— Совсем не опаздываете, товарищ Родин, — улыбнулся Олег и мы пожали друг другу руки.
— Сегодня долго бегать не будем, а то ещё лететь, — сказал я, и мы спустились вниз по лестнице.
Девушка на ресепшене мило нам улыбнулась. Мы пожелали ей доброго утра, но она не собиралась нас выпускать на улицу.
— Там столько журналистов. Аккуратнее, — предупредила работник гостиницы.
Олег выпрямился, поправил спортивный костюм и закатал рукава.
— Ты ещё футболку сними. Сверкнёшь кубиками и банками, — предложил я.
— Рано. Сначала отожмусь, чтобы мышцы поднадулись. Пошли, нас ждут великие дела! — громогласно объявил Олег.
Мы вышли на улицу и обнаружили большое количество людей. Столпилось порядка 20 человек. У кого-то фотокамера, а у кого-то и видеокамера. Сразу все загалдели и принялись снимать нас.
В течение 15 минут мы сделали пробежку. Всё это время фотографы пытались нас догонять и сделать снимки.
Вернувшись к гостинице, мы принялись за растяжку, а после приступили и к силовым упражнениям. Простые отжимания показались нам для слабаков, и решено было отжиматься в стойке на руках.
— Пора, Серёга, — сказал Олег и начал снимать куртку.
— Ты чего? — спросил я.
— Ну ты же посоветовал показать кубики и бицуху. Пускай француженки посмотрят на обычных советских лётчиков и сравнят нас со своими.
Олег снял куртку, а потом медленно начал задирать футболку. При этом изподлобья поглядывал за реакцией журналистов. Кто-то из них так часто начал снимать, что пришлось менять плёнку.
Друга я решил поддержать и тоже стал раздеваться.
— Правильно, Серый. У тебя тоже есть что показать, — посмеялся Олег.
— Решил тебя поддержать, чтоб в нудизме не тебя одного обвиняли потом.
Зарядка прошла на ура. После возвращения в гостиницу, душа и завтрака, нас уже ждал минивэн. Приехав на аэродром, вместе с Кириллом и нашими генеральными конструкторами, я и Олег получили разрешение на вылет в установленное время. И оно действительно было, что называется, праймовым.
— Выступаешь сразу после «Хорнета». Опять всё как в Средиземном море! — воскликнул Олег, когда мы возвращались в машину из здания аэропорта.
— Тут не война, но менее важным данное мероприятие не становится. Предлагаю распределить манёвры. Я «кобру» показывать не буду, чтоб у КБ Сухого был эксклюзивный первый показ, — предложил я.
— А я, стало быть, не показываю «колокол», верно? — спросил Печка и я утвердительно кивнул.
Я всегда знал, что именно на Су-27 получается самая красивая «кобра».
— Сам понимаешь, что наши фирмы должны удивить всех, — объяснил я.
— Понимаю. Думаю, что не надо тебе ограничивать себя в манёврах. Ты же не будешь спорить с тем, что лучшую «кобру» делают только на Су-27, — улыбнулся Олег.
— Ну, ты не зазнавайся. В воздушном бою Морозов у меня не выиграл, пилотируя ваш самолёт.
— Пф! Так-то Морозов сидел в кабине! А вот если бы там сидел майор запаса Олег Печка, Герой Советского Союза и просто красавчик, шансов у тебя было бы… чуть меньше. Делай «кобру» и не переживай на этот счёт, — посмеялся Печка и мы сели в машину.
Белкин и Самсонов внимательно рассматривали самолёты, мимо которых мы проезжали в данный момент. Кажется, уже в их мыслях возникают идеи постройки новых истребителей.
Кирилл же сидел напротив меня и выглядел задумчивым.
— О чём задумались? — поинтересовался я.
— Идея у вас хорошая, но стоит ли она того? Чубов этого вам не простит.
— А что он со мной сделает?
— Не знаю. Он — человек серьёзный и… память у него хорошая, — улыбнулся Кирилл.
— Я не стараюсь ему угодить. И победить его тоже. Мы с Олегом делаем это ради страны, фирм, авиации Союза. А главное, ради людей, которые создавали эти самолёты. Они стремились сделать их лучшими в мире.
— И вы думаете, после сегодняшнего дня, их таковыми признают? — спросил наш переводчик.
— Не сомневаюсь, — ответил я.
Как только мы подъехали, к машине тут же бросились репортёры. Их никто не останавливал и не отталкивал, но настойчивость у них была запредельная. Каждый так и норовил сунуть нам с Олегом в рот диктофон или сфоткать как можно ближе.
— Мадам и месье, дорогие господа журналисты! Прошу вас пройти со мной для эксклюзивного интервью, — указал я на самолёт.
Одна часть репортёров пошла за мной, а другая — за Олегом. Надо признать, что к Миг-29 пошло больше. Видимо, из-за моего знания французского, но Су-27 получил достаточно внимания.
— Итак, меня зовут Родин Сергей Сергеевич. Являюсь лётчиком-испытателем фирмы МиГ…
— А у вас есть правительственные награды? — тут же перебил меня один из журналистов.
— Да, но с собой не ношу. В кабину вообще ничего нельзя брать такого, что может оторваться и закатиться в небольшое отверстие, будь то обручальное кольцо или цепочка.
— А вы женаты? — задала вопрос одна из журналисток.
Внимательно посмотрел на неё. Девушка была молодая, русые волосы, карие глаза и небольшая родинка рядом с правым уголком рта. На левой руке нет обручального кольца. Значит, уже мадам её не назовёшь.
— К счастью, мадемуазель, — улыбнулся я.
В следующие несколько минут ответил ещё на пару вопросов о себе. Одна из девушек повторно задала вопрос о том женат ли я. Когда отвечал на него, решил передать привет жене. Вдруг запись попадёт в эфир отечественных телеканалов.
После вступительной части пришло время представить «главное действующее лицо».
— Итак, перед вами МиГ-29МИ. Многоцелевой истребитель, способный выполнять широкий спектр задач, — представил я самолёт.
После нескольких вводных фраз мы медленно начали обходить самолёт со всех сторон. Я показывал отличительные черты, которые могли бы заинтересовать специалистов. Они однозначно посмотрят репортаж. Естественно, что главные секреты самолёта я рассказывать не собирался.
— Обратите внимание на изменение форм наплывов крыла и элероны увеличенного размаха. Они позволяют существенно улучшить управляемость истребителя на малых скоростях, — показывал я особенности конструкции, поглаживая правую консоль крыла.
— Месье Родин, к вам есть деликатный вопрос, — спросила у меня журналистка, которую уже интересовал вопрос о моём семейном положении.
— Конечно, мадемуазель.
— Вы так вдохновляюще и трепетно рассказываете о самолёте, так прикасаетесь к нему, будто считаете его живым, — произнесла девушка.
Я выдержал паузу, как и остальные журналисты. На несколько секунд на стоянке можно было слышать только шум ветра и рёв двигателей летающих самолётов.
— А в чём вопрос? — поинтересовался я, сделав пару шагов к девушке и остальным журналистам.
Некоторые представители СМИ даже шагнули назад, будто испугались меня. Журналистка смущённо улыбнулась и поправила растрепавшиеся на ветру волосы.
— Так почему вы так обращаетесь с самолётом? — спросила девушка.
Я повернулся и взглянул на МиГ-29. Мне много раз приходилось отвечать на этот вопрос. А сейчас мне нужно это сделать на французском или на английском. Эти люди должны понять, что именно чувствует лётчик при соприкосновении с творением конструкторов.
К радиопрозрачному конусу подошёл Кирилл и Белкин. Им тоже было интересно, что я сейчас скажу.
— Позвольте, мадемуазель, вашу руку, — протянул я ладонь девушке.
Ещё несколько журналистов отошло назад. Однако фотографировать меньше не стали.
Журналистка осторожно дотронулась моей руки и я подвёл её к самолёту. Аккуратно поднял её руку и приложил к фюзеляжу.
— Прикоснулись? — спросил я и девушка кивнула. — Десятки людей днями и ночами создавали эскиз этой машины в душных кабинетах и лабораториях. Затем сотни людей строили этот самолёт, тщательно проверяя его узлы и части. Это длилось недели и месяцы.
Девушка не отрывала руку, внимательно слушая меня. Все журналисты подошли вплотную, чтобы не упустить ни единого слова.
— А теперь представьте, как эта многотонная машина оживает. Всё больше и больше с каждой секундой после запуска двигателей. Затем лётчик начинает выруливать, а техник или инженер провожают его в полёт, похлопав по консоли крыла.
Я пару раз мягко ударил по крылу, но звук был отчётливо слышен.
— Представляю.
— И вот вы на полосе. Прибавляете обороты, и самолёт начинает трясти. Сильнее и сильнее. Жизнь в нём разгорается всё больше, и у вас нет возможности его больше удерживать. Он как зверь, который вот-вот сорвётся с поводка.
Журналистка даже прикрыла глаза, пытаясь представлять весь процесс в голове.
— Отпускаете тормоза, и самолёт разгоняется по полосе. Быстрее и быстрее. Он всё тот же зверь. Но вот скорость подходить к нужной отметке и отрыв! — слегка повысил я голос.
Некоторые из представителей СМИ даже ахнули от неожиданности. Я посмотрел на Кирилла и Белкина. Они показывали мне поднятый вверх большой палец.
— И что потом? — открыла глаза девушка.
— Вы летите. Отклоняете ручку управления влево, и самолёт реагирует. Вы делаете развороты, виражи, перевороты и многое другое. Вы с ним будто одно целое. Только вокруг вас безмятежность. Можете отпустить органы управления, и самолёт будет жить своей жизнью. А возьмётесь снова — он будет вас слушаться. И как верный друг, доверившийся вашим рукам, он ответит вам тем же.
— Прекрасные слова, — тихо сказала девушка, чуть не обронив слезу.
— Любите ваш летательный аппарат, и он обязательно ответит вам взаимностью, — подытожил я.
Я не рассчитывал на бурную реакцию, но она случилась. Все журналисты убрали фотоаппараты и камеры, чтобы поаплодировать.
Приятно, что люди меня поняли и прониклись любовью к небу. Но это было только начало. Я посмотрел на часы. Время моего вылета наступит через 25 минут.
— Спасибо! А теперь, обещанный пилотаж. Устраивайтесь поудобнее, — объявил я.
В назначенное время произвёл запуск и начал выруливать.
— 088й, полоса 25 правая, — объявил мне французский руководитель полётами.