотистые леса чередовались в едином орнаменте, как самый большой в мире ковер. При приближении автомобиля они постепенно сбивались в единую массу, закрывая собой большинство белых озер. Дорога спустилась с холма в самый низ явившейся взору долины. Как ни странно, вблизи все выглядело не так красочно и привлекательно. Накатил спертый запах гниющего сероводорода, ближайшие к дороге деревья настолько засохли, что представляли собой скелеты давно почивших растений. На лобовое стекло стали липнуть десятки расплющенных мух и множество зазевавшихся комаров. Глазам и рту тоже было не позавидовать – из-за бушующих вокруг машины потоков воздуха постоянно приходилось плеваться тельцами насекомых. Такая прекрасная с виду картинка местности на самом деле являлась оберткой очень невкусной и мерзкой конфеты. Прямо как покинутый Платоном и Лией район – чистый, светлый, с новыми таунхаусами и всеми благами жизни, оказавшийся гадкой тюрьмой, не принесшей ничего хорошего людям, а лишь заботливо стерегущей их от всех радостей свободного мира. Возможно, это было субъективное мнение вынужденных беглецов, но именно таким запомнится им родной город, ничего не поделаешь.
Наконец с новым пугающим приближением горизонта и взлетом дороги вверх закончился тонущий в насекомых болотистый край. Мучения были вознаграждены неожиданным аттракционом. Дорога начала попеременно подниматься наверх и проваливаться круто вниз. Несколько идущих друг за другом холмов заставили парня с девушкой испытать чувство падения, от которого захватывало дух и сжимало под ложечкой. Вверх-вниз несколько раз, до детских визгов и ахов, как в самых волнительных снах, и дорога снова устремилась ровной линией вдаль, со всех сторон окруженная коричневыми стволами деревьев. Приятно удивленные непривычными ощущениями резких взлетов и падений, они позабыли о неприятностях в пахучей низине с мухами и комарами, а возникший вокруг ровной дороги лес наполнял их носы приятным смолистым благоуханием.
– Если я сейчас же ничего не съем, то сдохну, – протянула Лия.
– Смотри, впереди знак. Надеюсь, там не только номер текущего километра дороги.
Приблизившись, они увидели торчащий из земли гнилой деревянный столб, держащий на плоской балке, как на плечах, несоизмеримо огромный баннер. На столбе блестел знак, говорящий о скорой развилке дороги, даруя надежду на хоть какую-то цивилизацию с присущей всему живому едой. Из надписей сверху огромными буквами красовалась «Александрия» с пугающими 2900 километрами до нее, а чуть ниже, на указателе правого поворота, выцветшими буквами значилось: «Приют дальнобойщика» – всего в километре томительного пути.