– Лия может этого не пережить.
Ничего не поделаешь, пришлось переступать через собственную гордыню и обращаться за помощью к местным врачам. Те не горели желанием помогать, особенно после того, как их связали, но, видя опасность для жизни невинного человека и вспомнив клятву Селина, которую все медики дают при окончании вузов, согласились помочь. Единственным условием была их свобода. Такая мелочь на фоне человеческий жизни. Платон, разумеется, согласился, не подумав, что у приставленного к ним автоматчика из бунтовщиков могут быть иные инструкции на сей счет. Но надо было действовать решительно и без заминок.
Когда с Лии сняли бронежилет, она еще что-то стонала, показывая волю к жизни. Ее длинные седые волосы придержали вместе со свесившейся головой, пока ее помещали внутрь огромной белоснежной трубы, похожей на космическую капсулу или инопланетный гроб. Последняя ассоциация была самой мрачной и сильной при взгляде на устройство, но Платон что было мочи ее отгонял, надеясь вынуть жену обратно живой и здоровой. Искренне верил, что ее сейчас вылечат. Он не до конца понимал ограниченные возможности аппарата. Услышав еще в метро от медиков об этой сканирующей мозг процедуре, он почему-то решил, что столь загадочная и сложная штука сделает гораздо больше, чем предусмотрели ее создатели, и хотя бы ненадолго излечит Лию. Платон принял желаемое за действительное, но его можно было понять в этот безумно опасный и насыщенный событиями градус. Счастьем было то, что мужчина мог сохранять присутствие духа и адекватно воспринимать хоть какие-то факты, а большего от него требовать не приходилось.
Уставший Платон с надеждой держал руку любимой женщины, пока она заезжала в пасть магнитного резонатора. Он так крепко сжал ее, что браслет с циферблатом Лии остался у него в ладони, когда она заехала внутрь. Женская фигура почти полностью скрылась внутри футуристической машины для сканирования человека. Не в силах сдержать волнение Платон стал ходить из стороны в сторону, а потом, чтобы не мешать врачам делать свою работу, отошел в другой конец помещения. Он продолжал сжимать в руке браслет Лии как самую ценную и дорогую его сердцу вещь за пределами магнитного сканера с томящейся в нем любимой. Он даже не заметил, что стоял возле Павла, также решившего переждать волнительный момент в тихой части медицинской комнаты.
Бывший священник с обритой бородой и в белой от пыли рясе казался совсем другим человеком – свободным грустить и злиться на весь лживый мир. Иными словами, он так и остался полной противоположностью своему внешнему виду. Когда ходил в черном, заросший и неопрятный, – источал веру и вселенскую любовь. А теперь все поменялось, как будто переметнулись стрелки компаса, которые обязаны смотреть в разные стороны. Какая ирония.
Но Павел не переставал помогать ближним, особенно новым друзьям. В момент наивысшего отчаяния Платона он оказался как нельзя кстати – усадил его на стул и дружески положил руку на плечо. Но этого Платон уже не замечал. Он слишком долго шел к своей цели, к этому торжественному моменту, столько всего пережил. Надеялся, что сейчас все закончится – болезнь будет излечена, а он с Лией волшебным образом вернется в родной город, в родной университет. Они снова станут молодыми и получат вторую попытку прожить жизнь. Отчасти из-за сомнений, отчасти из-за подсознательных догадок в глубине души он понимал несбыточность этих надежд, но не хотел себе в этом признаться. Его пожизненное невезение и уверенность в невозможности добиться неожиданного успеха лишний раз подтверждали туманность придуманных им желаний. Чья-то рука медленно хлопала его по плечу, будто в параллельной вселенной, за гранью всех известных человечеству измерений. Он сжал все свои нервы в кулак и хотел, чтобы долгожданная процедура поскорее закончилась. Наполненный возвышенными надеждами на будущее и прошлое, наполненный самообманом, он хотел, чтобы все завершилось. Он постарел, зарос, но не потерял путеводную звезду своей жизни – прекрасную женщину Лию.
Она продолжала лежать в аппарате МРТ, как величественная мумия в саркофаге, а сборная команда медиков – от повстанцев и от властей – приготовилась к сканированию ее головы. Четыре врача сделали все необходимые приготовления, подали нужное количество электроэнергии и ждали паузы между обстрелами здания.
После нескольких новых взрывов во́лны вибрации разошлись по небоскребу, как по желе. С каждым разом все больше казалось, что он вот-вот рухнет, но бетонный атлант вновь и вновь выдерживал удары судьбы. Врачи волновались, что тряска пола и стен не позволит им успеть сделать снимки, но после самого громкого и сильного хлопка все успокоилось и замолчало.
– Пора! – крикнул один из них. – После такого взрыва должна быть большая пауза… Я надеюсь…
И они запустили сканирование. Помещение наполнилось громким треском, и послышалось раскатистое жужжание. Если бы Лия к тому моменту уже не потеряла сознание, то очень сильно испугалась бы. Грохот прерывался и вновь нарастал, а на экранчике появлялось изображение мозга. Плавными волнами рисовались два полушария, будто поднимавшиеся из воды. Слой за слоем строилось изображение. Потом оно исчезало и появлялось с небольшими отличиями вновь, как в замедленном калейдоскопе. Одни красочные картинки сменялись другими, и можно было даже порадоваться их незатейливой красоте, если забыть, что картинки эти имеют отношение к умирающему человеку.
На середине сканирования один из врачей повстанцев решил почесать голову, но только он поднял руку, как железный браслет на его запястье примагнитился к огромному, как цеппелин, аппарату. Ему едва не вывихнуло кисть, но, к счастью, расстояние до магнита оказалось небольшим, и врач успел сгруппироваться, чтобы ничего себе не поранить. Высвободив руку из браслета, он попытался оторвать его от аппарата, но тот прилип намертво.
– Это плохо? – спросил он у своего более осведомленного правительственного коллеги.
– Нет, не должно помешать. Хорошо, что все обошлось, учитывая, что мы совсем забыли про магнетизм. Давайте медленно убирайте подальше любые железные предметы, только без резких движений.
Следивший издалека за их действиями Платон посмотрел на браслет Лии у себя в руке и иронично заметил, что хоть в чем-то ему повезло. Потом он вспомнил чудесное спасение из затопленного метро и благополучный переход через воюющий город и решил, что вопреки его самомнению им с Лией недурно везет. Странно, как раньше он этого не замечал, обращая внимание только на неудачи, считая любую свою цель и затею априори невыполнимой, а любые свои желания несбыточными.
И даже когда новый взрыв сотряс здание и все вокруг зашаталось, Платону с Лией вновь немножечко повезло. Не так сильно, чтобы они заметили свое счастье, но достаточно, чтобы смогли продолжить самоубийственный путь через тернии жизни.
– Получилось! – воскликнул доктор, еле удерживаясь на ногах.
Он успел схватить падающий экран томографа и едва сам не свалился от продолжительной тряски, но его быстрый коллега как раз отключил подачу электроэнергии на аппарат, и сместившаяся от вибрации Лия уже не могла ничего испортить.
Все четверо врачей столпились у маленького цветного дисплея с результатами сканирования. Из журчащего струйного принтера выползли пояснительные страницы с ничего не говорящими обывателю узорами мозга. Светила науки с интересом их изучали, переговариваясь на научном языке.
Пока шел их консилиум, Платон вскочил с места и вытащил почти бездыханную Лию из аппарата, обхватив ее с одного бока. С другого ему помогал Павел, и вдвоем они быстро надели на нее бронежилет – от греха подальше – и донесли до выхода из помещения, после чего замерли в нерешительности. Дальнейшие их действия зависели от приговора врачей.
– Скажите хоть что-нибудь! – крикнул Платон. – Нам надо бежать.
Доктора закончили обсуждение и утвердительно закивали, ставя общий диагноз. Один из них, тот, что встречал путников еще на станции метро, сделал шаг вперед. В руке он держал красочное изображение мозга в разрезе, как будто кто-то невидимый залез Лие в голову и все там сфотографировал.
– Судя по снимкам, у женщины рак.
Платон не знал, как реагировать. С одной стороны, эта болезнь смертельна, но с другой – не настолько, чтобы убить человека здесь и сейчас.
– Но рак этот странный, – продолжил доктор. – Он зеркален. Это как бы рак наоборот.
– Что это, черт возьми, значит?! – не выдержал уставший Платон.
Изо рта Лии уже начинала сочиться пена.
– То, что он в отличие от обычного лечится самим организмом… со временем. Ну или, точнее сказать, с пройденным расстоянием. – Чтобы не задерживать пациентку, врач говорил очень быстро. – У нее сейчас огромная опухоль в голове, что полностью соответствует ее текущему самочувствию. Следовательно, мы делаем вывод, что, когда она чувствует себя хорошо, опухоль эта вовсе отсутствует. Нам бы, конечно, хотелось сделать повторный снимок в здоровом состоянии, но за неимением возможности просто поверьте на слово, что опухоль в тот момент будет намного меньше.
– Ничего не пойму, – сказал Платон и вместе с Павлом понес женщину к выходу.
Доктор был вынужден пойти вслед за ними и продолжить на ходу:
– Это значит, что от пребывания в покое и относительной неподвижности создаются условия для роста опухоли, – вскидывал руками со снимками доктор, чтобы не удариться о стоящие повсюду столы. – А когда женщина начинает быстро куда-то перемещаться, оживают все процессы в организме, в том числе иммунитет, который благодаря вашим резким и быстрым поездкам убивал опухоль, насколько мог.
– Но окончательно победить он ее не может, ведь так?
– Судя по всему, всегда остается маленький неизлечимый участок опухоли, которая и разрастается каждый раз. – Врач нырнул перед ними и придержал дверь в коридор. – Удивительно, но прежде наука считала, что в покое никакие процессы, кроме нейронных, не могут происходить. А ее опухоль, наоборот, растет, будто время продолжает идти, как прежде, как было до Великого разлома. Будто осталось какое-то измерение внутри части ее мозга, где время не перестало течь само по себе. Удивительный научный случай. Необъяснимое волшебство.