Намёк я понял. Осталось понять, кому это нужно.
Глава 18
Июнь, 1985 года, Москва.
Екатерининский зал сегодня заполнен больше, чем год назад во время вручения мне ордена Ленина. Подавляющее большинство — офицеры 5й оперативной эскадры, в составе которой мы несли службу во время боевого похода. В столь жаркое время года в помещении чувствуется дискомфорт, и многим приходится очень несладко.
— Не могли прям на корабле вручить. Я бы этого организатора сюда бы в парадной форме самого поставил, — возмущался Ребров, утирая вспотевший лоб платком.
В его белой парадной форме за номером 1, ему было очень жарко.
— Ещё и белые ботинки! А чего не белые тапочки⁈
Я посмотрел по сторонам. В зале людей в парадной морской форме подавляющее число. Изредка попадаются награждаемые в строгих костюмах.
— Товарищи, прошу всех построиться для награждения, — объявил кто-то из организаторов.
Момент награждения наступил так же внезапно, как и Коля Морозов на мою ногу при нашем перемещении по паркету зала.
— Серый, прости. Не сильно испачкал? — начал извиняться мой коллега, доставая из кармана смятый платок.
— Нормально всё. Подотрём. Ты мне лучше скажи, ты чего такой уставший опять? — спросил я, намекая покачивания Николая из стороны в сторону и круги глазами.
Праздничного амбре от Морозова не ощущается, но глаза у него расширены, а речь слегка размазанная.
— Ты бы знал, Серёга, где я вчера был, — с наслаждением закатил глаза Коля.
— Вернее будет сказать, у кого? — улыбнулся я.
— Ну ладно тебе! Рыженькая, стройная, и с такими… большими глазами.
— Зелёными? — уточнил Олег, который встал рядом с нами и оторвался от беседы с командиром корабля «Леонид Брежнев».
— Честно? Я не разглядел ещё.
Большие двери зала открылись и перед нами появились представители руководства партии, Совета Министров и сам генеральный секретарь.
Михаил Сергеевич разительно отличался от своего предшественника. Улыбчивый, активный и, даже его родимое пятно на голове смотрелось не врождённой патологией, а особой отметиной.
Не по себе, оттого что передо мной человек, которому, возможно, суждено будет сыграть главную роль в развале страны. Именно «возможно», поскольку история пошла несколько по другому сценарию.
— Товарищи, я рад вас приветствовать! Сегодня мы чествуем отважных сынов нашей Советской Родины… — начал Горбачёв свою речь с присущим ему «южным» говором.
Говорил много. Что-то по делу, а что-то совершенно не к месту. Рядом с ним и товарищ Русов. Серьёзный взгляд, аккуратно уложенные волосы и хорошая выправка. Где-то должен быть и отец нашего Егора Алексеевича, но его не видно.
— И сейчас, когда мы вступаем в новую эпоху преобразований, я убеждён, что все вопросы можно решить демократическим путём. Но мы всегда должны иметь сильную армию и мощный флот.
Раздались громкие аплодисменты. В строю кто-то даже похвалил Михаила Сергеевича за хорошо поставленную речь и смелые высказывания.
Началось награждение. Первым пригласили Саню Белевского. По алфавиту он первым шёл из тех, кого представили к званию Героя Советского Союза.
За ним пошли и остальные. Когда награду получил Олег, очередь дошла и до меня.
— Указом Президиума Верховного Совета СССР, за мужество и героизм, проявленные при испытаниях авиационной техники, звание Герой Советского Союза присвоить Родину Сергею Сергеевичу, лётчику-испытателю конструкторского бюро МиГ, — громко объявили в микрофон.
Громкие аплодисменты со всех сторон. Шёпот коллег со словами «молодец» и «лучший». Улыбающееся лицо генерального секретаря. А всё равно на душе не по себе.
— Поздравляю вас, Сергей Сергеевич, — жмёт мне руку Горбачёв и вешает на грудь награду.
Золотая пятиконечная звезда и красная прямоугольная колодка теперь прикреплена на мой синий пиджак. Высшая награда страны. Как представлю, сколько людей до меня получали звезду Героя и сколько удостаивались этого звания посмертно… От этого трепетно и волнительно.
— Служу Советскому Союзу!
Генеральный секретарь ещё раз пожимает мне руку и предлагает сказать пару слов. Конечно, он ждёт, что скажу спасибо руководству партии, семье или ещё какие-то заготовленные на этот счёт фразы.
Подхожу к микрофону. Фотографы со всех сторон щёлкают, делая фотографии с разных ракурсов. Операторы снимают на камеру, готовя материал к эфиру в новостях. Передо мной строй товарищей, с которыми мы прошли не одну морскую милю, а с кем-то и успели сражаться бок о бок в воздухе.
И кажется, что среди них стоят командир Томин, Ваня Швабрин и каждый из тех, кто отдал свою жизнь за светлое будущее. Их всех не перечислить, но я чувствую на себе их взгляд. Они смотрят, и они всё видят. Верят, что погибли не зря.
— Порой, мы с вами работаем здравому смыслу вопреки. И всегда наперекор преградам. Каждая наша награда — это героизм и труд сотен и тысяч людей. И делить её нужно с каждым, кто стоит в строю. Спасибо! Служу Советскому Союзу!
Раздались продолжительные и громкие аплодисменты. Горбачёв подошёл ко мне и ещё раз пожал руку, а следом за ним и Русов.
— Поздравляю! После торжественного вручения с вами будут говорить, — шепнул он мне на ухо и похлопал по плечу.
Вручение наград продолжалось ещё почти час. Ребров тоже был удостоен звезды Героя Советского Союза. Как и командиры кораблей, которые таранили американские боевые суда. Получили свои награды и командир «Леонида Брежнева», и командующий эскадрой. Возможно, мы бы увидели и товарища Бурченко, но его награждать будут в иной обстановке.
Всех, конечно, не могли пригласить в Екатерининский зал, но со слов Реброва, ордена и медали получили все.
— Ты за кого-то отдельно переживаешь? — улыбнулся Ребров, когда начался банкет, и мы отошли с ним в сторону.
— Гелий Вольфрамович, есть у вас в подчинении два архаровца, за которыми глаз да глаз нужен.
— Не произноси эти фамилии. Лётчики они, конечно, хорошие. Но у них такой пропеллер в заднице, что так и хочется их иногда приземлить отцовским лещом по этой самой… жопе!
В общем, опять что-то устроили Ветров и Борзов, но наград их лишать не стали. Каждому досталось по ордену «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР». Естественно III степени.
Ко мне сзади подошёл Паклин.
— Родин, тебя вызывают, — грубо сказал Борис Николаевич, поправляя на груди у себя орден «Знак Почёта».
— Не меня, а вас. Сейчас подойду. Скажите куда, — ответил я, отпив сок из бокала.
— Ты меня не понял? Вызывает тебя министр, — прихватил он меня за локоть.
У Реброва даже глаза расширились от такой дерзости.
— Не ты, а вы, Борис Николаевич. Мне председатель Совета Министров сказал ждать вызова на разговор…
Тут за спиной Паклина показался и товарищ Русов с помощником. Это тот самый человек, что сопровождал когда-то в посольстве Анголы отца Чубова. Кажется, зовут Михаил.
— Сергей Сергеевич, нам с вами нужно пройтись, — сказал Григорий Михайлович.
Он подошёл к Реброву. Поздравил его, перекинулся несколькими фразами и потянул меня уже за собой. Паклин остался сзади и только искоса смотрел в мою сторону.
— Решил сам сходить к вам и проводить до генерального секретаря, — шепнул Русов.
— Важный разговор?
— А у нас не бывает простых. Дело касается вашего предстоящего участия в авиасалоне в Ле Бурже. Для нас это очень важно.
Об этом говорил и Белкин. В голосе председателя Совета Министров СССР чувствовалось повышенная серьёзность. С чего бы это он сам пошёл за мной, если мог бы прислать Михаила.
— Я могу узнать в чём важность? Ранее Советский Союз представлял только транспортные и пассажирские самолёты и вертолёты. Теперь и современные истребители, — сказал я.
Русов остановился и внимательно посмотрел на меня.
— Мне известно, что вы очень проницательный человек.
— Да? Мне льстит, что председатель Совета Министров знает такие подробности обо мне.
— Ну, мы же с вами в одном самолёте сидели. Бок о бок летали! Таких как вы единицы. Значит, вы понимаете, что неспроста мы начинаем… перестраиваться.
Русов внимательно на меня посмотрел. Его глаза так и пытались прожечь меня, чтобы я больше не задавал подобных вопросов.
Намёк мной был понят. Ещё в Ливии можно было догадаться о намерениях нашего государства продавать оружие и военную технику по самым выгодным ценам. Это дополнительный доход. А если так, значит, проблемы в экономике назревают.
— Сами понимаете, поддержка стран соцлагеря дёшево не обходится. А прекращать её мы не можем, — сказал Григорий Михайлович, и мы продолжили идти в направлении генерального секретаря.
Горбачёв активно давал интервью, рассказывал о будущем и, как-то уж вскользь говорил о сегодняшнем награждении. Будто бы стеснялся этого.
Рядом с ним стояли Морозов и Печка, а также Егор Алексеевич. У него на груди был орден Ленина. Насколько мне не изменяет память, второй в его карьере.
— Сергей Сергеевич, рад снова вас видеть. Как вам носить на груди звезду Героя? — спросил генеральный секретарь, увидев, как мы подошли с Русовым.
— Непривычно, если честно, — ответил я.
— Привыкните. Вы её заслужили. Однако вам предстоит очень ответственное задание во Франции.
Михаил Сергеевич разъяснял, насколько важно показать нашу открытость всему миру. Особенно не поддаваться на провокации.
Закончив этот «инструктаж», он удалился. Русов последовал за ним, оставив нас на Чубова и подоспевшего Паклина.
— Готовьтесь, товарищи. Через неделю мы убываем во Францию, — произнёс Егор Алексеевич и залпом допил шампанское.
При этом он протянул пустой бокал Морозову. Коля сначала не понял, что происходит. Жест товарища Чубова совсем его не красит. Да и вообще, смотрю я на него, а глаза у Егора Алексеевича косятся в стороны. Подвыпил, кажется!
— У меня есть, спасибо, — ответил ему Николай, подняв свой полный бокал.