– Что еще за чертовщина? – выругалась Лия, но, вспомнив, что возле нее стоит и священник, смутилась.
– Судя по рассказам «детей свободы», годами называли древний аналог нашего солнечного круга. А 2021… Ну, видимо, тоже что-то из древности, до Великого разлома.
– Так значит это, наоборот, оригинал! А то, что читала я, – жалкая копия! Но кому надо перепечатывать старые книги?
– Кто-то переделал их на новый лад, чтобы соответствовали духу эпохи. Тут должно быть целое министерство сокрытия информации и пропаганды.
Лия закрыла книгу в руках мужа и отрешенно отошла на пару шагов назад. Ее взгляд наполнялся стеклянным блеском, неописуемой пустотой. Весь окружающий мир, раньше казавшийся незыблемым и неоспоримым, теперь рушился, как карточный домик под дуновением сквозняка из открытого чулана со спрятанной истиной. Его проржавевший замок дал слабину, и дверь отворилась в самый подходящий момент, озарив женщину горькой, но непреложной правдой. Не в силах скрыть удивление, она не нашла ничего лучше, как занять себя подниманием с пола упавших безликих томов. Платон же исполнился любопытства и принялся перебирать книги, чтобы найти еще больше оригиналов перепечатанных произведений. Вскоре он успел собрать десяток знакомых ему книг и поражался шириной охвата и грандиозностью обмана со стороны правительства. Оно перепечатало многие произведения древности под другими названиями, кое-что удалило и изменило имена авторов, чтобы объявить эти книги достижением новой эпохи. Неужели у Селина не было никаких собственных успехов и при нем не творилась великая магия искусства, раз он вынужден был перевыпускать заново памятники древней литературы?
Лия подошла к Платону сзади и сунула ему еще одну книгу.
– Я нашла ее в разделе запрещенки, – сказала она.
На возникшей перед ним серой обложке увесистого произведения выделялся черный дымящий поезд, мчащийся от небоскреба к обрыву на краю стилизованного под весь мир корабля. Казалось, был запечатлен момент за миг до всеобщей катастрофы и только один успевший взлететь с палубы самолет смог спастись от апокалипсиса, от великого разлома цивилизации. В верхней части обложки стояло название «Атлант расправил плечи» и имя автора: Айн Рэнд. Резкое, как вспышка молнии, и звонкое, как удар колокола в голове.
Это непостижимо человеческому уму.
Платон взял книгу как величайшую реликвию настоящего. Открыв первую страницу, он прочитал год выпуска: 2149.
– Невероятно.
Он не стал дополнять свое высказывание резкими эпитетами, просто молча глядя на оригинал самой запрещенной книги эпохи. «Интересно, что именно в ней изменили?» – подумал он. Но, вспомнив, что даже жалкая пародия в виде «Атланта поверженного» оказалась запрещена, решил, что многие важные вещи остались неизменны или их просто забыли исправить. Было интересно, сколько в оригинале фактов, изобличающих людское невежество. Он непременно хотел все это перечитать. За неимением рюкзака Платон сунул книгу за пазуху и застегнул куртку, чтобы плотнее прилегала к телу и не дала толстому тому выпасть из складок одежды. Из-за стоящей в небоскребе жары он сразу покрылся потом, но иных вариантов сохранить это великое произведение не было. Он посмотрел на женщину, которая нашла реликвию в храме зла. В знак своей признательности и вечной любви он обнял Лию. Стараясь не давить ей в живот книгой, он прижимал к себе только лицо – постаревшее, но прекрасное, прямо как в молодости. Он помнил любимую в самом расцвете неземной красоты, с яркими желтыми волосами и гладкой бархатистой кожей. Расстояние может стереть в труху любого человека, но ему неподвластна память, оберегаемая самыми светлыми в мире чувствами. Никакое зло не в состоянии пробиться сквозь них.
Замерев в порыве объятий, они словно стали невидимы для жизни, огибающей теперь их, как потоки горной реки огибают необитаемый остров безмятежности. Вокруг царил хаос гражданской войны, гремели выстрелы и стены сотрясались от взрывов, но стоило перестать двигаться и древнее «время» в буквальном смысле переставало идти, ты сразу оказывался в нулевой точке параллельного измерения, в котором не происходит совсем ничего. Ничего, кроме единения двух сердец, не желающих успокаиваться и бьющихся от любви в унисон, когда влюбленные стоят рядом и не замечают ничего происходящего вовне. Где-то вдалеке могло твориться все что угодно. Небо словно готовилось упасть на грешных людей, и страшный суд, явившийся в виде автоматных очередей, начинал зачитывать свои неоспоримые приговоры.
Бродя в той крохотной части вселенной за пределами мира влюбленных, где процветало насилие и рекой лилась кровь, Павел рассеянно огибал книжные ряды, стараясь разложить по полочкам свои мысли. Он вновь хотел получить знак, слепо веря в силу случайности.
Чертя шагами некие узоры на засыпанном штукатуркой библиотечном полу, священник уперся в отдел религии. Среди многих незнакомых прежде названий его внимание привлекло одно-единственное, повторяющееся множество раз с некоторыми приписками или просто разных цветов. Повинуясь потребительской психологии, он взял книгу в самой красивой обложке. На ней золотыми буквами было написано странное слово «Библия».
С жадностью ребенка, увидевшего незнакомый предмет, он стал листать страницы, жадно вчитываясь в слова и разглядывая цветные картинки с долговязыми мужчинами и смиренными женщинами, с песками пустынь и стервятниками, с глубочайшим страданием в каждом лице. Он с удивлением обнаружил, что может существовать религиозная книга без инопланетян в главной роли, а божественный образ может быть копией человеческого. Павел видел знакомые истории и заповеди, только слегка измененные древними авторами. Место их действия было в стране между трех соленых морей, а Сын Божий выглядел как обычный человек среднего возраста с буйной растительностью на лице. Ну и, разумеется, не было никаких отсылок к посланникам других планет.
Голова священника закружилась, а земля начала уходить из-под ног. Длинный стеллаж невообразимо пугающих книг давил на него, пытаясь прижать к полу. Незнакомые доселе слова вроде «Торы», «Корана», «Упанишад» приводили в ужас своим святотатством и вместе с тем открывали глаза на весь этот мир, ставший теперь куда шире и глубже. А где глубина, там боязнь высоты. Поэтому, чтобы не потерять равновесия, священник схватился за первую попавшуюся книгу, коей оказалось Евангелие от Павла, но упал вместе с ней. Когда затихло очередное дрожание стен, он перевернулся на живот и стал жадно ее листать. Его черная ряса побелела от осыпавшейся на пол штукатурки, кардинально преобразив его внешний вид. Еще никогда цвет одежды так сильно не влиял на восприятие человека. Из чахлого, безвольного священнослужителя он теперь превратился в красивого мужчину в самом расцвете сил, с прекрасной побелевшей шевелюрой, волевыми чертами лица и прояснившимся взглядом голубых глаз. В предисловии Евангелия от Павла кратко описывались главные вехи его жизни. Древний варвар поначалу преследовал «христиан», а затем, после божественного откровения, стал великим апостолом и вторым по значимости их проповедником. Вторым величайшим святым после Петра. Узнав, что есть еще более почитаемый древний священник, Павел закрыл, аккуратно отложил книгу в сторону и попытался найти Евангелие от Петра.
Помешал ему в этом очередной раскатистый грохот и упавшая с потолка люстра. Весь центр библиотеки оказался в густых клубах белой пыли, но никто, к счастью, не пострадал – Платон и Лия по-прежнему находились в отделе художественной литературы, а священника спасла секция с книгами о религии древности. Стало трудно дышать, все сразу закашляли. Не сумев найти в штукатурном тумане интересующее его Евангелие, Павел оставил при себе зажатую в левой руке странную «Библию» и на ощупь побрел искать выход.
Мысли полнились тем же маревом, что и глаза. Ноги спотыкались о разбросанные по полу книги и упавшие стеллажи.
«Выходит, что наша церковь инопланетных создателей лишь калька с древних традиций и заповедей незнакомого мне божества, подобно перепечаткам старых художественных книг, которые читали Лия с Платоном, – думал Павел, выбираясь из библиотеки. – Все вокруг одна большая майя, иллюзия, жуткий мираж». Хоть его одежда и побелела, душа, наоборот, стала отражением мрачной пустынной сути окружавшего мира. Вслед за друзьями он выполз в чистый и почти не пострадавший от бомбежки коридор, но продолжал копаться в своих мыслях, ничего вокруг не замечая. Уныние вызвал в нем новый открывшийся мир. Было вдвойне обидно понимать, что этому новому миру скоро может настать конец и таким образом священник окажется самой неудачливой жертвой, заскочившей в последний вагон несущегося в пропасть состава.
К тому моменту автоматчики уже проверили коридоры и разрешили ученым идти в научные лаборатории, а докторам обследовать медицинские кабинеты. Множество однообразных роскошных дверей чередовалось с торчащими из стен телевизорами. При входе в библиотеку на их круглые кинескопы не обратили внимания, но теперь, проходя мимо, нельзя было не заметить ведущего новостей, со всех четырех сторон обрамленного красной бегущей строкой. Судя по несущимся с экрана словам, это была та же самая трансляция, что передавалась через уличные динамики на весь город. Диктор с мрачным и испуганным лицом пытался убедить зрителей, что государство обрушит неотвратимую кару на любого нарушителя принятых норм. Превращаясь в помехи в момент очередного выстрела по небоскребу, он вновь становился собой в моменты затишья и гневно читал по бумажкам.
– В этот непростой градус наш бессменный лидер надеется на поддержку каждого из нас. Всю свою жизнь он положил на служение народу и удержание стабильности государства…
Один из двух автоматчиков выстрелил в телевизор, убив одну из тысячи копий ненавистного диктора. Шипящие искры разлетелись внутри кинескопа, как будто там выпустили салют. Один маленький бездушный враг был повержен, но остальные продолжали вещать грозным голосом.