— И куда вы, мистер Родин? — спросил Мэлвин, когда я дошёл до выхода из блока.
— Вы как хотите, а мне домой надо. Душно тут у вас, — ответил я и опустился на пол.
Надев на руку часы, облокотился о стену и прикрыл на мгновение глаза.
Сон очень реальный. Опять я в воздухе и в кабине МиГ-29. Подо мной зелёные холмы, скалистые горы и впереди виден высокий белый крест. Где только такие православные святыни, я не знаю.
Солнце светит ярко. И вдруг тень, которая полностью накрывает самолёт. Поднимаю голову вверх и вижу силуэт противника. Ф/А-18 перестраивается влево и снижается. Я вижу того, кто в кабине американского истребителя. В солнечном свете, и я смог разглядеть красный шлем пилота.
Опять яркая вспышка, и что-то резиновое ползёт по руке. Белое и похожее на… руку.
— Мистер? Мистер? — зовёт меня женский голос.
Открываю глаза и вижу перед собой улыбающуюся Сару. Нет смысла гадать, где я.
— Вы можете встать, — показывала она жестом.
Наручников нет. К руке подведена капельница, а мочевой пузырь, кажется, взорвётся сейчас. Много в меня вкачали лекарства.
Рядом с дверью стоят два морпеха. В этот раз у них экипировка круче — выдали и автомат, и разгрузку, и каску надели. Настолько я страшный⁈
Я сел на койку, и Сара вышла из комнаты, чтобы позвать кого-то из коридора. Через несколько секунд появился Мэлвин.
— Спасибо, лейтенант. Дайте нам минуту, — сказал на английском Мэл, и Сара вместе с морпехами быстро вышла.
— Доброе утро! — поздоровался я, осматривая руки.
Костяшки побиты, но уже нет тремора. Голова не болит.
— Вечер. Сейчас 5 часов вечера по Ливийскому времени. Сегодня, 19 марта.
— Часы надо подвести, — сказал я и начал устанавливать время на «Штурманских».
Мэлвин прошёлся передо мной, заложив руки за спину.
— Вы готовы к перевозке? — спросил он.
— Зачем спрашивать у того, чьё мнение вам неинтересно? — задал я встречный вопрос.
Мэлвин кивнул и позвал морпехов. Меня проводили до гальюна, а потом снова заковали в наручники. Очередной поход по коридорам авианосца был несколько иным. Такое ощущение, что все куда-то запропастились.
— Вы команду на берег в увольнение отправили? — спросил я у Мэлвина, когда мы поднялись по лестнице на верхнюю палубу.
— Решили, что нам не нужны зрители, когда вас будут сажать в вертолёт до Мальты.
Странное решение. То экскурсию устроили по кораблю, то теперь скрывают от всех. Очередная провокация?
Минуту спустя мы вышли на взлётную палубу. Солнце постепенно скрывалось за горизонтом. Ветер продувал на сквозь, но я себя чувствовал гораздо лучше, чем в душной камере. По крайней мере, тут больше свободы.
Прямо сейчас на стартовую позицию вырулил вертолёт Си Хоук. Эти машины только недавно должны были появиться у флота США. Видимо, на земле будут встречать меня репортёры. Поэтому и новенький вертолёт подогнали, и меня в порядок привели.
— Идём, — крикнул Мэлвин, чьи седые волосы растрепались на ветру.
Он взял меня под руку и повёл к вертолёту. Морпехи не пошли следом.
— Есть ещё шанс передумать, Сергей Родин, — продолжал меня обрабатывать Мэлвин.
Мне кажется, я уже сам быстрее хочу попасть в тюрьму, чтобы не слышать больше предложений от этого ЦРУшника.
— Вам не помогли убеждения и пытки. Даже купить меня не получилось. Думаете, можете испугать американским правосудием? — усмехнулся я.
Мэлвин улыбнулся, продолжая медленно вести меня к вертолёту. Остановились в нескольких метрах, и оператор вертолёта открыл сдвижную дверь.
Сидящий на скамье человек спрыгнул на поверхность взлётной палубы и подошёл к нам. Вот уж сюрприз, так сюрприз.
— Как и договаривались, — сказал Мэлвин и вручил ключи от наручников Андрею Викторовичу Бурченко.
Глава 14
Приятная, но всё же, неожиданность. Морально я уже готовился оказаться в тюрьме или перед объективами камер репортёров. Так и представлял, что щёлкают вспышки, а какой-нибудь надоедливый журналист тычет в меня микрофоном с кучей вопросов. А потом на них же и отвечает.
Но тут передо мной Андрей Викторович. Вид уставший, волосы засалены, а на лице заметная щетина. Он медленно потянулся к моим рукам и вставил ключ в замок наручников.
— Неважно выглядите, Сергей. Как самочувствие? — спросил Бурченко, повернув ключ.
— Сносно. Бессонница замучила, — ответил я.
Бурченко снял с меня наручники и убрал в карман. Мы заняли места в вертолёте. Оператор закрыл сдвижную дверь, и мы приготовились взлетать.
Вертолёт начал медленно подниматься над палубой. Внутри начало всё вибрировать. Пара секунд и Си Хоук начал разгоняться, отвернув влево.
Бурченко со мной не разговаривал. Зато оператор вертолёта смотрел на меня очень внимательно. Только я встретился с ним взглядом, он отвёл глаза в сторону. При этом его рука соскользнула с рукоятки, за которую он держался.
— Боится нас? — спросил я, указав на парня.
— Возможно. По условию обмена экипажи вертолётов, которые перевозят пленных, летят без оружия.
— Значит, я всё же был в плену. И на кого же меня обменяли?
Бурченко вздохнул и, не сразу, но начал отвечать.
— Процесс был сложный. Вопрос пришлось выносить даже на встречу нового генерального секретаря и американского вице-президента.
Не думаю, что нужно выставлять напоказ, что мне известно о смерти Черненко. Бурченко сам рассказал мне об этом печальном событии.
— Теперь генеральный секретарь Михаил Сергеевич Горбачёв. У них и встреча была с американским вице-президентом. Решали ливийский вопрос, — продолжил рассказывать Андрей Викторович, смотря в окно.
— Решили?
— Отчасти. Хотя бы твой вопрос получилось решить. Им в Америке была небезразлична судьба своих сбитых пилотов. Так что, тебе повезло, — усмехнулся Бурченко.
— Выходит, моя судьба была безразлична?
Не радует молчание Андрея Викторовича. Чувствуется, что он не горит желанием вступать со мной в откровенную беседу.
— Не здесь, Сергей, — коротко ответил Бурченко.
Через час вертолёт начал снижать скорость и заходить на посадку. В окне уже можно разглядеть светотехнику «Леонида Брежнева». Небольшая тряска, касание палубы и первый в моей жизни полёт на американском вертолёте подходит к концу. Повторять его не очень хочется.
Оператор Си Хоука быстро открыл нам сдвижную дверь, впустив прохладный воздух. Выйдя из кабины, я сразу заметил большое количество человек рядом с надстройкой.
Кажется, что воздух на палубе «Леонида Брежнева» другой. Внутри ощущение, что дома, а вокруг тебя свои.
Несмотря на тёмное время суток, я разглядел идущих людей в моём направлении. Во главе Вольфрамович и Тимур.
Командир авиагруппы и его заместитель спешили ко мне первыми. Конкуренцию им составлял Морозов. Эти трое даже толкались друг с другом, чтобы встретиться первым со мной.
Только мы с Бурченко отошли от вертолёта, как он резво взлетел и взял курс в сторону своего корабля.
Шум ветра и волн нарушался топотом десятков ног. А запах дыма силовой установки корабля никогда ещё не был мне так приятен.
— Серёжа! Мой ученик! — крепко обнял меня Вольфрамович, но тут же сбавил обороты.
От таких объятий из меня чуть всё наружу не полезло. Если бы ел в последние дни хоть что-нибудь, точно вырвало бы.
— С возвращением! — кричали со всех сторон.
Морозов и Олег начали меня подхватывать под руки. Думали, что я настолько слаб, что не дойду до каюты.
Я не успевал пожимать всем руки и благодарить. На лицах лётчиков, техников и нескольких морских офицеров читалось, что они искренне рады моему возвращению. Значит, экипаж переживал и не прекращал поисков.
— А что за форма? В тюрьме такую дают? — ощупывал Олег Печка ткань одежды морпеха, в которой меня привезли.
— Ходил бы голым. Пускай завидуют! — улыбался Витя Тутонин.
— Там же девчата у них! Посмотрели бы на Сергеича и захотели бы русского, твёрдого, стоячего…
— Так, Борзов! Больше я тебе зарубежных фильмов на немецком языке не позволю смотреть. Нафантазировал тут! Все разошлись. Сергею Сергеевичу надо отдохнуть, — разогнал всех Вольфрамович.
Я парой слов обмолвился с Апакидзе. Затем быстро обнялся со своими коллегами по группе, и они оставили меня на палубе. Рядом со мной были Вольфрамович, Бурченко и… ещё два товарища, одетых в строгие костюмы.
Аккуратная причёска, отглаженные белые рубашки, суровое выражение лиц вкупе с оценивающими взглядами этих двух неизвестных людей говорят сами за себя.
— Тебя сейчас к доктору, а потом сразу в столовую. Не ел, сколько дней? — спросил у меня Ребров, продолжая меня поддерживать.
— Да я в порядке. Стою на ногах уверенно. Спасибо, — поблагодарил я Вольфрамовича.
— Брось ты уже геройствовать. Вид болезненный у тебя. Немедленно к доктору, а потом в столовую и… — сделал наказ Ребров.
— Гелий Вольфрамович, не торопитесь. К Родину есть вопросы, — перебил его Бурченко.
Ребров мог бы сдержаться, но он пришёл в ярость. Таким мне не доводилось его ещё видеть. Вольфрамович дёрнулся к Бурченко, намереваясь схватить того за галстук. Предвкушая драку, я остановил командира авиагруппы.
— Ничего, что я говорю, когда вы меня перебиваете, а?
— Всё в порядке. Вы можете идти, — снисходительно улыбнулся Бурченко.
Ребров приготовился уже сказать, «в каком направлении идти» самому Бурченко.
— Знаешь что, козёл…
— Выбирайте выражения, полковник! — возмутился один из незнакомцев.
Похоже, это он зря. Из уст Реброва вылетело не самое грубое оскорбление. Словарного запаса у Вольфрамовича хватит на всех.
— Выбрал! Ты прыщ в костюме, а рядом с тобой фурункул с мошонки потного скунса. Выдавились отсюда, пока я вас сам не удалил хирургическим вмешательством. Орудовать могу только правой и левой. Проводить операцию? — показал Ребров одному и второму по зажатой дуле.
Даже я офигел от такого! С другой стороны, что они могут сделать Реброву — командиру авиагруппы, которая держала в страхе всю авиацию 6го флота ВМС США.