го, чтобы ускориться до человеческого бега и спастись от неминуемой смерти, но нас начало клонить в сторону. Правое колесо стало шуршать о гравий обочины, и автомобиль перестал разгоняться. Тогда Платон крикнул что было мочи:
– Поверни руль! Держись по центру дороги!
Я, чудом избежав грозившего стать последним в моей жизни обморока, нашла в себе силы и двинула руками, поворачивая огромный автомобиль. Либо приступ отнял слишком много сил, либо рулевое управление было тяжелым, но я пыталась изменить курс, словно капитан корабля, всем своим весом навалившийся на штурвал. Сначала мы перестали выезжать еще дальше на обочину, но куда больших трудов стоило вернуться обратно, на ровную гладь асфальта. Благодаря невероятным усилиям Платона машина снова начала ускоряться, достигнув темпа легкой пробежки, а я выравнивала ее по центру дороги, не давая успехам парня скатиться в тартарары. Пейзаж раскидывался по сторонам, глядя на нас неподвижными горами справа и равнинами слева, но все находившееся вблизи, будь то камни или кусты, быстро проскакивало назад. Мы продолжали следовать по дороге к нашей цели, очень медленно, но неотвратимо. Платон кряхтел сзади, а я поражалась его всесильной самоотверженности. Мой внутренний зверь медленно отступал, не поворачиваясь спиной, но нервно озираясь по сторонам, делал неуверенные шаги назад, ослабляя хватку клыков. Он рычал, скалился, истекал голодной слюной, но становился все меньше в тумане воинственного сознания. Я медленно приходила в себя, руля по дороге. В конечном счете машина разогналась достаточно, чтобы Платон мог просто подталкивать ее сзади, пытаясь хоть как-то перевести дух и обуздать рвущееся из груди сердце. Немного оживившись, я вышла на дорогу и уперлась в открытую дверь, помогая нашему транспорту ехать вперед. Правой рукой я все еще управляла рулем, чтобы держаться ровно по курсу. Таким образом мы вместе толкали наш автомобиль, остаться без которого значило лишиться всего. Убегать на далекие расстояния, а потом возвращаться назад, теряя и без того утекающее сквозь пальцы расстояние, было смерти подобно, поэтому мы, как улитки, тащили с собой все имущество, медленно, но верно, так же, как это маленькое животное, оставляя позади мокрый след, в нашем случае – след от пота.
Солнце издевательски смотрело на наши измыленные лица, пока бесконечная дорога тянулась мучительно медленно, как реклама между эпизодами любимого телефильма. Через несколько изнурительных километров мы добрались до строения, увиденного со скалы Платоном, и взяли курс чуть правее, на съезд с дороги. Только остановившись и распрямив затекшие спины, сквозь пелену пота на глазах мы смогли разглядеть странное здание с заколоченными окнами и забитую железным куском забора дверь. Крыша не заканчивалась вместе со стенами, а шла вперед очень длинным, тридцатиметровым, козырьком, подпираемым двумя рядами странных колонн с расставленными поперек навеса аппаратами.
– Похоже на заправку, – сказал мне Платон. – Я видел такую в кино. Водители выворачивают с дороги к этим расставленным в несколько рядов электрическим станциям и заряжают автомобили.
– Ну да. В кинофантастике, – уточнила я изумленно. – Только не понимаю, зачем тут этот большой козырек. Зачем закрываться от солнца и всегда чистого, теплого неба?
Мы продолжали задавать друг другу каверзные вопросы, будто хотели завалить сами себя на экзамене. Ответов не находилось, да и зарядные станции выглядели совершенно неработоспособными, что было неудивительно, ведь люди с радостью ездят на своих собственных автомобилях только в фантастических фильмах, а в жизни это самое глупое и смертельно опасное занятие. Не иначе как перед нами был призрак или декорация со съемок кино. Но я быстро избавилась от такой глупой мысли – во-первых, все здесь можно было потрогать, а во-вторых, никакой дурак не будет сниматься так далеко от дома. Не знаю, сколько мы простояли как вкопанные, но деваться было некуда, пришлось обследовать новое место на карте нашей жизни. Заправка была обветшалой и давно заброшенной, как отголосок неизвестной эпохи. Зарядные станции в каждом ряду насквозь проржавели и покрылись тонким слоем паутины, различимой только вблизи. Внутрь здания нам попасть не удалось – дверь оказалась намертво заколоченной, как будто местные жители пытались защитить себя от апокалипсиса. Наружу несло смесью вонючих запахов, отчего мы только обрадовались, что вход так надежно закрыт и никакая фантастическая тварь или обезумевший от бесконечного уединения человек не выбежит прямо на нас. Обойдя всю территорию заправки, ограниченную по краям плотным лесом, мы констатировали, что еды и воды здесь не найти. Не оставалось ничего иного, как выйти на дорогу и ждать проезжающий транспорт.
Вырываясь каждый раз из жутких лап неприятностей, мы тем не менее все ближе подбирались к пугающей красной черте, отделяющей нас от неудачи. Широкая полоса везения могла когда-нибудь кончиться – так мы решили, усевшись на пустую до горизонта дорогу. Ну, мы хотя бы перестали стареть и нуждаться в пище или воде.
Я не брала с собой ежеградусник, поэтому большая часть разговоров с Платоном так и осталась навечно жить посреди этой и дарящей надежду, и злополучной трассы в одном флаконе. Но одно из самых ярких воспоминаний всей моей жизни, конечно, не забудется никогда.
– Смотри, там что-то движется.
Я показала пальцем на мерцание в той стороне, откуда мы приехали. В нас сразу вселилась надежда на продолжение уже почти закончившейся белой полосы жизни и вера в удачный исход этого нежданного приключения. По мере того, как мерцающий луч превращался в очертания грузовика, мы все больше радовались и искренне обнимались. Тогда я впервые почувствовала Платона частью своей собственной жизни. Может, всему виной была эйфория от долгожданного счастья, но я поняла, что окончательно привыкла к парню, моему парню, и могла доверять ему. Мы удачно сидели слегка на обочине, относительно далеко от центра дороги, чтобы нас не задел пролетающий на большой скорости грузовик, но достаточно близко, чтобы водитель смог нас заметить и остановиться. Для надежности мы встали на ноги и замахали руками, чтобы не упустить такой редкий, выпадающий раз в вечность шанс.
Грузовик становился все больше, приближаясь все ближе и ближе. Отражавшее солнечный свет лобовое стекло наконец оказалось под слишком большим углом и перестало отсвечивать, обнажив салон. Когда оставалось уже меньше пятидесяти метров, я увидела лицо водителя и его странно испуганные глаза. Вопреки здравому смыслу он не тормозил, а, наоборот, разгонялся, повернув с середины дороги в нашу сторону. Многотонная фура теперь, словно поезд, неслась прямо на нас. От страха у меня все тело окаменело, будто вместо глаз водителя я смотрела в глаза горгоны. Слишком короткий миг, чтобы успеть среагировать, слишком быстро летящий на меня капот грузовика. В нескольких метрах от него я даже смогла разглядеть щели в радиаторе и шильдик фирмы-производителя, не в силах двинуть веками, чтобы от испуга закрыть глаза.
В последний момент я почувствовала крепкую хватку Платона, который с невероятной силой прыгнул в сторону, опрокинув меня далеко на обочину. Движение было столь быстрым, что мы сильно ушиблись, но худшее оказалось позади – фура промчалась мимо. Более того, из-за такого резкого поворота на край дороги в попытке нас сбить водитель теперь вывернул руль в другую сторону, чтобы не улететь в кювет. Транспорт начал вилять, как на горной дороге, и мимо нас стали змейкой проноситься груженные контейнеры. То приближаясь, то отдаляясь от наших замерших на обочине тел, как на смертельном серпантине, они словно хвост змеи следовали за головой с запозданием. Волнами отдавался резкий поворот кабины в хвост груженого автопоезда. Так и не сошедший с дороги благодаря усилиям водителя состав начал медленно тормозить, уже не грозя нас задавить. Я насчитала около двадцати прицепленных к фуре контейнеров, растянувшихся на пару сотен метров.
Радость спасения от неминуемой смерти сменилась паникой, когда дальнобойщик вышел на дорогу и побрел к нам. Переглянувшись, мы решили убежать в ближайший к заправке лес, но, встав на ноги я поняла, что подвернула лодыжку и не могла быстро двигаться. Тогда Платон спрятал меня за ближайшее дерево, а сам метнулся к нашему автомобилю, мирно стоящему в закутке у заправки. Когда безумный водитель подошел достаточно близко, чтобы мы смогли расслышать его слова, мой парень уже стоял в изготовке, держа в руке разводной ключ, – тот самый, благодаря которому он смог избавиться от трех хулиганов. Ну и благодаря полиции. Наверное, только благодаря полиции, но это неважно. Главное – что он меня защищал. Потом мы услышали голос водителя.
– Вы обычные люди?! – кричал он. – О господи, что я наделал! Вы живы?
В недоумении мы смотрели, как он приближался, высоко вскинув руки.
– Не могу поверить, что я чуть не сбил живых людей! Простите меня, все из-за этого места.
Я смогла доковылять до Платона, и мы вопросительно переглянулись. Водитель же, увидев разводной ключ, остановился в десяти метрах от нас и продолжил разговор оттуда. На нем были синие джинсы с подтяжками, красная рубашка в клетку поверх выпирающего живота, синяя кепка, а загоревшее лицо покрывали возрастные морщины. Глаза впали и были как у грустной, но верной собаки.
– Просто это место, – сбиваясь продолжил он, – слишком пугающее. Поверьте, это ведь мой единственный в жизни рейс, и я просто не знал, чего ожидать.
Мы с Платоном продолжали недоверчиво слушать, наблюдая, как пот стекает с его лица, а руки трясутся от паники.
– Меня предупредили, что на четырехсотом километре стоит здание-призрак, – продолжал он, сняв головной убор и обмахивая им себя, словно веером. – Якобы оно было здесь еще до Великого разлома, вроде заправка для электромобилей… Как будто людям они нужны… Но, так или иначе, ходит байка, что работники этого здания в момент катастрофы забаррикадировались внутри и с тех пор не видели солнечный свет.