– Все хорошо, детка, ужас уже позади. – Шокированная Анжелика слышала заботливые голоса и не могла осознать, с чем связано такое внимание.
Она рыдала, не в силах даже стоять на ногах, но и этого не замечала. Уткнулась лицом в плечо державшего ее Альберта, а тот в свою очередь гневно смотрел на отца, обманувшего своего сына, хитростью заставившего его лезть первым и бросить девушку.
«Главное, что ты был в безопасности, – думал Платон. – Родишь своих детей и поймешь, насколько они важнее чужих».
Когда эта вспышка ненависти ослабла и затмилась гораздо более сильными чувствами страха и голода, отец и сын забыли о конфликте и вернулись в новый для них мир соседнего здания. Точнее, уже небоскреб правительства, откуда они с таким трудом выбрались, оказался соседним, а этот семидесятиэтажный распределительный центр стал для них новым прибежищем. К счастью, его никто не обстреливал и яркий свет наполнял собой каждый угол набитой коробками комнаты. Сын продолжал смотреть в глаза своего обманщика-отца, но злость постепенно уступала место прощению и любви. Вот она, великая сила семейности и родства. Вдобавок Платон улыбался, что сводило на нет гнев сына. Альберт не смог выдержать этой улыбки, убеждающей его в правильности действий отца, и вопреки его юным бунтарским желаниям примирительно улыбнулся в ответ. А потом их отвлек чудовищный шум.
Лия на пару с Павлом уже прильнула к прозрачному стеклу наружной стены, выходящей на соседний огромный небоскреб, только что с таким трудом их отпустивший. Сложно себе представить, но еще несколько мгновений назад они ползли по хлипкой трубе снабжения между домами, а теперь она окончательно оторвалась и упала с трехсотметровой высоты. Но самым главным зрелищем было гудящее, падающее бетонное здание. Оно всем своим весом навалилось на хрупкий фундамент и опускалось все ниже и ниже, гремя ломающимися стальными перекрытиями, словно тысячами набатов. От этого звука вибрировал воздух, а также стены и пол всех соседних зданий, и даже по телу катилась зябкая дрожь. Будто в атланте поселился ди-джей и включил на всю громкость сабвуфер – так грохотал усиленный бетон, снимавший с себя напряжение. Как уставший путник, небоскреб расслаблялся, падая на землю после длительного похода сквозь историю человечества. Он повидал взлеты и падения цивилизации, и теперь остатки человечества наблюдали его конец. Огромные куски стен отлетали под давлением перекрытий, как пушинки одуванчика под дуновением ветра. А ветер поднялся столь сильный, что задувал в щели окон небоскреба, где стояли Платон и остальные. Холодный воздух продувал их потные спины, соединялся с дрожью от грохота разрушений, заставлял зубы стучать. Когда дома́ строились, никому и в голову не могло прийти, что поднимется ветер, – в вечно теплую солнечную погоду он просто так не появлялся. Поэтому окна в некоторых местах сквозили, пропуская даже пыль. А пыли становилось несметное количество. С са́мой улицы, далекой и едва заметной с высоты, клубились огромные белые тучи и поднимались тем выше, чем ниже падал атлант. Огромный силуэт человека все еще возвышался над наблюдающими, впечатляя своей эпичностью, помноженной на движение. Движение делало картину неописуемой. Одно дело просто увидеть это пятисотметровое здание, похожее на фигуру человека, и даже слегка ужаснуться, глядя на него снизу вверх. Да, раньше это было самое впечатляющее зрелище в жизни многих людей. Но теперь он ожил. Он двигался, хотя и исключительно вниз. Созданная человеком мертвая природа пришла в движение. С расстояния в пятьдесят метров, то есть буквально в упор Платон смотрел, как перед ним, заслоняя собой всю ширину обзора, рушится высочайшее здание мира. Уши глохнут от рева безумных вибраций. Дрожат даже кости черепа. Он видел, как на его глазах заканчивается эпоха. Так стремительно и неотвратимо, что стоит моргнуть и всему настанет конец. Хотя Платон и стоял неподвижно, сердце начало биться, чтобы прокачать через себя впечатления. С каждым его ударом бывшее здание власти опускалось на несколько этажей, освобождая из своей грешной плоти тысячи тонн бетона в виде обломков и пыли.
Пятеро невольных свидетелей катастрофы, случайно попавших в первый зрительский ряд перед великим зрелищем, прильнули к витражным окнам соседнего небоскреба и смотрели на развернувшуюся трагедию. Стекло защищало их от обломков, порой вылетавших из падающего здания, как искры из костра, но долго продержаться, увы, не могло. Оно начало крошиться, и многие места покрывались паутинами трещин. Но даже это не могло заставить зрителей отвернуться от величайшего в мире зрелища. От первого и последнего падения левиафана. Единственного в своем роде представления, без выходов на бис и гастролей. Бетонная «голова» опускалась все ниже, а прижатые к «телу» «руки» уже должны были касаться земли – за поглотившими улицу клубами пыли невозможно было что-то увидеть. На многие сотни метров разнесся песчаный мрак, поглощая весь центр города. Возвышались над бурей только верхушки нескольких небоскребов и сам падающий атлант, а все пространство над землей поглотила смертоносная пыль, в которой невозможно было даже дышать. Наполовину она состояла из бетонной крошки, наполовину из разрушившихся надежд. В любом случае убить могло и то, и другое. Находясь выше всего этого закрывшего солнце кошмара, в самом безопасном на тот момент месте города, Платон крепко взял руку Лии. Стоя перед стеклом на фоне падающего здания, они отвернулись от непостижимого зрелища, и взгляды влюбленных встретились. Наполненные надеждой, Лия с Платоном верили, что все будет хорошо, но не знали, что именно делать. В очередной раз обстоятельства решили за них.
Израненный трещинами небоскреб кренился в их сторону – он засыпал своими обломками все пространство внизу и начал валиться на бок. Ближайшие улицы замело многометровым слоем бетона, и зданию уже некуда было падать. Казалось, что его верхушка с импровизированной головой и вовсе уцелеет, ведь по ней почти не велся обстрел, а самые уязвимые части здания уже скрылись в пыльной буре. На свету во всем городе помимо атланта оставались только ближайшие высотки, торчащие из серых облаков, будто космические станции посреди бескрайних просторов вселенной. В разные стороны из них выходили трубы снабжения, но все, как одна, погружались в эту пучину мглы.
Платон продолжал смотреть в глаза Лии и именно в их отражении увидел резко увеличившийся силуэт падающего здания. В последний момент оно наклонилось в их сторону, и огромный купол пронесся прямо перед ними. Вблизи он, разумеется, имел мало общего с человеческой головой, вся эта конструкция только издалека казалась атлантом.
Что испытывает человек, когда вершина дома, размером со скалу, летит на него? Ничего. Он просто не успевает среагировать и очень часто замирает от страха – столь резким оказывается шок. И происходит одна из двух вещей – либо эта скала его накроет, либо пройдет мимо. Платон с Лией и все остальные увидели именно второй вариант. Купол здания к моменту своего резкого крена опустился уже довольно низко и не смог зацепить их на высоте трехсот метров, он пронесся так близко, что можно было дотянуться рукой, продолжил движение по дуге и навалился на небоскреб снабжения несколькими этажами ниже. Как огромная костяшка домино, верхняя половина атланта начала давить на ближайшее здание. Теперь уже этот сосед оказался намного выше, поднимаясь из тучи обломков подкошенного и изуродованного атланта, от которого только верхняя часть «туловища» и «голова» сохраняли хоть какую-то форму. Но и они продолжали разваливаться в труху.
Пятеро путников смогли преодолеть шок, когда пролетевшая в считанных метрах верхушка покинутого ими здания обрушилась чуть ниже на «их» небоскреб. Хотя он и стал им новым прибежищем, но, судя по всему, ненадолго. Все затряслось, пол начал уходить из-под ног. Окна полностью обрамляли все этажи, поэтому зазвенели самой большой в мире хрустальной арфой, пытаясь своим тонким звуком пробить барабанные перепонки. Уже треснувшие стекла раскалывались от сильных вибраций и разлетались тысячами осколков. Все здание закачалось, словно желе. Беглецы только и успели что закрыть лица одеждой и отпрянуть от острых стекол. В разбитые окна входил пыльный уличный воздух с запахом мела. При каждом вдохе Платону мерещилось, что он плывет посреди пустыни и желтое течение барханов пытается затянуть его в песчаный водоворот. Он не осознавал, что делает. Гораздо позже он смог вернуть себе контроль над мыслями и понять, что же произошло.
С тяжелым звуком лопающихся надежд пол стал расходиться в разные стороны, и ненасытные трещины поглощали тысячи коробок с едой. В череду кровавых и жутких событий того градуса добавилось обрушение здания с огромным запасом пищи. Несметное количество деликатесов и полуфабрикатов приходило в негодность, а голодным беглецам не оставалось ничего иного, как просто бежать мимо, сквозь груды такой близкой, но недоступной еды. Величайшее издевательство над человеческим организмом, но единственная возможность спастись. Никогда они не поверили бы, что до такой степени голодными смогут бросить столько продуктов. Тысячи и тысячи тонн, готовых к отправке по трубам снабжения во все уголки города. Эти трубы приветливо располагались на другой стороне этажа ровным рядом, обещая спасение и заманивая к себе.
Павел бежал первым, расталкивая повалившиеся коробки. Он сразу испачкался несколькими тортами, а потом угодил в овощное рагу. Всюду творилось ужасное. В страдающей от дефицита стране тысячи тонн продуктов проваливались в дыры в полу падающего здания. Бетон, как старое лоскутное одеяло, буквально трещал по швам. Ближайшая к упавшему атланту часть этажа, где совсем недавно стояли завороженные зрелищем беглецы, обвалилась после удара его гигантского купола, сработавшего как таран. Он просто сокрушил все опоры, и перекрытия начали рушиться, как карточный домик, начиная с того злополучного края, где два здания соприкоснулись в смертельном для себя объятии.
Однако в глубине длинного этажа еще надеялись на спасение измученные вечной погоней люди. Они перепрыгивали через коробки, а кое-где и отталкивались от уже падающих в щели в полу упаковок с едой. Они боялись оглядываться, ведь за ними по пятам шла смерть. Пол проваливался почти что у них под ногами, утягивая за собой несущие столбы, которые по цепочке тянули за собой потолок. Такая картина – с небольшими задержками – наблюдалась на всех семидесяти этажах, пока Павел искал самый короткий путь к ближайшей трубе через лабиринты коробок. Платон держал Лию за руку, чтобы она не упала, а Альберт помогал Анжелике. Все были в синяках и с ног до головы вымазаны всевозможной едой. Они, испытывая муки Тантала, умирали от истощения посреди райских кущ, где «под каждым кустом был готов и стол, и дом».