От усталости он еле дышал.
– Должен быть где-то здесь, – тяжело дышал сын.
Стоявшая вокруг темнота настолько окутывала пространство и давила на мозг, что от нее, казалось, исходил тихий гул. Как из тоннеля подземки. Темнота пыталась обнять людей, уложить на ковер и полностью поглотить. Единственным спасением от ее дурманящих чар оставался луч крохотного фонарика. Его белый свет, словно меч, прорубал путь сквозь орды невидимых демонов и злых духов, нападавших вместе с гулом на подсознание из темноты. Пустота пыталась спрятать от человеческих глаз все содержимое здания, но тонкий луч света все-таки нашел вывеску возле лифта. Вот она, спасительная возможность в очередной раз не умереть.
– Быстрее вызывай! – кричал возбужденный Платон.
– Я не понимаю, куда прикладывать! – отвечал ему испуганный Альберт, державший офицерский пропуск в руках.
Он лихорадочно водил лучом фонарика по дверям лифта и стене возле него, а когда нашел нужную выемку, уронил пропуск на пол. Нервы не выдерживали напряжения. Все четверо находящихся в сознании людей буквально сходили с ума от страха оказаться погребенными под миллионами тонн бетона. От грохота взрывов все вздрагивали, их ноги подкашивались, а головы кружились, как в танце с обезумевшей смертью. При помощи фонарика Альберт смог найти пропуск и приложил его к выемке на стене. Лифт зашумел, поднимая кабину на пятый этаж. Его скорость была столь быстрой, что уже в следующий момент двери открылись, залив путников ослепляющим светом.
– Резервный источник нас не подвел, – констатировал Павел.
Вместе с Платоном они занесли Лию внутрь и уже искали кнопку самого высокого этажа, как вдруг заметили, что молодежь тоже заходит в кабину.
– Стойте! – закричал разъяренный отец. – В лифте опасно, ждите нас здесь!
Но Альберт был непреклонен. Суровый и вместе с тем взволнованный взгляд сказал все за него, и слова лишь озвучили понятную каждому мысль:
– Один раз я уже бросил вас и почти потерял. Кто знает, что может случиться? Может, вы не сможете вернуться на этот этаж? А бежать отсюда вниз в темноте нереально.
Дальнейшие разговоры могли стоить жизни. Когда все пятеро оказались внутри лифта, бедную Лию уложили на пол в самом центре, а Павел нажал на кнопку последнего, сто первого, этажа. Полная светом кабина, словно сердце, оживила на миг тело угасающего атланта, начав свой подъем посреди тьмы. С непривычки всех путников прижало к полу, кровь стыла в жилах, а глаза вылезали из орбит. Тем не менее первый испуг сменился радостью от гормонов, рождаемых быстрым движением. Пульс всех четверых проявился и ускорился до невиданного ритма. Сердца забились в глупых надеждах, все, кроме одного. Платон склонился над Лией и понял, что ее сердце так и не ожило. Он беспомощно посмотрел на остальных, не понимая, что можно сделать. Хотя кабина и летела с огромной скоростью вверх, мужчина чувствовал, как проваливается в глубокую бездну и вся жизнь проносится перед ним.
– Надо провести реанимацию! – закричал Павел. – Я сделаю массаж сердца, а ты дыши рот в рот.
В тот момент бывший священник переступил через грань вежливости и назвал своего друга на ты. В экстремальной ситуации это выглядело довольно уместно. Казалось, двое мужчин уже очень давно знали друг друга, хотя не миновало даже градуса с момента их знакомства. Сколько событий уже произошло…
Павел принялся надавливать на грудь Лии. Он слушал свой собственный пульс, бьющий в виски, и пытался соблюдать именно такой темп, являвшийся эталонным относительно скорости движения лифта. Платон же дотронулся губами до губ любимой и получил разряд ностальгической радости, смешанной с горькой памятью об их счастливой совместной жизни. Собрав все оставшиеся силы в кулак, он принялся за дело и стал вдыхать в ее рот спасительный воздух. Его собственное дыхание не позволяло задать какой-то неправильный ритм, наполняло легкие Лии нужными порциями кислорода в нужный момент, именно когда это требовалось организму на такой быстрой скорости, с какой несся лифт.
Табло с номерами этажей над панелью с кнопками мелькало разными числами, крутящимися, как в бешеной перемотке. Уследить можно было только за цифрами, обозначающими десятки, да и то с трудом. Несмотря на трясущееся от обстрела здание, механизм подъема еще работал и рассчитанный на случай войны лифт справлялся с задачей, унося пятерых пассажиров на полукилометровую высоту. Их сердца метались между страхом, заставляющим замереть в ожидании окончания этого безумного аттракциона, и необходимостью гонять кровь и биться с расстоянием. А расстояние неслось очень быстро, как при езде на машине. Только на сей раз транспорт – зажатый стенами лифт – не требовал управления.
Он сам начал тормозить, приближаясь к последнему этажу. От сердца отлегло, и кровь возвращалась к мозгу. С тонким писком, сообщающим о прибытии на нужный этаж, створки раскрылись, озарив темнейшую пустоту покинутого людьми коридора. Начищенное до блеска золото на стенах и потолке очень хорошо отражало даже малейшие всполохи света. Вдалеке показались величественные двери с надписью «Приемная президента» и огромный холл перед ними с живыми деревцами и пятиметровыми кожаными диванами. На расстоянии нескольких шагов от беглецов оказалась святая святых этого мира, самое дорогое и охраняемое когда-то место. Любой человек отдал бы многое, чтобы там побывать, прикоснуться к непомерному шику и самым передовым технологиям, доступным лишь главе государства, но беглецы даже не смотрели в сторону коридора. У них не было ни возможности, ни желания. Двое мужчин, склонив головы, делали массаж сердца и искусственное дыхание лежащей на полу Лие и не заметили остановки кабины. Они лихорадочно пытались ухватиться за соломинку, спасая ей жизнь, а стоявший рядом Альберт лишь держал за руку свою напуганную ужасами войны подругу и не знал, чем может помочь родителям. Он терялся в происходившем кошмаре, но, взяв себя в руки, догадался продолжить спасительное для матери движение лифта и, не теряя ни одного мгновения, хлопнул ладонью по кнопке первого этажа. Поначалу никакой реакции не последовало, и он хлопнул еще и еще. Вскоре далекий невидимый механизм застрекотал шестеренками и закрыл створки дверей. Никуда не спеша, величаво, не обращая внимания на спешку парня, произвел тонкий писк, сообщавший о начале движения, и стремглав понес маленькую кабину вниз.
В этот раз кровь, наоборот, слишком сильно приливала к голове, а сердце упиралось в шею и, не имея возможности протиснуться еще выше, начинало свой очередной бунт. Дыхание замерло, не в силах противиться происходящему. Тела всей пятерки стали весить гораздо меньше, словно попав в невесомость. Хотя их ноги и продолжали стоять на полу, тот уже не казался твердым, и, судя по обманчивым ощущениям, все поднимались к самому потолку. Продолжая оживлять Лию, мужчины казались себе отлетевшими далеко вверх. Души смотрели на них свысока, удивляясь, чем же они там внизу занимаются. Несмотря на этот вызванный резким спуском лифта самообман, руки продолжали совершать поступательные движения, а губы – делать искусственное дыхание, наполняя легкие женщины новыми порциями воздуха, давя на сердце изнутри. Это должно было помочь его запустить.
Приближаясь к первому этажу, все услышали странный треск, но исходил он не откуда-то снаружи, он раздавался прямо внутри голов. Они поняли, что их уши, оказывается, были заложены. Даже если кто-то там наверху разговаривал, никто его не услышал. Это наблюдение посетило только затаившегося у стенки Альберта, да и то ненадолго. Он слишком сильно был занят переживаниями и готовился вновь нажать кнопку верхнего этажа, когда обезумевшая кабина, летящая быстрее, чем скорость свободного падения, доставит их вниз.
Конец очередной поездки не заставил себя долго ждать, и, когда цифры на табло с номерами этажей пробежали до первого десятка, лифт начал медленно тормозить. Раздался дикий скрип уставших и расшатанных взрывами механизмов. Казалось, что летящая по инерции кабина проскочит все предусмотренные конструкцией тормоза и хлопнется плашмя о бетонный фундамент. Но с тяжестью натягивающихся нервных струн и стальных тросов она сбросила скорость. Сердца опять ушли в пятки, повторяя состояние при стремительном подъеме.
Глаза Альберта ужасно болели, пытаясь выскочить из орбит, чтобы по инерции лететь дальше вниз. Мозг пытался сплющиться в один плоский, двухмерный объект, как могло быть на сверхсветовых скоростях. Парень чувствовал себя точь-в-точь как пилот космического корабля, который так и не смог взлететь с Земли и учинил Великий разлом. Эта тонкая и забавная мысль, как и все умные мысли, появится в его памяти только потом, гораздо позже, когда он будет вспоминать о произошедших в лифте событиях. В тот же момент, когда вокруг Альберта все так стремительно развивалось, он, как и любой другой человек, не осознавал ничего, кроме инстинктивного желания выжить и помочь близким. Все дополнительные мысли и рассуждения существовали в параллельном мире, отошли на самый последний план, будто просто записывались на кассету, которую ставят, когда хотят в будущем пересмотреть интересное шоу. Вот в будущем он и достанет из памяти эту кассету и узнает в более мелких деталях, как все тогда было в главном небоскребе страны. Ну а здесь и сейчас он просто пытался хоть что-нибудь сделать и при этом не умереть.
Раздался тонкий протяжный звук, и двери лифта открылись, демонстрируя путникам уже знакомый первый этаж. В этот момент на глазах Альберта произошло сразу два события, оценить в полной мере которые его сознание тогда не могло. С одной стороны, в обесточенном, но частично освещенном уличным светом холле он заметил движение странных машин. Даже на общем царственном фоне десятиметровых потолков и мраморных атлантов эти машины не терялись. Они тоже были огромными и двигались через весь этаж, поднимая за собой облака белой пыли. Холл был засыпан мраморной крошкой и штукатуркой, поэтому очень быстро воздух наполнился едким туманом. Но это не помешало загадочным машинам увидеть двери открывшегося президентского лифта. Уродливые железные монстры цвета хаки и с гудящими гусеницами направились к пятерым выжившим беглецам. То были армейские бронемашины, ворвавшиеся прямо в здание. Они двигались очень неаккуратно, разнося уцелевшие колонны и скульптуры, держащие на себе потолок, будто уже знали, что здание идет в расход. На башне каждой их трех машин высилась пушка, а по сторонам торчали несколько пул