Дагни поспешно, словно надеясь застать Голта врасплох, спросила:
— Это ведь Пятый концерт Ричарда Халлея, так ведь?
— Да.
— Когда он написал его?
— Почему бы не спросить у самого композитора?
— Он здесь?
— Вы слышите его игру. Это его дом.
— О!..
— Вы познакомитесь с ним попозже. Халлей будет рад поговорить с вами. Он знает, что вечерами, в одиночестве, вы слушаете только его пластинки.
— Откуда?
— Я сказал ему.
На лице Дагни отразился вопрос, который она готова была начать словами: «Как, черт возьми…» — но увидела выражение глаз Голта и засмеялась; смех ее отражал то же, что его взгляд. «Нельзя спрашивать ни о чем, — подумала она, — нельзя ни в чем сомневаться — при звуках такой музыки, торжествующе поднимающейся сквозь залитую солнцем листву, музыки освобождения, избавления, исполняемой так, как и должно, как она силилась услышать ее в раскачивающемся вагоне сквозь стук усталых колес…» Должно быть, именно так виделись ей эти звуки той ночью: волшебная долина, утреннее солнце и. Она ахнула, потому что тропинка сделала поворот, и с высоты открытого уступа она увидела город на дне долины.
Собственно, это был не город, лишь кучка домов, беспорядочно разбросанных от дна до уступов гор, вздымавшихся над крышами и охватывающих их крутым, непроходимым кольцом.
Это были жилые дома, небольшие, новые, с резкими, угловатыми формами и блеском широких окон. Вдали некоторые строения казались более высокими, струйки дыма над ними наводили на мысль о промышленном районе. Но вблизи, на стройной гранитной колонне, поднимавшейся с уступа внизу до уровня ее глаз, стоял слепивший своим сверканием, делавший все остальное тусклым, знак доллара высотой в три фута, выполненный из чистого золота. Он сиял в пространстве над городом, словно его герб, его символ, его маяк, и улавливал солнечные лучи, будто аккумулируя их и пересылая в сиянии своем туда, вниз, к крышам домов.
— Что это? — изумленно спросила Дагни.
— А, это шутка Франсиско.
— Какого Франсиско? — прошептала она, уже зная ответ.
— Франсиско Д’Анкония.
— Он тоже здесь?
— Будет со дня на день.
— Почему вы назвали это шуткой?
— Он установил сей знак как юбилейный подарок хозяину этих мест. А потом мы сделали его своей эмблемой. Нам понравился ход мысли Франсиско.
— Разве владелец этих мест не вы?
— Я? Нет, что вы… — Голт глянул вниз, на подножие уступа, и добавил, указывая: — Вот идет хозяин.
В конце грунтовой дороги остановилась легковая машина, из нее вышли двое и стали торопливо подниматься. Разглядеть их лиц Дагни не могла; один был высоким, худощавым, другой пониже, более мускулистым. Они скрылись из виду за поворотом тропинки.
Дагни снова увидела их, когда они появились из-за выступа скалы. Их лица поразили ее, словно внезапное столкновение.
— Ну и ну, будь я проклят! — сказал, глядя на нее, мускулистый, которого она не знала.
Она же смотрела на его элегантного, высокого спутника: это был Хью Экстон.
Он заговорил первым, поклонясь ей с любезной, приветственной улыбкой:
— Мисс Таггерт, мне впервые кто-то доказал мою неправоту. Я и не думал, говоря, что вы никогда его не найдете, увидеть вас у него на руках.
— На руках у кого?
— Ну, как же, у изобретателя того двигателя.
Дагни ахнула, закрыв глаза; она должна была догадаться сама. Подняв веки, она взглянула на Джона Голта. Тот улыбался, уверенно, насмешливо, словно опять понимал, чтó это для нее значит.
— Было бы поделом, если б вы себе шею свернули! — гневно проворчал мускулистый, впрочем, с явной озабоченностью, даже чуть ли не с симпатией. — Надо ж было додуматься выкинуть такой трюк, и кому?! Женщине, которую бы здесь и так приняли с распростертыми объятиями, войди она через парадную дверь!
— Мисс Таггерт, позвольте представить вам Мидаса Маллигана, — сказал Голт.
— О!.. — только и вымолвила Дагни, а потом рассмеялась: удивляться она уже не могла. — Вы хотите сказать, что я погибла в катастрофе, и это какой-то иной род существования?
— Верно, род существования иной, — ответил Голт. — А что касается гибели, разве не кажется, что все, скорее, наоборот?
— Да, — прошептала она, — да… — И улыбнулась Маллигану. — А где эта парадная дверь?
— Здесь, — ответил он, указывая на свой лоб.
— Я потеряла ключ, — сказала Дагни искренне, без обиды. — Я теперь потеряла все ключи.
— Вы найдете их. Но что, черт возьми, вы делали в этом самолете?
— Преследовала.
— Его? — Он указал на Голта.
— Да.
— Вам повезло, что остались живы! Сильно покалечились?
— Не думаю.
— Когда вам окажут помощь, придется ответить на несколько вопросов.
Маллиган резко повернулся и первым пошел вниз, к машине, потом оглянулся на Голта:
— Ну, что теперь делать? Мы не готовы к этому: первый штрейкбрехер.
— Первый… кто? — спросила Дагни.
— Неважно, — ответил Маллиган и снова поглядел на Голта. — Так что делать-то?
— Она будет на моем попечении, — ответил Голт, — я за нее в ответе. Вы займитесь Квентином Дэниелсом.
— О, с ним все в порядке. Ему нужно лишь осмотреться. Все остальное он, как будто, знает.
— Да. Квентин практически сам прошел весь путь. — Видя, что Дагни смотрит на него в изумлении, Голт сказал: — Вы сделали мне комплимент, выбрав Дэниелса моим дублером. Он вполне заслуживал доверия.
— Где он? — спросила Дагни. — Расскажите, что случилось.
— Ну, Мидас встретил нас на летном поле, отвез меня домой, а Дэниелса взял к себе. Я собирался встретиться с ними за завтраком, но увидел, как ваш самолет, вертясь, падает на луг. Я оказался ближе всех.
— Мы приехали быстро, как только смогли, — сказал Маллиган. — Я считал, что тот, кто сидит в этом самолете, вполне заслуживает гибели. Мне и в голову не могло прийти, что это один из тех двоих на всем белом свете, единственных, для кого я сделал бы исключение.
— А кто второй? — спросила Дагни.
— Хэнк Риарден.
Она невольно поморщилась, как от боли; это походило на внезапный удар в солнечное сплетение.
Дагни стало любопытно, почему ей вдруг показалось, что Голт смотрит пристально ей в лицо и что она заметила в нем какую-то перемену, слишком быструю, чтобы ее понять.
Они подошли к машине. Это был «хэммонд» с откинутым верхом, одна из самых дорогих моделей, выпущенный несколько лет назад, но в превосходном состоянии благодаря умелому обращению. Голт посадил Дагни на заднее сиденье, он придерживал ее, обняв одной рукой. Она время от времени чувствовала острую боль в ноге, но старалась не обращать на нее внимания. Смотрела на далекие дома города, когда Маллиган повернул ключ зажигания, и машина тронулась, а когда они проезжали мимо символа доллара, и золотой луч, скользнув по лбу, резанул ей по глазам, она спросила:
— И кто же хозяин всего этого?
— Я, — ответил Маллиган.
— А он кто? — Она кивнула на Голта.
Маллиган усмехнулся:
— Он просто здесь работает.
— А вы, доктор Экстон? — спросила она.
Тот обратил взгляд на Голта.
— Я — один из его двух отцов, мисс Таггерт. Тот самый, который не предал его.
— О! — произнесла она, догадавшись. — Ваш третий ученик?
— Да.
— Помощник бухгалтера! — простонала она, вспомнив.
— Что-что?
— Так назвал его доктор Стэдлер. Сказал, что вот кем, видимо, стал его третий ученик.
— Он дал мне слишком высокую оценку, — сказал Голт. — По его меркам, по меркам его мира, я значительно ниже.
Машина свернула на узкую дорогу, ведшую к дому, одиноко стоявшему на гребне горы над долиной. Дагни увидела человека, быстро шагавшего по тропинке в сторону города. Он был одет в синий хлопчатобумажный комбинезон и нес под мышкой жестяную коробку для завтрака. В его быстрых, порывистых движениях было что-то знакомое. Когда машина проезжала мимо, Дагни мельком увидела его лицо — и откинулась назад; голос ее взвился до вопля от боли, причиненной внезапным толчком машины… и увиденным:
— Остановите! Остановите! Не дайте ему уйти!
Это был Эллис Уайэтт.
Мужчины рассмеялись, но Маллиган остановил машину.
— О… — виновато пролепетала Дагни слабым голосом, поняв, что из этой долины Уайэтт не исчезнет.
Уайэтт побежал к ним: он тоже узнал ее. Когда он ухватился за край дверцы, Дагни увидела его лицо и пылкую, торжествующую улыбку, которую видела раньше всего лишь раз: на платформе «Узла Уайэтта».
— Дагни! И вы, наконец, тоже? Одна из нас?
— Нет, — ответил ему Голт. — Мисс Таггерт здесь случайно.
— Что?
— Ее самолет разбился. Не видели?
— Разбился… здесь?
— Да.
— Я слышал шум самолета, но… — Выражение замешательства на его лице сменилось улыбкой, сожалеющей, удивленной, дружеской. — Понятно. О, черт, Дагни, это просто нелепо!
Она беспомощно смотрела на него, не в силах связать прошлое с настоящим; беспомощно — как человек, говоривший во сне мертвому другу те слова, что не сказал ему при жизни, но теперь повторяющий их наяву, вспоминая, как старался дозвониться до него почти два года назад, те самые слова, которые надеялся произнести, если увидит его снова:
— Я… я пыталась связаться с вами.
Уайэтт мягко улыбнулся.
— Мы тоже долго пытались связаться с вами, Дагни… Вечером увидимся. Не беспокойтесь, я не исчезну — думаю, вы тоже.
Он помахал остальным и пошел, унося свою жестяную коробку. Маллиган завел мотор; она подняла взгляд и увидела, что Голт опять пристально на нее смотрит. Лицо Дагни помрачнело, словно она позволила себе признать боль, отказывая ему в удовольствии упрекнуть ее в скрытности.
— Ладно, — сказала она. — Догадываюсь, что за демонстрацию вы хотите устроить, дабы меня впечатлить.
Хоть, возможно, и неловко Дагни пыталась пошутить, но на лице Голта не отразилось никакой ответной реакции, если, конечно, не считать таковой полное бесстрастие.