Их встретили необъятные просторы холла с недосягаемыми потолками. Чтобы титаническое здание не обрушилось на свой же первый этаж, потолки эти держали скульптуры, огромные, высотой в десять метров и почти нагие. Лепнина и мраморные барельефы на стенах дополняли атмосферу чрезмерного шика сошедших с ума господ. Смущало только множество трупов, но все старались не обращать внимания на этот неизменный атрибут любого восстания. Пахло кровью и мраморной крошкой. Следы мирной группы ученых и докторов расходились пятнами крови по всему этажу и рисовали путь к сверкающей золотой лестнице в самом конце гротескного холла.
Лия с Платоном шли в самом конце отряда. Непривычно высокие потолки вызывали головокружение, вынуждая смотреть под ноги. Вместе с тем вид окровавленных трупов порождал не менее сильное желание перевести взгляд вверх, так что положение путников, зажатых между Сциллой и Харибдой, было незавидным. Превозмогая отвращение, они поднялись на первый пролет шикарной парадной лестницы и, устроив привал, стали ждать, пока «дети свободы» разберутся, где в лабиринтах здания искать научные институты и медицинские центры.
Павел как раз благословил на вечную жизнь последних на тот момент жертв перестрелки и сел на пол, жадно вдыхая пыльный воздух. От усталости он ничего не слышал, но для всех остальных людей многочисленные динамики продолжали вещать правительственные сообщения:
– Правительство благодарит верных сынов Отечества, не поддержавших восстание. Последние оставшиеся в живых повстанцы подло прячутся в домах мирных жителей, но истинные патриоты своей страны вызывают отряды полиции и сдают нарушителей в крепкие руки закона. Мы благодарны каждому выполнившему гражданский долг и дополнительно сообщаем, что за помощь в аресте повстанцев будет выдаваться пять талонов вне очереди. За каждого.
– Они думают, что если сильно поверить в собственное величие и слепо твердить о нем на каждом углу, то так оно и останется, – сказал Глухарь.
Он будто поймал волну и еще долго заходился вдохновляющей речью, поднимая боевой дух верных бойцов. Звуки стрельбы уже давно не слышались, и впервые с начала восстания бунтовщики поверили в реальность своего успеха, забрезжившего где-то вдали. Отчаянное вранье диктора из динамиков лишь придавало им уверенности в победе. Загнанная в угол тирания, по их мнению, отбивалась из последних сил, шла ва-банк, рычала волком на краю пропасти.
Воодушевленный речами лидера штурмовой отряд понесся зачищать следующие этажи, попутно расстреливая динамики, а группа ученых и докторов склонилась над добытым скаутом планом здания в поисках научных лабораторий и всего тайного и секретного. Высокие умы не разделяли самонадеянности бойцов и опасались, что с приходом армии восстание захлебнется. Ученые пытались как можно быстрее добраться до древних знаний, не питая себя иллюзиями, что после победы революции все не станет еще хуже. С серьезными лицами они изучали план здания, почесывая бороды.
Лия с Платоном остались с учеными на широком пролете лестницы возле закрытых лифтов, сгорали от нетерпения и тряслись от страха – в любой момент мог начаться очередной приступ головной боли. Как они уже заметили, смертельный недуг стал проявляться по несколько раз в градус. Все чаще и чаще. Это сводило с ума. Но оставалась надежда. Стараясь поддержать в себе моральные силы, уставшие путники сели возле своего друга Павла.
– О, рабы божьи, мы снова вместе, – со вздохом сказал тот.
У прошедшего огонь, воду и мраморный зал священнослужителя совершенно переменилось лицо. Взгляд уже не был доверчиво-простодушным, а в мыслях перестала царить одна лишь слепая вера в инопланетных создателей. Теперь там поселились зачатки веры в бессмысленность жизни и смерти, в недопустимость происходящего вокруг зла. Эмоции изменившегося мужчины имели нотки цинизма и отвращения к самому́ факту своего существования, из-за которого он вынужден был видеть весь обнажившийся ужас мира.
– Смотрите, сколько народа убито, – продолжил он. – А я цел и невредим. Боги меня берегут, чтобы я смог благословить как можно больше душ на Царство инопланетное… Не находите это странным?
– Мне кажется странным здесь все, – грустно ответил Платон.
– Вот и я о том же. Если кто-то из наших создателей так радуется смерти людей как способу спасти их бессмертные души, почему бы ему сразу всех не прикончить? Взорвать все ядерные запасы или сбросить на Землю Солнце? Бах, и все души одномоментно спасены, и вот они уже невидимые несутся сквозь вселенную к апофеозу всего мироздания. Чё они медлят?
– Я не знаю, – ответил Платон и погладил лежавшую на его плече голову Лии. – Знаю только лишь, что мы не хотим умирать, поэтому приехали сюда в надежде на излечение.
Путники воспользовались заминкой ученых, долго изучавших огромный план здания, и рассказали Павлу свою историю. Сложно было представить, но до сих пор он почти ничего о них не знал. Платон с Лией спасли его, затем он спас их. Эти действия говорили обо всей троице больше, чем любые слова, но теперь пришла пора пообщаться, и священник знакомился с событиями их жизни. Единственный друг на всем белом свете, он выглядел человеком в расцвете сил, прожив на целую тысячу километров меньше, но суровое, будто каменное лицо с грубыми скулами и волевым подбородком делало его несколько старше. И разумеется, как Платон и все дошедшие сюда из метро мужчины, он уже оброс бородой. Внимательно выслушав историю пары из Фрибурга и поразившись их бегству от приступов, он покачал головой.
– Даже не знаю, что и сказать… А молиться вы, я полагаю, не пробовали?
– А какой смысл? – Лия свела брови вместе. – Сотням убитых людей это явно не помогло.
Павел почти оскорбился богохульством в ее словах, но вместе с тем не смог ничего возразить.
– Чем я могу быть тогда полезен? – спросил он.
– Ну, отпевать нас, надеюсь, не придется, – ответил Платон.
– Я в обычном житейском смысле, а не в духовном. Хватит сегодня с меня божественного геройства, – уточнил Павел, распрямляя затекшие ноги. – Все-таки, если бы не вы, я так и остался бы под водой…
– Да ладно, проехали. Мы просто не могли сделать иначе.
– Хорошо, буду молча вам благодарен. Но я имею в виду другое. Если бы не вы, я бы утонул в метро и не смог бы служить богам, – задумался священник. – Значит ли это, что вы само воплощение Божественного вмешательства?
– Нет, – твердо ответила Лия. – Мы в это даже не верим.
– Значит мое геройство, с которым я отпускал все эти души усопших, не продиктовано благословением свыше и может быть простым совпадением?
– Вполне. Люди часто путают одно с другим. Мы, например, долгое расстояние жили в секте деревенских фанатиков, считавших своим богом некоего Альберта из прошлого, еще до Великого разлома. Кто может взять на себя ответственность и утверждать, заблуждались они или заблуждаетесь вы?
– Ну как же, – удивился Павел. – Я ведь уверен.
– И они были уверены. Настолько, что постоянно высовывали свои языки, – продолжала рассказывать Лия.
Таким образом она отвлекалась от гнетущей обстановки в опасном здании, где они по своей воле теперь были блокированы и могли быть окружены врагом со всех возможных сторон.
– Странно, конечно, – продолжал удивляться священник. – Я никогда не слышал об этой секте. Святой Альберт, хм… Да еще языки… Но зачем? Я понимаю, святой овал как силуэт космического корабля наших создателей, но язык…
– Этот их святой был изображен на черно-белой иконе с высунутым языком, – уточнил Платон.
Пока набожный Павел удивлялся самой возможности существования альтернативных религий, один из ученых повстанцев, стоявший ближе всего к собеседникам, решил вклиниться в их разговор. Пожилой низенький мужчина в черном пиджаке и с лысиной на голове уже закончил с изучением плана и понял, где следует искать научные данные, но вынужден был ждать, пока остальные коллеги придут к консенсусу. От безделья он обратил внимание на происходящий в нескольких метрах разговор священника с друзьями.
– Вы сказали, черно-белая икона Альберта и высунутый язык? – спросил ученый у Лии и Платона, подойдя к ним на пару шагов.
– Ну да. Безумная секта, чуть нас не сожгли. А мы еще назвали сына в честь их святого Альберта.
– А вы сможете узнать эту икону, если еще раз увидите? – заинтересовался ученый, поигрывая глазками под толстыми линзами очков.
– Разумеется. Это было единственное изображение на всю деревню, к тому же висевшее в центре огромной выжженной библиотеки.
Недолго думая, научный сотрудник сунул руку в карман своего пиджака и достал старинное портмоне. В свете тысячи ламп титанических люстр он сдул пылинки мрамора со своей реликвии и убрал кожаную заклепку. Раскрылся обычного вида кошелек, только вместо денег – какие же деньги в мире талонов – в нем лежала стопка древних изображений, столь ветхих, что любое неловкое прикосновение могло запросто стереть их в труху. Скрытно озираясь по сторонам, ученый перевернул несколько фотокарточек и наконец показал Лие с Платоном нужное изображение лохматого старика с высунутым языком.
– О господи! – закричали они в один голос и отпрянули в сторону. – Вы из той секты!
Никто из стоявших поблизости «детей свободы» не отреагировал на эти выкрики. Самые светлые умы повстанцев уже почти выяснили, где в этом здании искать древние знания, и не хотели ни на что отвлекаться. А державший фотографию ученый лишь засмеялся.
– Какой же я сектант? Это всего лишь фотография.
– Но откуда она у вас?
– Вы будто с луны свалились, – ехидно ответил он, не подозревая, что путники даже не знают, что такое луна.
Они лишь подозрительно смотрели на собеседника, спрятавшись за надежной спиной священника.
– Этот ваш святой деревенской секты Альберт носил фамилию Эйнштейн. И до Великого разлома был гениальным ученым. Плакат… то есть икона должна была иметь подпись.
– Там было только Альберт, а все остальное сгорело, – ответил удивленный Платон.