— Да. Например, продумать наши дальнейшие действия.
— К черту! — рубанул рукой Валлендорф. — Какие еще действия? Надраться — вот все мои дальнейшие действия. А-а-апчхи!!!
— Очень изобретательно, — язвительно прокомментировал Меерс. — А вы что предложите, Лимек?
— Я? — вяло удивился сыщик.
— Ну да, вы. Раз уж вы угодили в наши ряды, так сказать, заговорщиков-конспираторов... — криво усмехнулся Меерс, продолжая жевать сигару.
— Не смешно, — сказал генерал Валлендорф. — Слишком поздно примыкать к провалившемуся заговору. Мы уже проиграли, док, неужели непонятно?
— Позволю себе не согласиться, — сказал доктор.
— А-а-а... — махнул рукой генерал, — вы можете себе позволять все, что угодно. Теперь это не имеет ни малейшего значения. Игра сыграна, мы проиграли. Дьявол, начинать жизнь в бегах в моем возрасте...
— Выше нос, Отто, — с наигранной бодростью заявил Меерс. — Давайте подведем промежуточные итоги. Алхимики заполучили чертежи, аппарат и резонатор. У нас остался Петерсен, не так ли, господин Лимек? Следовательно, у нас есть два пути. Первый, быстрый, но сложный. Дождаться, пока алхимики запустят аппарат, и попытаться с помощью Петерсена взять его под контроль.
Валлендорф фыркнул негодующе:
— Бред! Как только они его запустят, к нему на пушечный выстрел никто подойти не сможет. Аппарат ведь можно настроить по-разному, помните эксперимент с барьерным излучением?
— Помню, Отто, прекрасно помню. Поэтому есть второй путь. Вы, Лимек, возвращаете инженера Петерсена ко мне в Азилум, я привожу его в чувство — любыми средствами, хоть инсулиновой комой — и он строит еще один аппарат, точно такой же. Конечно, без материальной базы Политехникума и Фабрики это будет сделать сложнее, но зато ничего не надо будет изобретать.
— А резонатор? — с кислой рожей спросил Валлендорф.
— Ну вы же не верите во всю эту мистическую чушь об искуплении грехов, которую нес наш бедный Персиваль! — всплеснул руками Меерс. — В приюте мадам Гельрод всегда найдется сотня-другая сироток для отбора, и я убежден, что нам удастся найти ребенка с аналогичными альфа-ритмами...
— И что потом? — спросил молчавший до сих пор Лимек.
— Как это — что? — удивился Меерс. — Вы что, не понимаете? Алхимики собираются использовать аппарат Петерсена в своих целях. Плевать они хотели на Бездну, Шторма и муки тысяч людей. Им нужен контроль, власть, абсолютная власть над эмоциями жителей Авадона — всех жителей! Меня, вас, канцлера Куртца! У них в руках тумблер, который одним щелчком может заставить вас рыдать, смеяться, дрожать от страха или восторга...
— А вы? Зачем аппарат вам? — спросил сыщик.
— Ну я же рассказывал про Авалон... Место без греха, потерянный рай, где никто никогда не страдает...
— А-а-пчхи! — опять громыхнул Валлендорф и трубно высморкался в грязный носовой платок.
— И вы двое — в роли правителей этого рая? — уточнил Лимек.
— Да нет же! — возмутился Меерс. — Не правителей! Обитателей! Уж лучше так, чем то, чего хотят алхимики!
— Не уверен, — сказал Лимек.
— В чем вы не уверены?
— Не уверен, какая из перспектив меня пугает больше. Впрочем, нет, — поправился Лимек. — Не пугает. Вызывает отвращение.
— Ах вот оно что... — протянул Меерс. — Еще один идеалист. Еще один, мать вашу за ногу, мученик. Страдалец за свои грешки. Еще один гребанный мазохист. Пусть все будет так, как есть. Мы не в праве вмешиваться. Так?! — начиная разъяряться, повысил голос доктор. — Это мы уже слышали. Эту песенку пел Петерсен, перед тем как похерить три года нашей совместной работы. Ну конечно, куда же мы без грехов-то, а? Пусть страдают. Пускай очищаются. Катарсис, и все такое прочее. Это ведь так прекрасно — страдать за грехи, испытывать муки совести... Так?
— Не совсем, — невозмутимо сказал Лимек, — но общую суть вы уловили.
— Ну конечно. Общую суть. Куда уж мне, старому дураку. Это ведь вам, молодым, дано видеть детали. Это ведь вам за одну ночь привозили триста-четыреста людей с параноидальным бредом, манией преследования, с букетом психозов и неврозов. Это ведь у вас за одну ночь кончали с собой семьдесят пациентов на стадии ремиссии. Это ведь вы по утрам заказывали дюжину машин из крематория для вывоза трупов...
— Хватит! — гнусаво гавкнул Валлендорф. — Хватит сопли разводить!
Меерс резко замолчал, тяжело дыша, а потом сказал брезгливо:
— И правда, зачем это я... Бисер перед свиньями...
— Лимек, — сказал Валлендорф требовательно. — Доктор прав. Петерсен — это все, что у нас осталось. Приведите его. Сюда, не в Азилум. Я почти уверен, Меерс, что эта сволочь симулирует...
— Невозможно! — возразил доктор.
— Тут и разберемся, — сказал Валлендорф и осушил очередную порцию коньяка. Алкоголь, похоже, оказывал на генерала благотворное действие — добрав дозу, Валлендорф стал гораздо собраннее. — И пошевеливайтесь, Лимек, черт его знает, когда алхимики разберутся с управлением аппарата...
Ну ладно, подумал сыщик. Раз вы этого хотите... Лимек молча встал из-за стола, вышел из зала и спустился в гардероб. Вышколенный лакей подал ему его засаленную тужурку. Лимек оделся, поправил ворот свитера и спросил:
— Скажите, где тут у вас телефон?
13
Мраморные ступени «Маджестика» выходили прямо на Набережную, пустынную в это время дня. Лимек поднял воротник куртки, сунул руки в карманы и пересек улицу, подойдя к самому парапету.
Бездна сегодня была тиха и спокойна. Сизоватого цвета, окутанная легкой дымкой, с мерцающими в глубине огоньками, Бездна притягивала взгляд. Теперь Лимек понимал, почему окна кабинета Петерсена смотрели в Бездну. Инженер хотел всегда видеть перед собой то, что собирался уничтожить. Может быть, именно поэтому он и передумал...
Лимек вытащил сигареты и закурил, облокотившись на парапет. Словно в ответ из Бездны раздалась заунывная мелодия без нот — просто переливы тоскливой и совершенно нечеловеческой музыки, и от этой мелодии хотелось плюнуть на все и шагнуть вперед, в ничто, в никуда, в никогда... Мерцающие огоньки начали бесконечный танец, и Лимека охватило чувство неземного покоя, умиротворения...
Игра была сыграна, и он проиграл. Сыщик прекрасно это понимал, в отличие от генерала и эскулапа, которые собирались помахать кулаками после драки. Все кончено. Оставалось только ждать...
Ждать пришлось недолго. Черный «Паккард» подъехал к «Маджестику» буквально через десять минут после звонка Лимека. Фельд-полковник Шварц извлек свою тушу из автомобиля и подошел к сыщику.
— Любуетесь? — спросил трискель.
— Угу.
— Не увлекайтесь. Чревато.
— Знаю.
— Где они?
— Там, — Лимек махнул рукой в сторону ресторана.
— Ага. Значит, и Меерс... — пробормотал Шварц. — Старый дурак. Чего ему не хватало?.. Ну да ладно. А Петерсен?
— Умер, — сказал Лимек.
— Сам? — вскинул густые брови Шварц.
— Сам, — кивнул сыщик.
— Ключи?
— Какие ключи? — удивился Лимек.
— От служебной машины! — Фельд-полковник мотнул головой в сторону «Шкоды».
— Вот.
— Славно... — Шварц прищелкнул пальцами, и из «Паккарда» вылезли трое уже знакомых Лимеку автоматчиков. — Хотите поприсутствовать?
— Нет.
— А медаль хотите?
— Нет.
— Ну, тогда — спасибо и до свиданья! — трискель широко улыбнулся и протянул Лимеку ладонь в черной кожаной перчатке.
— Нет, — покачал головой Лимек, игнорируя протянутую руку. — Прощайте.
Он выбросил окурок и зашагал по Набережной в сторону конторы.
14
Интересно, как это будет, попытался представить себе Лимек, пока дребезжащая клеть лифта со стоном и лязгом поднимала его на пятый этаж. Каково это — когда тебя превращают в марионетку? Или просто выключают в тебе совесть, память, стыд?.. Скорее всего, мы даже ничего не почувствуем. И не заметим. Альбина же не заметила. А пустое место в душе всегда можно чем-то заполнить. Секс, алкоголь, наркотики; не обязательно в такой последовательности. Я пробовал, я знаю...
Он прошел сквозь дверь «Детективного агентства А.Лимека» в контору. Место Абби пустовало, и Лимек мысленно поблагодарил небеса за то, что дал ей выходной. Уже завтра ей предстояло и вовсе остаться без работы... Устало выдохнув и огладив рукой затылок, начинавший побаливать (вторые? да нет, уже третьи сутки без сна...), сыщик снял куртку и повесил ее на крючок. В кармане тужурки что-то глухо брякнуло об стенку.
Как же я про тебя забыл, удивился сыщик, вытащив из кармана отобранный у Ленца револьвер. Настоящий антиквариат: вороненая сталь, рукоятка из слоновой кости и тончайшей работы гравировка на граненом стволе.
Скорее всего, из этого револьвера Коверкотовый застрелил коротышку в «Шебе»... пардон, флигель-адъютанта фельд-полковника Шварца. Лимек покачал тяжелое оружие на ладони, нажал на рычажок и переломил револьвер пополам. В черном литом барабане маслянисто поблескивали желтые донца патронов.
Застрелиться, что ли. Нет: слишком мелодраматично. Есть более привычные средства. Одно из которых было с успехом применено на инженере Петерсене. Джин и люминал. При мысли о том, что инженер — по сути, виновник всего происходящего — проспал сном праведника последние часов десять, Лимек ощутил острый укол зависти.
В одном Меерс прав. Пока Петерсен жив, он всегда сможет построить еще один аппарат.
Лимек спрятал руку с револьвером за спину и вошел в кабинет.
Петерсен уже проснулся; инженер сидел за рабочим столом сыщика и с интересом крутил в руках фотографию Камиллы — ту самую, которую Лимек уже давно определил в нижний (запертый на ключ!) ящик стола.
К горлу Лимека подкатил комок гнева.
— Ваша девушка? — спросил Петерсен. В его поведении не осталось и следа аутизма.
Продолжая прятать револьвер, Лимек левой рукой сыщик отобрал фотографию и, преодолев желание ударить инженера, сказал:
— Альбина погибла.
У Петерсена моментально посерело лицо.