инезонах. Многие из них разводили костры в ржавых железных бочках и пытались пожарить крыс, держа их перед собой на деревянных палках. Они изобретательно вертели их в воздухе, позволяя калорийному блюду быстрее приготовиться, но рассеянно роняли еду прямо в огонь, когда мы проезжали мимо. Забросив свои занятия, они одурело шагали по направлению к машине, и страшно было подумать, что бродяги могли с нами сделать, заглохни наш спасительный красный кабриолет. Некоторые из них бросались мусорными обертками и шприцами, но из-за слабости не могли даже попасть в машину. Вот что случается с решившими жить вечно людьми. Желая меньше двигаться, они совсем выжили из ума и деградировали. Нужно ли такое бессмертие ценой потери здравого смысла? Останавливаться и спрашивать у них не хотелось.
Миновав последние жилые кварталы, мы оказались посреди бескрайних руин старых зданий, столь низких, что было видно целое поле потерянных в пространстве творений древних людей. А может быть, инопланетян, как говорит официальная власть. В любом случае правильного ответа я не знала, зато смогла найти в своем градуснике рисунок серых руин и добавить некоторые детали, не успевшие отложиться у меня в голове при въезде в город.
Рисунок становился насыщеннее, а любые намеки на цивилизацию наконец остались далеко позади. Мы вернулись в полюбившееся мне царство зеленых полей, коричневых гор, синих рек и белых берез с непременно ярким солнцем над головой. Дорога снова тянулась пустой лентой до самого горизонта. Дарующий счастье адреналин повышался от быстрой езды, а на наши лица вернулись улыбки. Ни дать ни взять самые довольные люди в мире – сытые, с полным баком топлива и пожизненным запасом еды, с надеждой найти врача, излечиться от приступов и прожить долгие солнечные круги в спокойствии и безмятежности такой вот окружающей нас природы.
Стоит ли говорить, насколько сильными чувствами я прониклась к Платону, принесшему в жертву ради меня все, что у него было. Я осознала, что с каждым километром мы становились все ближе. К тому моменту мы уже почти всегда держались за руки, гладили друг друга и делали нежный массаж. И как все еще молодые люди, мы не могли долго стоять на середине романтических отношений – душа требовала большего, а тело ей потакало.
Наполненные счастьем свободы и близости, мы остановили машину на обочине посреди бескрайних зеленых лугов с высокими дубовыми рощами вдалеке и слились в столь жарких объятиях, что солнце заревновало нас ко всему белому свету. Я обнимала крепкую спину Платона, целовала его огрубевшее лицо, царапаясь о щетину, ощущала его нежные руки. Спинки передних сидений сложились вперед, расширив пространство заднего дивана, и мы наполнились друг другом прямо в открытом кабриолете. Ощущение открытости всему миру лишь возбуждало, а пустая до горизонта дорога защищала нас от чужих глаз. Мы скользили по бежевому сидению, как по шелковой простыне, на которой я всегда мечтала этим заняться. Но все оказалось еще прекраснее, чем в моих ожиданиях. Невозможно было вообразить место лучше этого, а мужчину – смелее и приятнее, чем Платон. Он так страстно погружал нас в танец стареющих тел, что от восхищения я не могла ничего контролировать. Я просто плыла по неведомому космическому течению с яркими взрывами новых звезд и прощальными вспышками погибающих. Я видела космос, будто сошедший со страниц фантастических журналов, тот самый, который скрывает от нас ревнивое солнце. Я наполнилась его бесконечностью, впустила в себя без остатка и зажгла на небе звезду, видимую лишь нам с Платоном.
Потом мы очень долго остывали, приходили в себя, общались только улыбками и поцелуями, а особенно сложные выражения передавали игрой рук и через касания тел. Не было смысла уточнять, кому принадлежал весь мир – тем, кто осмелился покорить себя и его, двум самым прекрасным созданиям в рассекающем трассу красном кабриолете. И хотелось надеяться, что впереди нас ожидает самое лучшее и прекрасное.
Словно в подтверждение этих мыслей, через двадцать километров я поняла, что беременна.
Глава 6
Градусник путешествия. Продолжение.
Что может испытывать ставшая беременной девушка? Как минимум большие гормональные и психологические изменения. Но для описания того, что испытываю я не найдется никаких слов. Столь стремительно все происходит, что новые ощущения все больше превосходят степень моей готовности к ним. Ведь еще несколько градусов назад я была простой студенткой, писавшей диплом, а теперь превратилась во взрослую женщину с первыми морщинами на лице. Это было ужасно – увидеть наброски старости в отражении бокового зеркала. Никогда прежде я не менялась столь стремительно, ведь обычно живешь столь медленно, что успеваешь привыкнуть к незаметным изменениям облика. А теперь бац – и все меняется на глазах, машина расстояния работает на полную катушку, ускоряя жизнь в сотню раз. Но в отличие от нашего автомобиля, способного двигаться задним ходом, направление у жизни только одно, и это пугает. Мои соседки по комнате все еще учатся на четвертом курсе универа, дописывают дипломы, возможно, уже расхватали первые главы моей работы себе, но, чего греха таить, вернуться я уже не могу, так что им нужнее. Все мои бывшие ровесники только начинают свои третьи тысячи километров, берут от жизни все, наслаждаясь своей молодостью, а я стремительно попадаю в презираемую ими старость. Рамки приличия требуют послать моим соседкам весточку, но в глубине души я понимаю, что мы никогда не были близкими подругами – просто тусовались вместе, копировали повадки друг друга и пытались перещеголять всех в науке следования за модой. Слепо повторяли за всеми прически, необычные словечки и даже узор шнурков на одинаковых розовых кедах. Наверное, сейчас стал модным другой цвет, и все, как обычно, ринулись в магазин за фломастерами и красками, перекрашивать свою обувь или что угодно еще, чтобы красоваться перед парнями. До первой мелочной ревности, которая всех рассорит. Вот что такое молодость, а вовсе не дружба до гроба, как мне тогда казалось.
Господи, я уже говорю как старуха! Точнее пишу. Но правда остается правдой – оторвавшись физически от связывающей меня с подружками моды и одних на всех увлечений, парней и выпивки, я не нахожу никакой другой связи с ними. Никакая это была не дружба. А вот с Платоном, жившим в соседнем доме и не разделявшим наших увлечений, тогда казавшимся совершенно чуждым, словно пришелец с другой планеты, я теперь чувствую самую крепкую связь. Хотя мне и сравнивать-то не с чем – это единственная в моей жизни душевная близость. Была единственной, до последнего момента, пока внутри меня не образовалась новая жизнь.
Говорят, беременность принято растягивать на три четверти солнечного круга, чтобы женщина привыкла к осознанию рождения в ней новой жизни, освоилась с изменившимся набором разбросанных взрывом гормонов и все такое. Но у меня есть только пара градусов, не больше, иначе приступ меня убьет. Поэтому, как только начинается головная боль, мы мчимся дальше. Все чувства переворачиваются с ног на голову, я теряю понимание происходящего, словно выброшенный в открытый космос человек. Свет солнца мне кажется темнотой, а закрывая глаза, вместо темноты я оказываюсь в удивительном мире красок. Они раскручиваются из центра мироздания, как распускающиеся цветы бесконечной последовательности Мандельброта, плавно меняя свой цвет, как природа оттенки пейзажей. Я будто попала в застенки лабораторий Шестого рейха на темной стороне Земли, которым нас пугает правительство, и надо мной проводят безумные наркотические эксперименты, проверяя, какую дозу первитина может выдержать человек. Вены бурлят коктейлем из всей периодической таблицы химических элементов. Сознание отключается, я не могу ничего понять, просто пишу заметки, интуитивно подставляя слова.
Платон едет очень медленно, уже наплевав на риск возможной погони. Просто сохраняет минимальную скорость, чтобы меня не разбил новый приступ. Он сказал, что при беременности они нежелательны. Единственный адекватный человек в радиусе многих километров пытается спасти и меня, потерявшую связь с реальностью, и нашего будущего ребенка. Чертовы деревья возле дороги кружатся в вечном шторме бескрайнего океана одиночества, не позволяя разглядеть ни единого островка жизни поблизости.
Один раз Платон даже попытался залезть на сосну, чтобы, подобно тому случаю со скалой, поискать вдалеке признаки цивилизации, но я запретила. Не хватало еще, чтобы мой единственный защитник сломал ногу и мы бы оказались лицом к лицу с поджидающим свой момент приступом. Приходилось довольствоваться видом, открывающимся на резких подъемах дороги, когда оказываешься на несколько метров выше всего тебя окружающего. Ничего, кроме сосен и далеких гор с растущими на склонах деревьями, словно камни с мягким слоем зеленого мха, расположенные вблизи. Только вот эти огромные исполины лежали в десятках километрах от нас, но для меня под переизбытком химии в мозге ничем не отличались от покрытых мхом валунов у дороги. А еще эти птицы… черные звезды, притягивающие свет, вместо того, чтобы его отдавать. Кутерьма красок, вакханалия слов. Стоило нам избавиться от опасности городов с их полицейским розыском – запастись топливом и едой на тысячи километров, как ситуация перевернулась с ног на голову и из-за беременности мы теперь остро нуждались в каком-нибудь клочке цивилизации, где хоть что-то знают о родах и новорожденных детях. Такая вот долгожданная свобода, обернувшаяся необходимостью снова искать людей. Кто-то великий сказал: дайте человеку все, что он желает, и он объявит, что его обманули.
Дошло до того, что мы начали останавливаться каждую сотню метров, чтобы дать мне возможность хоть как-то прийти в себя, а заодно чтобы и нам обоим свыкнуться с увеличившимся на тысячу километров возрастом, превратившим нас во взрослых женщину и мужчину. Платон беседовал со мной как психолог, помогая ухватиться за остатки разрушенного гормонами и старостью сознания – шутка ли, абсолютно другой человек и внутри, и снаружи меня. А еще одна новая жизнь, тоже внутри, уже шевелила своими протоконечностями.