Усяма. Мая жалеет тепер: за твая три грёбаный доллар многа дават!
Фидель. Еще несколько чудных мгновений, хозяин, и три ваших грёбаных доллара превратятся в зеленое море!
Усяма. Твая очон берегис, если мая абманывать делит…
Фидель. Мой хозяин сам убедится, как его раб предан своему хозяину, как он хочет угодить своему хозяину…
Усяма(опускается на корточки возле трона). Толка папроби мая не угадить делит… (Включает дрель).
Фидель(шипит). Тише, хозяин, прошу, не так громко…
Усяма(замирает). Твая гаварит правда: шумет нехарашё. (Достает из кармана вату, затыкает себе уши). Вси нада делит тиха, ни громкя! (Снова включает дрель).
Фидель(снова его останавливает). Нас могут услышать, хозяин…
Усяма(извлекает вату из ушей, откладывает дрель в сторону). Мая панимаит. Миного не гавари. Килюч на шишнадцат хачу.
Фидель(торопливо нагибается к сумке, подает ключ). Прошу вас, почтеннейший…
Усяма тут же бьет его этим ключом по голове — Фидель тихо вскрикивает.
Усяма. Мая папрасиль килюч на шишнадцат!
Фидель с опаской протягивает другой ключ, и снова получает по голове, и опять вскрикивает. Усяма смеется.
Такая тупой, там нет ета килюч… (Сам светит фонариком внутрь сумки). Тама ест развадная килюч… (Сам находит разводной ключ, отвинчивает гайку). Фанари свити, идиёта… Мались Аллях, если ты мая обманут…
Фидель. Как я, хозяин, мог вас обмануть, вы знаете, как я вас уважаю…
Усама(трудится). Мая пилеват хател на твая уважжения…
Фидель(шепотом). Я помню, я был еще маленьким… За этим столом собирались члены правительства…
Усяма. Фанарик свити, евнух, да?
Фидель. Слушаюсь, господин… Кушали, пили… В общем, решали проблемы страны…
Усяма. Лютча свити, сволич, да?
Фидель. Да, хозяин… Так вот… А на троне всегда восседал дядя Леня… Для всех, разумеется, генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза, а для меня…
Усяма(рассеянно откликается). Пилад…
Фидель. …А, лично, меня дядя Леня сажал на колени, отчески чмокал, дарил леденцов… Мы болтали о всяком… Бывало, в четыре руки игрались с ядерным чемоданчиком: симулировали атаку на Америку…
Усяма. Амэрикя — мая настаящая вряг…
Фидель(ностальгически). …А после стакана, другого дядь Леня сворачивал чемоданчик и торжественно так говорил: я себя, говорил, под Ленина чищу! И папа, и прочие члены политбюро, как один, повторяли: я тоже, я тоже! (Грустно вздыхает). Все хотели быть чистыми — как Ленин…
Усяма(трудится). Ани чито, били грязни?
Фидель. Так это звучит по-русски, хозяин: чистыми, как Ленин, — значит, хорошими, как Ленин…
Усяма(силится сдвинуть трон с места — не удается). Дядя Лён, гавариш… биль харёши?
Фидель. Он был не хорошим, хозяин, — он был очень хорошим, хозяин!
Усяма(с ожесточением раскручивает гайку). Пилад…
Фидель. После чего все члены ленинского политбюро крепко, по-мужски целовались и, гуськом, по одному ползли туда, к Ленину в мавзолей…
Усяма(силится сдвинуть трон с места). Памаги мая, сволич такой…
Сдвигают трон, открывается люк. Молчат.
Усяма. Пашёль.
Фидель(испуганно на него смотрит). Куда?..
Усяма. Твая перьви, мая за твая.
Фидель(пятится). Я — первый?..
Усяма достает из-под паранджи плетку.
Но, хозяин… я очень боюсь мертвецов… я, хозяин…
Усяма. Пес… (Оттягивает его плеткой).
Фидель. Ай… (Убегает в тень).
Усяма(отыскивает его фонариком в темноте и оттягивает плеткой). Евнухь… Ишякь… Пракляти шякаль…
Несчастный скопец, «ойкая и яйкая», мечется по комнате, пока не исчезает в вечной дыре. Усяма скрывается следом. Возникают, ведомые тонким фонарным лучом, Франциско с Рэйчел. И тоже лезут в подпол. Зажигается яркий свет. Педичев в нижнем белье, Нюра в ночной рубашке до пола.
Нюра. Федор Кузьмич, будем брать?
Педичев. А то!..
Свет уходит. Тут самое время сменить обстановку.
Картина четвертая
В холодном свету мавзолея имени В.И. Ленина на постаменте в гробу аккуратно лежит, как живой, сам Ильич. Слышно, куранты гулко бьют полночь. С последним ударом вождь мирового пролетариата резко садится. Приличный по виду из гроба костюм на нем моментально превращается в лохмотья; трижды громко чихает и высмаркивается в свой знаменитый галстук.
Ильич(наконец, отчихавшись, ежится и бормочет заиндевелыми губами). Будь здоров, будь здоров, будь здоров… Хотя, о каком тут здоровье… Злая насмешка и только!.. О-о, ненавистный склеп, дом скорби, узилище пламенного революционера… обитель уныния и тоски… Мавзолей… пирамида… бездарный кубизм в бетоне и мраморе… чертово изобретение товарища Джугашвили-Сталина, можно сказать, десятый круг ада… (Вытягивает перед собой руки, разглядывает лохмотья). Даже товарищу Данте Алигьери… выдающемуся поэту итальянского возрождения такое и в голову не приходило…
Спрыгивает на пол, ёжится, встряхивается, помахивает руками, изображая физические упражнения, и неуклюже попрыгивая на месте.
О, порождение огненной гиены… исчадие ада… о, воплощенное зло!
Выпотрошил меня до кишок, как пасхальную курицу, или рождественского гуся, и выставил тут для всеобщего обозрения!
Как хищного злобного зверя в зверинце!
Как какого-нибудь закоренелого преступника у позорного столба!
Как распутную девку для публичного покаяния!..
Тот ли я нынче, кого не сломили аресты и тюрьмы?
Холод, голод и лишения?
Беспросветные дни и годы вынужденной эмиграции в Лондоне и Париже, Женеве и Варшаве?
Безрадостное прозябание в землянках и шалашах?
Тот ли я ныне, что рьяно возглавил и совершил Великую Октябрьскую Социалистическую революцию?
О, я не тот!..
Уж лучше распял бы, как Понтий Пилат распял Иисуса Христа! Чем я не Христос?
Или отправил бы на гильотину — куда Максимилиан Робеспьер отправил Жорж Жака Дантона! Чем я не Дантон?
Или четвертовал бы — как Екатерина Вторая четвертовала Емельяна Пугачева на Болотной площади…
Все лучше — чем зябнуть в холодной обители и сгорать от стыда на виду миллионов рабочих, крестьян и примкнувшей к ним трудовой интеллигенции.
Однако же, холодно, брр…
Осторожно приподнимает тяжелую полу красного бархата, ниспадающего с постамента, достает бутылку шотландского виски.
Посмотрим-ка, что мне… (Разглядывает бутылку). Вот… дар от шахтеров угнетенной Шотландии… виски… с клопами… Написано, что помогает… от бесплодия… (Откупоривает, прикладывается; еще прикладывается; возвращает бутылку на место, откуда взял, достает шампанское, с удовольствие разглядывает). Шампанское, о, из Парижа! Поля Елисейские, девочки — ах! (Извлекает сало на свет и принюхивается). О-це дило… с ридной нэньки Украйны… свиноферма имени меня… який шмат сала… А запах!.. (Достает еще и диковинную бутыль, вытаскивает пробку, принюхивается). Хванчкара от виноделов города Гори… (Прикладывается). Родины генералиссимуса… (Еще прикладывается). Покуда мы тут куковали вдвоем вечность с Иосифом Виссарионовичем Сталиным-Джугашвили, дня не проходило без Хванчкары, Мукузани, Киндзмараули… И закуска была — превосходная! Лоббио, припоминаю… Мы еще спорили: с одним «бэ» лобио или с двумя… Я говорил, что с одним, он же настаивал на двух… Лоббио! Впрочем, ему виднее… А сациви, заметить тут, с курицей — форменное архиобъедение!.. Чахохбили, хинкали, аджап-сандал!.. (Грустно вздыхает). После, будь он неладен, ХХП-го съезда Коммунистической Партии Советского Союза меня уже так тут не балуют — жаль!..
Умолкает внезапно и прислушивается.
Эти шорохи сводят меня с ума… Крысы, должно быть, кремлевские…
Еще прислушивается.
Впрочем, шаги… Кто бы это мог быть?.. Ах, до чего я устал!..
Спешно возвращает дружеские дары обратно, запрыгивает в гроб, приводит в порядок одежду и замирает в привычной позиции.
Из какого-то невидимого угла на свет, наконец, выползает на четвереньках Фидель с футляром от контрабаса.
Фидель(громко шепчет). Хозяин, сюда!.. Сюда, сюда, хозяин!..
Из той же щели выползает на четвереньках существо в парандже — Усяма, поднимается было и немедленно падает перед гробом с вождем мировой революции ниц.
Усяма. О, вилики Аллях, мая ни верить своя глязя…
Фидель. Хозяин, хозяин, нам следует очень поторопиться… (изо всех сил силится поднять его на ноги).
Усяма(отталкивает его и опять простирается ниц, и только приговаривает). Виликий Линин… виликий Линин…
Фидель. Хозяин-хозяин, вы тоже великий… вы самый великий, хозяин, после Аллаха!
Усяма. Ни трогяй велики Аллях своя грязни рот!
Фидель. Хозяин, не буду!
Усяма. Нисчастни скапец, твая мат… (Поднимается и достает из-под паранджи мешок.)
Фидель. Счастливый…
Усяма. Ти хочиш мая паправлят?
Фидель. Я очень счастливый, хозяин, исключительно потому, что служу вам, о, хозяин!
Усяма. Папроби ни служит!
Фидель. Я даже пробовать не хочу, о, хозяин!
Усяма. Евнухь такая, минога не гавари!
Фидель. Молчу!
Усяма. Лютча мальчи па-харёший и бири Линин харашё два рюка, и киляди на мишёкь!
Фидель открывает футляр контрабаса, опасливо приближается к гробу, поднимает вождя мировой революции на руки