Она чуть было не расплакалась, но смогла сдержать слезы, замершие в уголках глаз. Платон обнял ее и взглядом показал сыну, что лучше оставить их наедине. Горячему, молодому, возможно, влюбленному юноше дважды намекать не пришлось, и в следующий момент он уже возвращался к своей Анжелике. Родители остались вдвоем и закрыли глаза, погрузившись в свой мир счастья и красоты, открытый ими сразу же после побега. Они представили себя далеко-далеко от кровавых улиц Александрии, в теплом зеленом поле с луговыми цветами и деревьями, растущими только для них двоих, с холмами и величественными горами на горизонте. Они были единственными в радиусе сотен километров людьми, и весь мир природы и чистоты существовал только для них. Они представляли, как слышат шелест травы под ногами, журчание родника и щебет птиц на деревьях. Если каждому дан только один самый счастливый в жизни момент, который навсегда останется с ним, то для Платона с Лией этим моментом было вынужденное блуждание в полях. Если бы не приступы, заставляющие стремительно нестись по просторам, эта пара никогда бы не узнала истинного райского счастья. Такова была горькая правда жизни.
Мужчина вынул спрятанную за пазухой книгу и вручил своей любимой. На яркой обложке рябело море и из синих глубин выпрыгивал кит, почти задевая название «Моби Рик». Лия вспомнила, как познакомилась с мужем в момент чтения этой волшебной книги. Вспомнила, как приступы помешали дочитать чарующую историю, и исполнилась беспредельного признания к Платону, который не забыл об этой ее детской страсти и нашел посреди бунтующей Александрии новый экземпляр любимого произведения.
Державшая в себе эмоции Лия наконец разрыдалась прямо в плечо своего мужчины, но слезы эти были от счастья – великого чувства, очень редко посещающего бегущую от приступов женщину. Но в тот момент она благодарила бога за все, даже не самое приятное в ее жизни. За все, что привело Лию к этому месту, к этому волшебному мигу.
Глава 9
Приготовления к штурму велись полным ходом. Каждый занятый в операции бунтовщик имел четко определенную задачу и не мешал общей координации сотен людей. Все их движения дополняли друг друга и гармонировали с общей целью, как звуки сотен музыкальных инструментов, собранные в единую симфонию. Как обитатели одного большого муравейника, они строили в одном месте и разрушали в другом. «Дети свободы» вынужденно спешили, ведь скоро их должны были окружить с двух сторон – с фронта перед ними возвышался колосс правительства с засевшими внутри офицерами Главного управления, а с флангов стремительно и неотвратимо стягивалась регулярная армия с пугающим смертоносным оружием. И хотя восставшие знали, что большинство угрожающих рассказов о нем – ложь, в любом случае у страха, как известно, глаза велики. Никто не показывал слабины духа, но под маской отваги, внутри, почти все дрожали. Особенно это касалось молодых участников восстания, еще не до конца позабывших о легкой наивности беззаботного детства. Ввиду этого молодежи отводилась второстепенная роль, более легкая работа, будь то перевязка раненых, добыча провианта с соседних складов или поднос стройматериала для баррикад. А опасные, связанные с войной задачи выполняли только матерые мужчины и редкие храбрые женщины. Переживавшие за свое чадо Платон и Лия остались довольны этим раскладом и даже посмели надеяться, что их маленькая семья сможет пережить этот кровавый градус. Под лучами теплого солнца в момент затишья казалось, что добро, пусть и самопровозглашенное, обязательно победит.
Но любое восстание было бы слишком легким без неожиданных происшествий и внезапных козырей из бездонных шулерских рукавов власти. Ее карточная партия только началась, а столом для игры был весь город и вся страна.
В одно мгновение все без исключения улицы Александрии наполнились шумом из ретрансляторов – динамиков, торчащих вместе с камерами на углах многих зданий. После небольшого хрипения послышался голос диктора, глубокими нотами объявившего о начале выпуска экстренных новостей. Раздался предваряющий любую передачу гимн страны. Громкость музыки то нарастала, то убавлялась и наконец остановилась на одном идеальном уровне, чтобы всем горожанам было хорошо слышно. Как только все стихло, вернулся суровый глас диктора с сообщением о бунте наркоманов и пьяниц в Александрии. Гнусное очернение «Детей свободы» традиционно было самым главным элементом борьбы против них. Для сокрушения врага нет средства проще, чем просто утопить его в клевете, которую некому опровергнуть. Диктор из динамиков начал нарочно отрицать факт захвата столицы, чтобы идущее за победителем большинство не подняло головы и не отвернулось от бессменного лидера. Проникающий во все уши голос сообщал местным жителям, как «вышедшие из-под контроля люмпены потерпели поражение во всех частях города и в данный момент окружены возле здания правительства, а их лидеры не выдвигают никаких требований, только издают несвязное наркотическое мычание». Этот дерзкий, отчаянный ход госпропаганды был направлен как на нейтральных жителей столицы, запершихся в домах, так и на колеблющихся членов восстания. Для всех остальных было очевидно, что Александрия почти полностью контролируется освободившимися от диктата людьми, по крайней мере до прихода основных сил армии. А была ли армия действительно так опасна, как говорили в новостях, или же представляла собой раздутый мираж, предстояло увидеть воочию.
«Дети свободы» словно залили воском уши, чтобы не отвлекаться на психологическую атаку развешанных по всем крышам трансляторов. Бунтари уже совершали последние приготовления к взрыву ворот здания, а тысяча репродукторов, словно зависшие под небом цеппелины, продолжали сбрасывать бомбы лживых слов:
– Нашими спецслужбами установлено, что финансировали заговорщиков враждебные элементы из Шестого рейха, плетущего свои козни с темной стороны Земли…
Платон вспомнил, как все детство слушал эту историю про жутких врагов и испытывал наивную детскую радость, что у него есть президент, способный защитить от постоянной угрозы. Теперь Платон вырос, послушал альтернативное мнение и стал сомневаться, существует ли вообще этот Рейх или хоть какая-то жизнь с другой стороны планеты? Или его выдумали для запугивания людей, чтобы они сплотились вокруг правящей партии и не хотели никаких изменений?
Гневные взгляды стреляющих в репродукторы «детей свободы» давали на этот счет однозначный ответ.
– Во брешут! – кричали одни.
– Не надоело еще? Даже детвора уже над этим смеется, – вторили им другие.
Все бойцы казались единой обозлившейся массой. Из общей картины выбивались только священник Павел, стоявший на коленях в самом центре перекрестка и возводящий руки к небу, да Платон с Лией, затаившиеся на углу улицы. Укрывшись своими куртками, они следили за ходом событий.
– Как мы уже сказали, почти все пьяницы и наркоманы схвачены, но, если рядом с собой вы увидите оставшихся на свободе бунтовщиков, просим незамедлительно сообщить по номеру 101, и за ними приедет специальная гвардия, многочисленные члены которой в данный момент зачищают площадь перед домом правительства…
– Ага, зачищают! – кричал один из бунтарей. – Тогда почему мы их здесь не видим?
– И никуда они не дозвонятся, мы ведь первым пунктом плана отключили всю телефонную связь.
Раздался хохот толпы. Последние приготовления к штурму уже завершались, а защитные баррикады росли, как стальные грибы после кровавого дождя, и гордо смотрели в стороны возможного появления армии. А голос диктора продолжал зудеть, травмируя смыслом высказываний всю адекватность и логику слушавших его горожан.
– Как нам только что сообщили, телефонная связь в городе отключена, разумеется, по приказу нашего лидера, объявившего план «Перехват». Поэтому вместо звонка в полицию рекомендуем вооружиться любым колющим или режущим предметом и попытаться самостоятельно обезоружить ближайших к вам бунтовщиков.
Судя по количеству пожертвованных горожанами вещей, нужных для строительства баррикад, запуганные и голодные люди не очень-то горели желанием поддерживать летящую в пропасть власть. Но чаша весов в любой момент могла перевесить в другую сторону, ведь активных бунтовщиков была лишь малая доля населения, а остальные горожане лишь пассивно наблюдали за происходящим с твердой решимостью поддержать победившую сторону.
– А теперь, в непростой для лидера нашей нации момент, мы повторим фильм о нашем великом лидере Вячеславе Селине, посвященный его недавнему юбилею. Для того, чтобы как можно большее количество жителей нашей страны смогло приобщиться к биографии великого, да что там, святого человека, фильм будет транслироваться в формате радиопостановки…
Молчавший с самого начала прямого включения Павел внезапно заговорил своим протяжным тенором, разительно отличавшимся от голосов прочих людей, благодаря чему мгновенно был всеми услышан.
– Не сотвори себе кумира! Так гласит заповедь церкви инопланетных создателей. Почему же государственная религия так легко позволила нарушить священное повеление и назвать обычного человека святым?
Платон не хотел ничего говорить, но, испугавшись того, с какой грубостью может быть дан ответ разгневавшихся на власть бунтовщиков, решил спасти своего нового друга от неприятностей и откликнулся:
– Сейчас правительство занято спасением своей власти, и такие мелочи, как несоответствие каким-то сказанным ими раньше словам, в данной ситуации их не волнуют.
– Как это не волнуют! – испугался Павел. – Вся власть, она же от богов. И никакие события не должны позволить об этом забыть.
– Они говорят то, что им выгодно, – вмешался оказавшийся рядом Глухарь. – В мирный период было важно убедить народ, что власть главе государства дана высшими силами. А когда настает пора жестких мер, они говорят, что глава государства и есть сама власть. Святой в облике человека. Высший абсолют, альфа и омега.
– Что хочет сказать этот солдат? – удивился священник.