Переулок с темными пятиэтажками закончился широкой городской улицей, петляющей между высотками, растущими вдаль, как рисовые террасы все более и более высокими силуэтами. Сверху, местами перекрывая небо, тянулись трубы снабжения, окутавшие город, как большой аквапарк. Они начинались у верхушек высотных домов и огромными щупальцами тянулись над головой в самые отдаленные районы города. До центра оставалась всего пара километров, и, разумеется, над всеми довлел грозный небоскреб в образе человека. «Он как атлант, держащий на плечах небо», – подумал Платон. И судя по запрещенной книге, он будет повержен, ведь история эта, как оказалось, не о прошлом, она о будущем.
Пугало только, что, несмотря на эту новую информацию, они с Лией бегут прямиком к атланту, вместо того, чтобы предусмотрительно держаться на безопасном от него расстоянии. Но других вариантов найти сына не оставалось, так что и сомнения отпали сами собой.
– Аккуратнее, прячь голову, – повторял Платон.
Хуже потери сына может быть только потеря сына и жены, поэтому он пытался максимально обезопасить ту, благополучие которой хоть как-то от него зависело. Когда они останавливались передохнуть, он пытался встать так, чтобы закрыть ее своим телом как можно с больших углов.
Город возвышался над отрядом повстанцев, отколовшимся от остальной группы, давил своим грозным видом на психику сбежавших из счастливого детства двух уже немолодых путников, коими являлись Платон с Лией. В такой ситуации шансы на победу в сражении казались минимальными, но, к счастью, все остальные, выросшие в Александрии повстанцы, были достаточно натренированы и морально крепки. Они действовали прямо как отважный спецназ, ведомый генералом песчаных карьеров.
Уже при первых звуках стрельбы улицы мгновенно очистились от гражданских, а все окна предусмотрительно закрылись приготовленными для такого случая досками, поэтому дома выглядели сплошной декорацией к фильму про конец света. Разбросанные по тротуарам мусорные баки переворачивались бегущими инсургентами, чтобы за ними легко было прятаться от неприятеля. Когда очередной квартал зачищался от полицейских, отряд переходил дальше, к следующим укрытиям. Платон с Лией бежали в арьергарде своей боевой группы, поэтому ныряли за баки, уже пройденные бунтарями. Следом за новыми союзниками они занимали их укрепления, стараясь не высовывать головы, но и сильно не отставать. Из центра города подъезжали автомобили специального назначения, и сидевшие в них блюстители правопорядка вступали в перестрелки с бунтовщиками. Стоял невообразимый грохот из-за выстрелов и взрывов гранат, но пережившие подземную стрельбу люди уже не так сильно реагировали – сказывались привычка и полученная ими небольшая глухота. Платон с Лией не замечали, как общались друг с другом исключительно криком, почти ничего при этом не слыша. В состоянии шока, держась на одном только бьющем через край адреналине, они просто не замечали таких мелочей, как глухота или крик.
Первые несколько автомобилей полиции вскоре оказались взорваны, а у разбросанных вокруг них тел патрульных быстро забрали оружие. Через несколько кварталов все оставшиеся в живых бойцы повстанческого отряда уже были обвешаны огнестрелом с ног до головы, как солдаты удачи – бравые наемники из боевиков, но далось это дорогой ценой. По меньшей мере трое их товарищей полегло, а еще двоих ранили, и предводитель отряда тратил драгоценные метры, чтобы выломать двери ближайших домов и спрятать их у напуганных горожан. Переживать о том, что подлые жители с промытыми телевизором мозгами вызовут полицию, уже не приходилось – все карты были раскрыты, и власти и так знали, где их противник и какая опасность угрожает режиму в этот конкретный момент. Поэтому до раненых никому не было дела.
Священник Павел пользовался такими паузами, чтобы отпеть души убитых по обе стороны воображаемых баррикад. Чудом избежав смерти в метро, он надеялся, что сами инопланетные боги оберегают жизнь своего пастыря, чтобы тот мог нести слово божие павшим душам и готовить их к отправке высоко-высоко вверх, гораздо дальше палящего солнца.
В отличие от столь отчаянного апостола, Платон и Лия почти не высовывали голов из-за укрытий и перебегали между мусорными баками и опустошенными полицейскими автомобилями. От былого озноба не осталось и следа. В уличном тепле их одежда высохла, а страх попасть под шальную пулю заставлял кровь в жилах буквально кипеть. Несмотря на обилие пережитых в поездке приключений, этот градус был явно самым насыщенным на события и самым тяжелым в их жизни. Подходящие к шести тысячам километров стрелки циферблатов Платона и Лии говорили о слабости стареющих тел, о том, что не надо строить из себя героев и нарываться на бой. В их положении уже само следование за боевым отрядом было сродни достижению. Особенно после учиненного в тоннеле геройства.
– Да упокоится душа раба твоего, – произносил Павел, отрешенно склоняясь над очередной жертвой сражения, а потом смотрел на нашивку с именем и произносил его.
Нашивки были на всех спецназовцах и полицейских. А в случае смерти повстанца находящиеся рядом бойцы сообщали его имя, если, конечно, знали. Попутно они отстреливались от набегающих волнами врагов. Ситуация становилась отчаянной и бесперспективной на первый взгляд. Одна лишь слепая вера в победу над заклятым врагом поддерживала силы и волю нескольких оставшихся в живых «детей свободы». Вдобавок к этому обязанность следовать инструкциям двигала их дальше по улице, иначе бы они давно уже разбежались по домам. Ну или по местам, когда-то давно называвшимися их домами. Платон с Лией знали, что авангардный отряд из соседнего убежища тоже пробивается через орды противников, а поэтому отчаянно продвигались за бывшим начальником станции, несмотря на кажущийся фатализм положения.
Готовясь к неизбежному, Платон вдруг понял, что неприлично будет умереть, не узнав имя лидера их отряда, поэтому подполз вплотную к ближайшему бойцу, чтобы исправить этот недочет.
– Как зовут старшину отряда? – крикнул он что было мочи, чтобы такой же оглохший от стрельбы человек смог его услышать.
– Кирилл! – раздался хриплый голос в ответ. – Кирилл Власов!
Как только уставшие путники наконец узнали имя начальника, прогремел взрыв гранаты, и их осыпало осколками стекол автомобиля, за который она упала. Платон тут же схватил за руку Лию и помог ей укрыться за кузовом покореженного транспорта, закрывая ее своим телом. Лежавший рядом повстанец прятался возле них, а остальные члены потрепанного отряда, оказавшиеся в этот момент у стены высокого дома, укрылись за самодельными щитами из кусков билборда, упавшего с одного из рекламных столбов. Какие же товары могли рекламироваться горожанам в момент всеобщего дефицита и карточной системы? Правильно, товаром этим было название правящей партии и фотография лидера с добродушным призывом прийти на очередные выборы. И, судя по недовольным выстрелам и взрывам по всему городу, выборы эти были столь же разнообразными, как предлагавшиеся по талонам товары.
– Господи, зачем эти люди убивают друг друга?! – взмолился Павел, когда очередная пуля состригла прядь его черных волос.
Он сидел на корточках посреди дороги и был открыт для обзора на многие метры вокруг, но строгий вид миссионера и священный овал в руках говорили о его куда более возвышенной роли в этом побоище, чем у других, вооруженных, людей, поэтому специально в него никто не стрелял, что, впрочем, не гарантировало ему спасения от случайных пуль.
– Не думаю, что ошибусь, если назову это войной! – крикнул ему прятавшийся за машиной Платон.
Священник подошел ближе и, стоя во весь рост, как ни в чем не бывало продолжал разговор:
– Неужели все эти люди с обеих сторон не понимают, что лучше жить в мире и согласии!?
– Понимают, но у каждого понятие мира и согласия свое… Да господи, сядьте вы уже!
Платон протянул руку и силой посадил Павла на землю, чтобы кузов машины хоть как-то защитил его от летящих со всех сторон пуль. В этот момент в нескольких метрах от них, вдоль тротуара, под прикрытием куска стального баннера проползал начальник отряда Кирилл. Он задумчиво посмотрел на священника и суровым, холодным тоном сказал:
– М-да, такой простодушный человек точно не мог быть шпионом.
Кирилл даже не кричал, но грубый голос нюхнувшего пороха бойца раздавался громогласно, будто из иерихонской трубы. Впрочем, иронию мог заметить только он сам, ведь для всех остальных слово «Иерихон» означало только название их отряда и ничего больше. Просто красивая игра звуков. Хотя глава отряда и не выказывал никакого раскаяния, в глубине души Платон надеялся, что он действительно жалеет о том, как в итоге повернулась ситуация. «Просто сейчас не самое подходящее место, чтобы отвлекаться на эмоции», – думал он.
Кирилл прополз до конца квартала, где сгорбленные светофоры образовывали некий крест. Вслед за ним, прикрываясь щитами, проследовали и пятеро выживших членов отряда. Казалось, что поражение восстания неминуемо, но бойцы знали, что делать, и слепо следовали инструкциям. Прикрываясь от яростного обстрела, ведущегося из дальнего дома, они смогли достать из полицейского автомобиля ручную ракетную установку и, хладнокровно выждав момент, когда противник начнет перезарядку оружия, высунули ее из укрытия. Засевшие в укрепленной квартире полицейские не успели среагировать на мгновенно выпущенный снаряд, и в следующий миг стена дома, стоящего на другой стороне перекрестка, озарилась пламенем и раздался громкий хлопок. Взрыв усилили и взорвавшиеся у полицейских гранаты. Три этажа оказались полностью выжжены, будто возвышающийся над этой сценой небоскреб-атлант решил избавиться от поселившихся в доме паразитов. Один огненный шар – и паразиты мертвы. Священник лишь растерянно развел руками, сказав:
– Надеюсь, инопланетные создатели этого не увидят.
После чего выстрелы прекратились. Над оплетенным трубами-щупальцами городом лишь поднимался черный дым.
Как потом оказалось, участок города, выпавший на долю отряда «Иерихон», был самым сложным, на нем располагались исключительно лояльные правительству организации, и даже если бы все члены отряда с красными повязками полегли, это вовсе не ознаменовало бы собой смерть восстания. Все остальные кварталы, центр города и предместья, быстро перешли в руки сопротивления, кое-где при полном согласии низших чинов полиции, разделяющих недовольство политикой считавшей себя властью кучки людей. Разумеется, победа была лишь тактической – понимающие всю тяжесть войны с государством повстанцы ожидали скорого ввода преданной ему арми