Примерно так она вела себя в ночь нашего знакомства, когда гонялась за мной по лесу и закидывала «Косами». Тогда я списал это странное поведение на желание меня напугать или поразить, потому что с тех пор ничего подобного Матильда не отмачивала.
И вот сегодня, кажется, снова оно… Впору было начать думать о тайном ночном визите Радаманта.
— А ты сам водить умеешь, Михаил? — баронесса лихо вписалась в крутой поворот так, что у меня тошнота подкатила к горлу.
— Умею.
Ещё на первом курсе я сдал на права с первого раза и очень этим гордился. Без взяток и знакомств, все сам. Спасибо безлимитным покатушкам на дедовской древней «девятке». Этому вишневому инжекторному зубилу давно было впору окончить дни на разборке, но дед все никак не желал расставаться с материальным воплощением лихих “девяностых”. Дорожил как памятью о вольной зрелости.
А я что? Как посадили за руль в десять лет, так и поехал — ноги едва до педалей доставали. Катался в деревне, все больше по проселочным дорогам, чтобы не влететь на штраф и деда не представить. Зато в автошколе осталось только отработать эстакаду — остальные парковки, звёзды в боксы и развороты я уже умел делать с закрытыми глазами. Жаль, на мотоцикле ездить так и не научился, а ведь были планы…
— Хорошо водишь? — уточнила Матильда.
— Вполне сносно для своего возраста.
Наставница припарковалась на обочине и заглушила двигатель.
— Тогда давай, — она ударила пальцем по рулю. — Садись на водительское. Покажи, что умеешь.
Я удивленно вытаращился на неё.
— Матильда, что вы? Я несовершеннолетний, у меня нет водительского удостоверения, я не сдавал экзамен…
Она лишь легкомысленно отмахнулась.
— Брось. Вся аристократия умеет водить уже к шестнадцати годам. Как раньше всех поголовно обучали верховой езде, так сейчас прививают любовь к дорогим автомобилям. Все всё прекрасно знают и понимают. Даже сотрудники дорожных патрулей. Вот и я хочу понять, насколько хорошо ты обучен вождению.
— От этого что, тоже зависит поступление в Аудиториум? — съязвил я.
— Нет. Но навык крайне полезный. Хватит пререкаться, вперед.
Я вышел из авто и с опасением уставился на хищную морду немецкого монстра. Не знаю, сколько лошадей было в двигателе, но даже сам внешний вид “немца” вопил о том, что тачка была с характером. Еще и старомодная механика. Интересно, там хотя бы гидроусилитель был предусмотрен?
Матильда тем временем закурила.
— Ну, Михаил, чего ждешь?
— Осматриваюсь. Никогда на таких не ездил. У меня был опыт с авто попроще. Гораздо проще.
— Все не так страшно. Леня — тот еще зверь, конечно, но тяжелый и устойчивый. Передач пять. Механика, разумеется. Ничего нового. Наоборот, Ленечка, — баронесса ласково погладила капот автомобиля, — безнадежно морально устарел. Но я все равно его безмерно люблю.
— Вы называете автомобиль Леней? — прыснул я.
Матильда пожала плечами.
— А что? Питомцам ведь дают клички, вот и я нарекла своих красавцев. У такой техники есть душа, Миш. Они всеее чувствуют.
Интересно, как она назвала тот хиппимобиль, на котором мы ездили на Полигон?
Матильда послала тачке воздушный поцелуй, и я снова усомнился в ее адекватности. Черт, с наставницей явно было что-то не то. Ну не в себе дама — как пить дать. Понять бы еще, с чем это было связано.
— Ключи в зажигании, — напомнила наставница. — Приступай.
Она спрятала окурок в карманной пепельнице и уселась на пассажирское сидение. А я, трижды глубоко вдохнув и выдохнув, занял место водителя.
Ну, призрак вишневой дедовой девятки, помогай. Руки должны помнить…
Так, сперва настроить зеркала, завестись… “Немец” ответил низким, почти животным, урчанием.
Я поставил ноги на педали, положил левую руку на руль и снял машину с ручника.
Педаль сцепления оказалась тугой, а вот тормоз отзывался очень легко. И хорошо — так безопаснее. Передачи располагались в немного непривычном порядке, и мне пришлось то и дело коситься на рычаг.
— Смелее! — весело подбадривала Матильда. — Пока все правильно.
Оглянувшись по сторонам, я осторожно выехал на трассу. Мы были уже далеко загородом — почти добрались до Ириновки.
— Ну что ты так робко? — недовольно скривилась баронесса. — Вижу ведь, что умеешь. Не жадничай, прокати наставницу с ветерком.
— Скоро будет населенный пункт, — хмуро отозвался я, пытаясь совладать с этим тяжелым чудовищем. — А здесь часто скот гоняют с поля на поле. Уже не сезон, но лучше перестраховаться.
Матильда улыбнулась.
— Молодец.
Гнать не хотелось, да и “немец” ворчал мотором ровно, размеренно, словно и сам не был настроен на большие гонки. Матильда слегка заскучала, но я ловил ее внимательные взгляды — следила, контролировала.
Лишь раз, когда мы покинули деревню, я позволил себе разогнаться выше ста километров.
— Ууух! — воскликнул я, когда двигатель зарокотал громче. При этом машина шла так мягко, словно летела над землей.
Матильда довольно осклабилась.
— Вооот, теперь ты понимаешь.
— Красавец, конечно.
— А то. Старичок, но зато каков. У меня его каждый сезон выкупить пытаются. Не отдам ни за какие деньги.
Ещё бы. Я бы и сам ни за что с таким монстром не расстался. Правда, с непривычки начал быстро уставать. И водить отвык, и автомобиль все же оказался слишком тяжелым и сложным в управлении.
Матильда весело рассмеялась, когда я заложил вираж на повороте. Кажется, мне начало передаваться ее беспричинное безумие.
Но, увидев очертания домиков Ириновки, я сбавил скорость до разрешенной. Впереди вырос указатель на усадьбу и показались голые деревья аллеи.
— Что с вами сегодня? — осторожно спросил я, поворачивая на дорогу к усадьбе.
— В смысле?
— Вы сегодня как-то веселее обыкновенного, ваше благородие. И, признаюсь, это меня немного беспокоит.
Матильда отмахнулась.
— Все в порядке. Все как обычно. Все прекрасно!
Нет. С ней точно что-то было не так. Происходи все в моем родном мире, я бы подумал, что тетя Мотя с утра пораньше закинулась чем-то из перечня запрещенных к продаже веществ. Иначе как объяснить эти перемены?
Припарковавшись напротив парадной лестницы, я заглушил мотор и шумно выдохнул. Фууух. Нет, кажется, кататься на таких автомобилях мне пока рановато. Вроде и справился, но тут скорее просто повезло. Могли бы и в кювет улететь.
Двери дома распахнулись, и навстречу нам вышел Егор. Лакей открыл Матильде дверь и поклонился.
— Добро пожаловать домой, Михаил Николаевич. Матильда Карловна, рады вас приветствовать в усадьбе Соколовых.
Баронесса кокетливо улыбнулась и подхватила сумочку.
— Благодарю, Егорушка. Скажи, Татьяна Константиновна уже готова нас принять.
Лакей почтительно кивнул.
— Конечно, ваше благородие. Пожалуйте в дом, их сиятельства приглашают вас отдохнуть за чаем с дороги.
Я отдал ключи от машины Егору, и тот повел нас в дом. Не успели мы снять верхнюю одежду, как нас тут же вышла поприветствовать Оля. Сестра носила траур, но улыбнулась, увидев нас.
— Здравствуй, Мелкая, — я аккуратно обнял ее и чмокнул в макушку. — Как вы тут?
— В порядке, — она обернулась к Матильде, взяла ее руки в свои и тепло поприветствовала. — Ну, господа, пожалуйте в столовую. Будем чаевничать.
— Оля, мы ведь по делу… — напомнил я. — Не стоило устраивать пир.
— Пира и не будет. Но пока вы с бабушкой будете общаться, я развлеку Матильду Карловну.
Наставница обворожительно улыбнулась.
— Твоя сестра — просто прелесть, — шепнула она мне на ухо. — Нужно начать выводить ее в свет. Уверена, достойные кандидаты на ее руку и сердце найдутся. Быть может, даже из крепких одаренных семей…
— Давайте об этом потом, — нахмурился я.
Проблемы нужно решать по мере поступления. Хотя неопределенность судьбы Оли меня тоже беспокоила. Приближался возраст, когда ей следовало блистать на первых балах, а наша семья… Словом, тут сперва придется мне поднапрячься.
В столовой пахло чем-то пленительно-кондитерским. Не то чтобы я голову терял от тортов и пирожных, но этот аромат манил. Бабушка восседала на резном стуле с высокой спинки и походила на средневековую герцогиню, каких описывали писатели прошлых веков. Седая как лунь, но с идеальной высокой прической. В длинном строгом платье до пола и черном пуховом платке. Из украшений только жемчужная нить и серьги с черными камнями — все по требованиям траура. Увидев нас, она взялась за трость и хотела приподняться.
— Сиди, бабуль! — Я подошел к ней и обнял. — Как ты себя чувствуешь?
— Как восьмидесятилетняя развалина, мон шери. Как еще я должна себя чувствовать? — проворчала она, но наградила Матильду любезной улыбкой. — Ваше благородие, благодарю за скорое прибытие.
Сестра позвонила в колокольчик, и слуги принесли самовар. Начищенный, блестевший пузатыми медными боками — этот антиквариат доставали только для приема гостей в русском стиле.
— Оленька, душечка, займи пока нашу гостью, — бабушка поднялась, опираясь на трость с массивным набалдашником и кивнула мне. — Нам с Мишенькой нужно побеседовать приватно.
Оля кивнула и тут же принялась потчевать Матильду выпечкой и ароматным чаем. Мы же с бабушкой вышли. Я подал ей руку, и она с готовностью оперлась.
— Бедное дитя, — едва слышно проговорила она, когда мы вышли в холл. — Такая молодая, а со столь неприятным недугом…
— О чем ты, Ба? — не понял я.
— О ее благородии. Такое роковое и трагическое невезение…
— Все еще не понимаю. Объясни, пожалуйста.
— Та ее ментальная травма, — перешла на шепот бабушка. — Ты же видишь, что с ней творится? Ее душу расщепило надвое после того инцидента. Была одна Матильдочка — а стало две души, что сменяют друг друга в одной оболочке. Два характера, два нрава. Такой дисбаланс, такая нестабильность… Ох, Господь, помилуй…
Я инстинктивно обернулся в сторону столовой. Так вот, значит, что происходило с моей наставницей? Расщепило душу? В моем мире психиатры наверняка назвали бы это биполярным расстройством.