Лия закрывала руками лицо, чтобы не видеть вальс трупов, не чувствовать их злорадство. Несчастная старушка просто бежала к выходу, к дороге и лесу, а за ней колыхались седые волосы и трепалось мешковатое платье.
– Лия, куда ты? – кричал вслед Платон.
– Подальше отсюда! – бросила она, не желая оборачиваться в сторону тюремного кошмара.
– Поедем домой?
– Зачем?! – гневно вскричала она. – Чтобы умереть на глазах у Альберта? Я не усижу на одном месте и не перестану стареть!
Она испытывала столь сильную, ослепляющую сознание ярость, что, не чувствуя усталости, бежала, как молодая, и Платон не в силах был за нею угнаться. Сказалась разница их характеров – Лия выплескивала эмоции наружу, а ее муж в моменты отчаянья терял силы и замыкался в себе. Вот и теперь он отстал от любимой, убегающей из тюрьмы по ровной серой дороге в направлении далеких лесов.
Он бежал за Лией, пока не понял, что ему нечего ей предложить. Догнать и остановить? Но зачем? Вернуть? Но куда? Он остался возле своей машины, стоящей между аттракционами. Бездушный кусок металла смотрел на него с покорностью в ожидании новой поездки. Надежный, верный, не требующий заботы автомобиль. Идеальное и оттого презренное существо. Никаких недостатков – сплошное изящество линий. И никаких слабостей – совсем не как у людей.
Платон дернул водительскую дверь, сел внутрь и захлопнул ее, едва не сломав. Раздавшийся грохот металла идеально гармонировал с внутренним напряжением старика. Трясущиеся руки с трудом вставили ключ зажигания и разбудили уснувший двигатель. Как верный пес, тот с радостью служил в любой ситуации, даже когда хозяин начал с диким хрустом втыкать рычаг переключения передач. Платон полностью забыл про сцепление и вкладывал все оставшиеся силы в самое жестокое обращение с техникой, какое только видывал свет. Он начал разворачивать машину, чтобы выехать из двора тюрьмы, но не рассчитал своей ярости, а скорее всего и не хотел ее рассчитывать, поэтому со всей дури врезался задом в столб, полностью разбив бампер, половину кормы и замо́к. Искореженный багажник сразу выстрелил вверх, подняв ветер и клубы пыли. Согнувшийся столб едва не упал на землю, но повис на рельсах безумных горок, которые сам должен был держать, как атлант. Вместо этого нагрузка легла на другие столбы, подпиравшие всю конструкцию.
Платон выбежал из машины, чтобы закрыть багажник и едва не оторвал свою дверь, толкнув ее что было сил. В следующее мгновение он оказался уже у цели, не зная, на что теперь вылить свой гнев. Крышка багажника не поддавалась – она слишком сильно изогнулась, чтобы закрыться, зато внутри обнаружилось великое множество лампочек. Идеальный хрупкий груз, чтобы его уничтожить. Самые подходящие после боксерской груши предметы, чтобы выплеснуть ненависть. И самый бессмысленный товар в мире вечного солнца, где не бывает темноты. Где нет никакой другой погоды, кроме ясной и теплой, где вообще не существует слова «погода». Из всех возможных вещей Платону с Лией достались самые бесполезные. Ни разу за долгое путешествие не удалось их использовать. Ну ничего, теперь пришел черед этих долбаных лампочек.
Платон стал с одержимостью доставать коробки из багажника и энергично швырять их на землю, со всей доступной старику его возраста силой. В его мозгу что-то переключилось. Он перестал сдерживаться и теперь, как любимая Лия, выражал эмоции напоказ. Люди часто меняются в момент великих разломов судьбы, когда жизнь переворачивается с ног на голову. Коробка, еще коробка с грохотом врезались в мертвую землю, поднимая клубы пыли. Когда больше нечего стало швырять, Платон оторвал от опоры горки железку, идеально легшую ему в руки. Он крепко сжал инструмент и принялся молотить по еще не разбитым лампочкам. Никто не выживет, все в любом случае умрут. Никому не избежать Судного градуса. Платон бил по коробкам и земле грозным орудием, иногда с великой радостью попадая по кабриолету, пока не выбился из сил.
Жалкие запасы энергии оставили старика. Палка с лязгом упала на землю посреди тысяч стеклянных осколков, а сам Платон оперся о край машины, едва стоя на ногах. Он пытался отдышаться, ведь при физической нагрузке сердце начинает биться, заставляя работать легкие. Устало водя глазами вокруг, он увидел прилипший ко дну багажника альбом с какими-то числами, картинками и надписью «Календарь». Забытый всеми отголосок старой эпохи пролежал в укромном месте целую бесконечность перед тем, как попал в руки Платона. Прижатая тяжестью коробок с лампами глянцевая бумага с трудом отрывалась от засохшего ворса и с таким же трудом листалась. Каждый «месяц» сопровождался цветной фотографией – красивыми девушками, загородными пейзажами и даже морскими видами. Последняя же страница вызвала изумление старика – на ней была изображена водная гладь с выпрыгивающим из нее китом в окружении пенистых брызг. Платон тут же вспомнил самую обожаемую книгу Лии, и в его мыслях всплыли слова надзирателя об океане неподалеку. Тюрьма являлась последней освоенной человеком территорией перед концом суши и началом мира безбрежной воды. В этот миг Платон твердо решил продолжить путь и показать своей любимой край света.
Снова обретя смысл жизни, он спокойно вернулся за руль, медленно закрыл дверь и направил машину к выезду. «Луна-парк № 2» провожал его мирно и дружелюбно, если так можно сказать о месте с дюжиной кружащихся на аттракционах мертвецов. Красочный за́мок, яркие качели, карусели и стены с приятными рисунками безуспешно пытались исправить впечатление о тюрьме. Лия уже перестала бежать и медленно шла по дороге в сотне метрах от ворот, уныло свесив руки, как бывает в состоянии безысходности.
В следующее мгновение машина с ней поравнялась.
– Поехали к морю, – сказал Платон, дотронувшись до женских пальцев протянутой с водительского места рукой.
Лия молча обошла кабриолет, села на свое привычное сиденье и уставилась вперед, глядя на дорогу, не выражая при этом никаких эмоций. Машина развернулась и объехала вокруг луна-парка. Позади него действительно показалась тонкая лента асфальта – продолжение главной трассы, теряющееся из вида в лесу, но Платон знал, что эта бегущая от всего мира дорога не оборвется за деревьями и обязательно выведет на край света. Он погладил морщинистую руку любимой, очень худую, но такую же нежную, как в первый градус их встречи.
В зеркале заднего вида подскакивала открытая крышка багажника, а за ней исчезал последний оплот цивилизации на грешной Земле – замок с синими башнями и расписными стенами в колючей проволоке. Впереди ждал единственный верный союзник – природа с ее спокойствием и красотой.
Сотни оставшихся до края земли километров помогли успокоиться и забыть о кошмаре разрушившихся надежд. Все проблемы и хлопоты отходят на второй план, когда находишься в компании любимого человека, в своем уютном домике улитки – на сиденье родного кабриолета. Но старость жестока и неотвратима для всех, поэтому даже машина износила свои механизмы, начала глохнуть и дребезжать. Звук двигателя уже не походил на молодое яростное рычание, а смахивал скорее на пыхтенье старого льва, уходящего на покой к тому самому краю света, где никто не увидит слабости, роняющей тень на великое прошлое царственного создания. «Норд Шеви» был рад, что уезжает как можно дальше от мира создавших его людей, чтобы в спокойном уединении испустить дух.
Путешествуя к краю земли – точке притяжения всех умирающих существ – Платон с Лией по-прежнему выходили из машины, чтобы перевести дыхание, полюбоваться природой, луговыми ромашками или статными грядами величественных вершин. Они уже не испытывали эмоций, лишь ощущали отголоски былых чувств из тонущих в зыбком песке старости воспоминаний.
Приступы головной боли учащались, поэтому останавливаться приходилось все реже и на более короткие промежутки безвременья. Пара побитых жизнью, сгорбленных стариков уже не могла беззаботно резвиться на усыпанных ягодами лужайках в километре от автомобиля, теперь их уделом были лишь несколько шагов возле обочины. Они срывали одуванчики, глубоко вздыхали, с ностальгией смотрели на далекие, в целой сотне метров от них, недостижимые деревья, садились в машину и ехали дальше.
Ландшафт постепенно утрачивал краски, менялось и небо над головой. Густые леса уступали место голым скальным породам – огромным каменным пустошам. Воздух высоко над ними хмурился, наполняясь голубовато-серой дымкой, он даже колыхал редкие кустарники и деревья, словно куда-то плыл. На одной из остановок путники действительно почувствовали, как он мягко ласкает их лица. В момент движения на автомобиле их и так обдувало ветром, но теперь он стал ощущаться в покое. Над головами уже отчетливо проступали белые облака, а вдалеке до самого горизонта тянулась каменная, словно выжженная пожаром земля.
– Так и должно быть у моря, – подбадривал Лию Платон. – Судя по картинкам, там всюду скалы, а значит мы движемся в правильном направлении.
С каждым километром погода все ухудшалась. Теперь с полным на то основанием можно было использовать термин «погода». Ветер колыхал траву, приглаживая ее почти к самой земле, в небе метались тучи, постепенно сбиваясь в стаи. Веяло холодом, солнце уже не висело над головой, а опускалось все ниже к линии горизонта позади автомобиля, который удирал от светила на край земли. Ближе к темной стороне планеты бушевали настоящие ураганы и шли проливные дожди. Климат там в полной мере пугал.
Справа от дороги появился высокий объект, ни на что не похожий. По мере движения автомобиля он увеличивался очень медленно, давая понять колоссальность своих размеров. Это была стартовая площадка с огромной, высотой в триста метров ракетой. Даже издалека ее масштабы поражали воображение. Огромное чудо техники немного накренилось, сверху покрылось ржавчиной, а снизу зеленым мхом. Ракета могла бы лететь в космос и открывать другие миры, а вместо этого уничтожила прошлое, настоящее, будущее. Став останками забытой цивилизации, она покоилось на ровном каменном пустыре, медленно проплывая мимо летящей вперед машины. Удрученные Лия с Платоном даже не провожали ее глазами.