Наверное, последняя фраза была уже лишней, потому что принцип работы всех этих штуковин я сама совершенно не понимала, да и что такое «импульсы» сходу не объяснила бы. Так просто ляпнула, вспомнила что-то из папиных разговоров. Впрочем, Вики знала, что физик из меня никудышный, так что вдаваться в подробности не потребовала. Она просто сказала:
— Ты всё же спроси у него.
— Ладно, — ответила я, чтоб закрыть эту тему.
Сегодняшними разговорами о коммунистах я уже была уже сыта по горло! Не про них я надеялась побеседовать, разыскивая в столовой свою лучшую подругу!
— Слушай, Вики! Если хочешь завтра прогулять, то я не против. Можем даже сделать это вместе. Сегодня вечером мы можем заняться кое-чем гораздо более интересным, нежели учить уроки на завтра.
— Ты о чём?
— О ком! Об Элвисе.
— А, снова…
— Да, снова! Вики, эти два дня необычные! Он здесь! Он в нашем городе! Ты это понимаешь? Этого ни разу еще не было и, может быть, потом уж и не будет!
— Но ты же уже была на концерте.
— Но сегодня вечером ещё один!
— Там будет то же самое.
— Да блин! — Я возмутилась — Как так можно не понять-то? Во-первых, да, там будет то же самое, но это мне и надо! Я умру, если не смогу повторить то, что чувствовала вчера! А, во-вторых, там уже будет по-другому. Ничто не повторяется прям в точности. Он может пошутить другую шутку. Подрыгать ногой по-другому. Неужто не ясно?
— Ясно, ясно… Ладно, что я удивляюсь? Я давно знаю: ты чокнутая.
— Чокнутые — те, кто не понимают, какой он гений. Кто не хочет понимать. А ты поймёшь! Вот сходишь со мной и проникнешься. Вики, живьём он в сто тысяч раз круче, чем в записи! Ты сама будешь мне благодарна, когда ощутишь это!
Вики чего-то там хмыкнула. Её рот был набит радиобататовым пюре, и я не стала дожидаться, когда он освободиться, чтобы сказать какую-нибудь очередную глупость, а взяла беседу в свои руки.
— Слушай. Есть план. Мне известно, в какой он гостинице. Можно забить на оставшиеся уроки и отправиться туда прямо сейчас. Походить там… Под окнами постоять… Крикнуть что-нибудь ему — авось и выглянет! А ещё можно найти его машину и что-нибудь написать на ней. Например, свой телефон.
— Ага, — сказала Вики, — чтоб он знал, на кого подавать в суд за порчу имущества! Конечно, конечно! Откуда ты вообще узнаешь, которая машина — его?
— Вики, это всем известно! В газете писали неделю назад. Он купил розовый атомобиль, трансформирующийся в самолёт. Такого ни у кого больше нет. Ну, в нашей глуши-то уж точно.
— Гвоздём нацарапаешь?
— Хм… Я вообще-то помаду купила бордовую. Ну, специально для этого дела. Но вот гвоздь это мысль! Гвоздём оно, конечно, крепче будет. Не сотрётся. Больше шансов…
— … увидеться с ним в суде.
— А хоть бы и в суде! — сказала я. — Уж лучше в суде, чем нигде. Вот. Стихи получились.
— Очень глупые стихи. И портить машину — тоже очень глупая мысль. К тому же, готова поспорить, её охраняют. Ты, небось к этой тачке за милю не подберёшься. Там, наверно, десять полицейских, сто собак и две сигнализации — как раз вот от таких вот.
— Ну ладно, плевать на машину. Забудь про неё. Можно просто побыть около гостиницы. А потом, если повезёт, увидеть, как он отправляется в концертный зал. Зал буквально в трёх кварталах от отеля. Не вопрос. Лишь бы повезло лишний билетик ухватить.
— Ну, — сказала Вики, — ухватить один лишний билетик явно больше шансов, чем два сразу. Я тебе зачем в этой истории? Ты же знаешь, что я не любитель царапать машины, толкаться среди полоумных и прочих подобных делишек. Послушать пластику — пожалуйста. А концерты…
— Ты будешь в восторге! Увидишь!
— Интересно, влияют концерты на кровь? А если анализ покажет, что ты вчера слушала рок-н-ролл?
— Вики, хватит нести ерунду! Давай позвоним твоему брату и попросим, чтобы он отвёз нас в центр города! Прямо сейчас, а? Он парень хороший, поймёт всё и предкам не проболтается?
— А, — сказала Вики, — вот, к чему все уговоры! Тебе нужна машина. Ехать не на чем?
— Ага, — сказала я.
— А твой брат не хочет тебя отвезти?
— Ни в какую. Сказал, и одного концерта мне за глаза.
— И отец?
— К нему с таким вообще подходить опасно. Ты же знаешь его взгляды. Если только через маму. А мама от моей идеи тоже не в восторге.
— Ну фигово тогда. Мой-то брат на ферму к бабушке уехал. Он вернётся только послезавтра. Так что вот…
Я горестно вздохнула.
Ну почему, почему всё вот так по-дурацки несправедливо?! Я уверена, что в нашем городе нет никого, кто любил был Элвиса как я! Он приехал для меня! Ради меня! И что в итоге?! Я получаю только половину того, что мне причитается. Лишь один концерт из двух. Из-за чего? Да лишь из-за того, что живу в дурацком пригороде! Из-за того, что я девочка, а не парень, из-за того, что у меня нет собственной машины, только лишь из-за этого! И друзей… Настоящих друзей при машинах…
— Ну слушай, — прервала молчание Вики. — Не расстраивайся так. Знаешь, вторая порция мороженого никогда не бывает такой же вкусной, как первая…
Я махнула рукой.
— Не понять вам. Никто не поймёт. Никогда. Так что лучше не начинай.
Полминуты мы поели молча.
Потом Вики сказала:
— Ава, а вот как ты думаешь: этот анализ покажет, что я целовалась с Джо Роулингом? Если неделю назад целовалась, в крови остаются следы?
— Я не знаю. Наверно, за неделю всё выходит…
— Ну а если я сегодня поцелуюсь? — Вики всё не унималась с этим анализом.
— Это Джо, что, тоже коммунист?
— Нет. Просто моей маме он не нравится.
— Так что же? Анализ не мама берёт.
— Так ведь ей сообщат результаты!
— Брось, Вики! Что ты панику разводишь?! Говоришь, что я якобы чокнутая, а сама несёшь полную ересь! Может, этого анализа вообще ещё не будет! Слухи дурацкие ходят, а ты им и веришь! Кто вообще тебе сказал про это всё?
Вики открыла было рот, чтобы произнести чью-то фамилию, но её прервал джингл из радиоточки.
Вся столовая уставилась на маленький приборчик под потолком.
ВНИМАНИЕ, ВНИМАНИЕ! ГОВОРИТ ДИРЕКТОР ШКОЛЫ. ДОРОГИЕ МАЛЬЧИКИ И ДЕВОЧКИ! В РАМКАХ РЕАЛИЗАЦИИ СТРАТЕГИИ НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ ЗАВТРА В НАШЕЙ ШКОЛЕ ВСЁ УРОКИ ОТМЕНЯЮТСЯ. ВМЕСТО НИХ В ДЕВЯТЬ УТРА В АКТОВОМ ЗАЛЕ БУДЕТ ПРОСМОТР УЧЕБНОГО ФИЛЬМА «АТОМНЫЙ АПОКАЛИПСИС». ПОСЛЕ ЭТОГО СПЕЦИАЛЬНАЯ БРИГАДА ВРАЧЕЙ ПРОВЕДЁТ ПРОФИЛАКТИЧЕСКОЕ МЕДИЦИНСКОЕ ОБСЛЕДОВАНИЕ ВСЕХ УЧАЩИХСЯ. ЭТО БЕСПЛАТНО. СТРАХОВКА ЗНАЧЕНИЯ НЕ ИМЕЕТ. ЯВКА СТРОГО ОБЯЗАТЕЛЬНА
После вновь раздался джингл и радио замолкло. По столовой раздался общий вздох разочарования, сменившего собой короткий миг восторга из-за слов «уроки отменяются».
— Ну всё, — сказала Вики. — Подтвердилось. Мне конец. Заметила, что он не сказал про анализ крови? Сказал просто «медицинское обследование»! Это чтоб заранее не пугать. Чтоб не сбежали.
— Прекрати!
— Что прекрати-то? Всё понятно. Кровь мою будут сосать. Уж не знаю, что они хотят узнать по ней. Но точно всё узнают.
10. Я в отчаянии
В течение остатка школьного дня я предприняла ещё несколько попыток найти себе транспорт (и спутников) для поездки на сегодняшний концерт — но вновь безрезультатно. Ронни сказал, что таскаться по одинаковым мероприятиям — глупо. Пенси не видела смысла ехать туда, где не будет Ронни. У Петси уже были другие планы — в общем, как и у остальных моих немногочисленных знакомых. По пути домой в школьном автобусе я даже попыталась навязаться в друзья одному малознакомому парню, с которым мы видимся только на уроках лепки — но мой план был сразу же раскушен и жестоко высмеян.
Дома меня накрыло такое чувство безысходности, что, когда отец пришёл с работы, я поставила родителям ультиматум: если они вот сейчас же не отвезут меня на концерт, то я не пойду больше в школу. Ни на экзамены, ни аттестат забирать — никогда. Вот честно, в гробу я видала всю эту учёбу!
Естественно, разразился скандал. Отец упёрся рогом и решил, что если я так сильно хочу чего-то, значит, это происки кошмарных коммуняк, и мне ни в кое случае нельзя дать получить желаемое. Он кричал на меня выпучив глаза, топал ногами, слал проклятия Сталину и клялся сломать радиоприёмник; мать хлопала глазами, хлюпала носом и глотала таблетки и слёзы попеременно. Потом пришёл брат и, словно без него мне было мало этой дряни, стал бросаться презрительным взглядом и уничижительными репликами. Впрочем, за отцовским ором и материнским плачем реплик этих мало было слышно. Да и значения они уже не имели: в сравнении с горем отсутствовать на концерте значения не имело уже ничто.
В конце концов, мне приказали идти в свою комнату, что я с удовольствием и проделала — сил смотреть на эти рожи больше не было…
Как ужасно, унизительно и глупо, что вот кроме этой комнаты, кроме этой коробочки в двести квадратных футов мне совершенно некуда податься на этой планете. Вот люди летают в космос. Люди строят базы на Луне и добывают аполлоний. Люди слазили в Марианскую впадину. Люди готовятся к экспедиции на Марс. У людей даже в самые убогие тарантасы вставлены атомные реакторы, чтобы иметь бесконечный источник энергии для путешествий. А вот у меня нет водительских прав, нет машины, и поэтому всего этого невиданного прогресса из телевизора для меня как бы не существует. Без разрешения родителей я могу перемещаться разве что на школьном автобусе. А на своих двоих даже до супермаркета добраться проблематично — на многие мили вокруг растянулись ряды однотипных пластмассовых мыльниц навроде нашей…
На своих двоих… Нет, ради Элвиса, конечно, я могла бы. Пешком до концертного зала идти часов пять. Если б я отправилась туда сразу после школьного обеда!.. Или лучше вместо обеда! Вот я дура… Что ж. Теперь всё бесполезно. До концерта остаётся минут десять.
11. Я бегу
Стоит ли говорить о том, что всё время концерта я проплакала? Просто вот лежала на кровати лицом вниз и рыдала в голос. В голове проигрывались события вчерашнего волшебного вечера. Я помнила каждый момент, каждый жест, каждую мелочь, не говоря уж о песнях и том порядке, в каком они исполнялись. Вот сейчас он выходит на сцену… Сейчас начинает «Отель»… А сейчас «Плюшмедведь»… А вот теперь уже, пожалуй, и «Собака», которую он наверняка предваряет смешным монологом и несколькими обманными движениями рукой в районе гитары — как будто начинает, но на самом деле нет. Решение завести пластинку с той же песней, что сейчас предположительно исполняется, не помогло — наоборот стало только грустнее. А когда в ответ на звуки, издаваемые моим электрофоном, снизу послышался новый отцовский крик, обещание выбросить все мои записи, а меня сдать в лечебницу для сумасшедших, мне сделалось так одиноко, как не было еще ни разу в жизни.