Но я была спасена, ведь мучивший голову зверь отступил – он пока еще не мог ускориться больше нашей машины. Солнце все так же светило сверху, даря всем одинаковое тепло – и заблудшим душам, считавшим себя порядочными людьми, и порядочным людям, считавшим, что они запутались в жизни. Мы вернулись на трассу М2 и уже рассекали пространство в желании поскорее приехать в Александрию. Недостижимая, казалось бы, цель становилась все ближе и нам требовалось как следует к ней подготовиться. Вокруг проносились березы, тополя и прочие невиданные нашим сыном деревья, рисовались коричнево-зеленые горные пейзажи с синими вкраплениями озер. Все было ему в новинку. Мы часто останавливались, ехали очень медленно, подгоняемые только болью в моей голове, и безустанно продолжали обучение мальчика, стараясь компенсировать ему хоть толику потерянного детства с его безграничной возможностью новых познаний. Ни о чем другом мы так не заботились – запаса сухих пайков должно было хватить почти до конца дороги, топлива тоже оставался почти полный бак. Разве что мы вынуждены были оставить свои вещи в этой безумной деревне, все, кроме ежеградусника, нашей одной на всех книги, и улыбающегося черепа какого-то неизвестного нам создания. Мы боялись, что Альберт начнет всерьез разговаривать с ним, держа на вытянутой руке, как в какой-нибудь фантастической драме, и постоянно отвлекали от дикой игрушки своими уроками, обнимашками и всяческой заботой.
Он становился высоким и сильным молодым человеком, а мы старыми и неопрятными стариками. Циферблаты наших браслетов крутили стрелками как сумасшедшие, пытаясь успеть за пройденным расстоянием. Можно было испугаться старости и замереть на месте в ожидании смерти от приступа, но Александрия – финальная цель – становилась все ближе, и уже ничто не должно было нам помешать.
Платон сказал, что нам нужна нормальная одежда, ведь мы оставались в деревенской. Окружающий нас мир, к счастью, стал более оживленным – местами мелькали силуэты маленьких городков, ферм и заводов. Даже изменившийся воздух говорил нам о приближении к центру цивилизации. Останавливаться прямо у жилого поселка и заниматься с сыном становилось все опаснее – ненароком можно было попасться кому-то на глаза.
– Я уверен, что нас уже объявили в розыск, – шептал мне Платон, когда сын не мог слышать. – Надо его подготовить.
И мы стали рассказывать нашему разменявшему двенадцатую сотню километров сыну всю предысторию его столь молниеносного прихода в сей бренный мир. Мы остановились у обочины, дорога все еще оставалась пустой – какой дурак захочет ездить, но прилегающие поселки, судя по пыхтящим трубам заводов, кишели людьми. Однако в помощь нам была черная копоть из тех самых труб. Мы старались передвигаться под покровом особо сильного выброса, покрывавшего всю дорогу. К счастью, смог почти не рассеивался, и частенько мы ехали почти в темноте. И вот, стоя так в дыму, почти не видя солнца, мы объясняли нашему подростку, почему оказались в розыске и почему нельзя нарушать закон.
– Но ведь иначе бы ты умерла, – говорил он высоким, но уже с прорезающимися мужскими нотками голосом. – Вы не преступники.
– К сожалению, власти считают иначе.
Еще мы упомянули нашу случайную связь с каким-то подпольщиком и тайной полицией, хватающей бунтарей, – чтобы подготовить сына ко всевозможным сюрпризам, поджидавшим нас в Александрии, приятным и не очень. Проблемы и опасности взрослой жизни слишком рано набросились на него со всей своей мучительной неотвратимостью, но подросток мужественно их выдерживал, продолжая расспрашивать нас о мире и задавать вопросы, ответов на которые не знали даже мы.
Незаметно уроки умудренных жизнью родителей и растущего сына превратились в дискуссии равных людей. Например, он понимал, как работает автомобиль, но спрашивал, как именно из угля производят бензин. Мы этого не знали. Он разбирался в географии, геологии и химии, но спрашивал, что находится на темной стороне Земли. Мы точно не знали. Предположения о существующем там загадочном Шестом рейхе казались ему надуманными и недоказанными. Он узнал все о физике и расстоянии, но не мог понять, как работают наши браслеты, на основании чего они так точно отслеживают движение? Мы тоже не знали. И так далее.
Погруженные в занятия и бесконечные остановки под смогом, мы сделались угольно-черными. Но если руки и лица можно было отмыть в ближайшей реке, то с белой деревенской одеждой было сложнее. Ткань пропиталась копотью так сильно, что уже не отстирывалась. Даже машина почернела, превратившись из прекрасного красного жеребца в катафалк. Но это было нам на руку, ведь полиция должна была искать именно красный «Норд Шеви». Хотя мы все равно спрятали автомобиль за дорожными кустами, когда решили заглянуть в ближайший город в поисках нормальной одежды. С придыханием мы готовились показать сыну реальный мир с нормальными, образованными людьми. Он волновался, в точности как все дети перед поступлением в первый класс или на первый курс вуза. Стоя у нашего единственного имущества – автомобиля, уютного и безопасного, мы пожелали друг другу удачи и, взявшись за руки, пошли по ведущей от трассы дорожке, стараясь не привлекать излишнее внимание.
В отличие от нашего образцового Фрибурга, построенного, как выяснилось, ради красивой картинки для телеканалов и газет, все остальные города были похожи на трущобы из криминальных боевиков. Мы даже не запомнили, как называлось это поселение, но встретило оно нас высокими черными домами с забитыми досками окнами, грязью на улицах и голодными бродягами возле костров. Они так долго стояли на месте, что мерзли и, чтобы немного согреться, жгли свое имущество в стальных бочках из-под топлива. Можно ведь было просто прогуляться под вечно-палящим солнцем, получив от него тепло, но они не хотели – так сильно держались за свою жизнь, лишенные всяческого рассудка, переставали думать и что-либо понимать. Они не хотели тратить даже несколько метров, чтобы наброситься на нас в надежде чем-нибудь завладеть. Просто недоверчиво смотрели исподлобья, пугая мертвыми до глубины души взглядами. Совсем не то мы хотели показать Альберту. Испуганный, он шел между нами, не веря своим глазам.
– Так живут только бедные районы, – говорила ему я. – Когда мы приедем в столицу, там ты увидишь нормальных людей.
Мы продвигались вдоль одинаковых десятиэтажных почерневших бетонных зданий. В третьем по счету оказался долгожданный магазин, без витрин и рекламы, просто с маленькой вывеской за стеклянной дверью с надписью: «Магазин». Еще ниже была приписка: «Только по талонам». Мы с ужасом поняли, что стремительно нагнали розничный кризис, еще не дошедший до окраин страны. Пессимист расстроился бы, но, так как я старалась держать свой стакан наполовину полным, обрадовалась, что отсутствие у нас денег больше не создавало проблем.
Магазин располагался на относительно большом перекрестке, возможно, являвшимся центром этого маленького мрачного городка. Рядом стояла доска объявлений с нашими фотографиями. Никто не замечал сходства с нами. Только мы с Платоном помнили, как выглядели перед побегом из полиции, двадцать пять сотен километров назад. Это было словно вспышкой из прошлого – два молодых, улыбающихся лица, взятых полицией из университетского альбома четвертого курса. Парень с девушкой в самом начале жизни, с полными счастья глазами, излучающими надежду на то, что все у них сложится хорошо. Но вместо этого на их фото смотрели постаревшие на полжизни копии, морщинистые, посеревшие, с поблекшими волосами, лицами и надеждами. Сложно было поверить, что под заголовком «Внимание, розыск» действительно были мы. Прошлое встретилось с настоящим в мире, где все неподвижное замерло в бесконечном существовании. До сих пор удивляет, что можно так быстро упустить свою жизнь.
– Мам, пап, это вы молодые? – догадался сообразительный сын.
Я сорвала фотографию и позже вложила в свой градусник, на добрую и вечную память.
Внизу объявления о розыске было описание нашей машины, значит мы правильно сделали, что спрятали ее за городом. А еще правильнее было бы поскорее оттуда убраться. Наверняка кто-нибудь уже догадался, что на расстоянии в две с половиной тысячи километров от места побега мы должны выглядеть старше, и рано или поздно на нас выйдут новые ориентировки. Стало страшно от мысли, что нас засадят в тюрьму лишь за то, что я попыталась выжить. Но, к сожалению, а может быть, к счастью, закон одинаков для всех. Я решила оставить мужчин на улице, а сама прошмыгнула в магазин. Без денег и талонов оставался один только выход – незаметно взять лишнее и никому не нужное. Когда уже совершил тяжкое преступление, становится глупо мелочиться и избегать мелких краж.
Пока Платон с сыном стояли на углу, пытаясь сойти за местных, я метнулась в торговую лавку и, прячась от продавца за длинными рядами еды и одежды, набрала несколько брюк, рубашек и платьев нужных размеров. К моей удаче, электричество в городе тоже экономили, и ни одна лампочка не горела, а сквозь забитые досками окна почти не проникал солнечный свет. Относительно светло было возле продавца, но в остальных углах царил полумрак. Я с трудом вглядывалась в бирки с размерами. Иногда в темноте различала таких же начинающих мародеров, как я. Так что заколоченные окна не защищали от воров, а наоборот, помогали им вершить свои черные делишки. Вдобавок радио продавца играло так громко, что любой наш шорох сразу же тонул в припеве или проигрыше группы «Культ красной устрицы».
Собрав необходимую одежду в мешок и не устояв перед кражей десятка энергетических батончиков, я выскочила из магазина прямо в руки своих мужчин. Крупный, внезапно появившийся у нас багаж не мог не вызвать подозрение окружающих, и уже в следующий момент с дальней стороны грязного серого перекрестка нам засвистел полицейский. Мы побежали назад, к месту, где спрятали свою машину, а служитель закона бросился вслед за нами.
– То, что мы сейчас делаем, тоже незаконно, – выкрикивала я на бегу Альберту. – Это очень плохо и нельзя так делать.