— Господин Чубов, а как родилась идея сегодняшнего показа? Утренняя пробежка, интервью перед вылетом, камера в кабине самолёта…
Чем больше называл журналист моментов, которые сегодня были освещены, тем сильнее Егор Алексеевич сжимал свою перьевую ручку. Его кулаки с каждой секундой белели.
Ещё хуже было Паклину. Он не успевал утирать виски от пота, хотя в помещении прекрасно работали кондиционеры.
— Так как родилась эта идея? — настойчиво повторил вопрос журналист.
— Нашей делегации была поставлена задача показать технику Советского Союза на высшем уровне. Показать, что железный занавес рушится, а наше общество перестраивается. Новые люди, новые лица СССР сегодня были вам представлены, — ответил Чубов, поправляя галстук.
— И вы тоже знаете французский, как и месье Родин?
Этот вопрос поставил Егора Алексеевича в тупик. Ситуацию разрядил Паклин, который передал слово мне и Олегу. В этот раз я решил не выпячиваться, а отвечать на русском.
— Месье Печка, вы и ваш коллега в потрясающей спортивной форме. Как вам это удаётся? Специальная диета или программа тренировок.
Западные журналисты не могли пройти мимо таких вопросов
— Диета называется «домашняя еда». А спортивная форма набирается нами в лётном училище. И всю жизнь потом просто поддерживается, — ответил Олег.
Вопросы продолжались на разные темы. Одного из журналистов заинтересовал вопрос о конкуренции между КБ Сухого и МиГ.
— Две величайших фирмы производят истребители. Ведь это весьма затратно. Не было ли желания у ваших фирм объединиться? — задал журналист вопрос Белкину и Самсонову.
— Желания не было. Существование двух конструкторских бюро даёт нам возможность конкурировать внутри страны… — начал отвечать Белкин, но его перебил другой журналист.
— Но в условиях начинающихся реформ в вашей стране предполагается определённый кризис, не так ли?
— Не понимаю, о чём вы. В нашей стране нет кризиса и не предвидится, — поспешил ответить Чубов.
Как-то ещё рано для подобных вопросов. В стране кризис ожидается, но несколько позже. Пока ещё полки магазинов полны и нет карточной системы. Журналисты сильно наседают.
— Если нет, это хорошо. И всё же, если вы объедините КБ МиГ и Сухого, то столько денег для вашего народа сэкономите, — вступил в беседу один из сидящих за столом.
Это своё мнение высказал господин Дейн. Вот уж у кого большое желание нам нагадить.
— Конкуренция — это тоже своего рода спор. А в нём всегда рождается истина. Вот и нам с Анатолием Ростиславовичем удаётся в нашей борьбе за первенство лучшего КБ производить лучшие самолёты в мире, — ответил Самсонов и протянул руку Белкину, который её крепко пожал.
В зале громко зааплодировали, а Дейн иронично улыбнулся. Даже через весь стол был виден его надменный взгляд.
— Вы называете копирование конкуренцией? — продолжил он задавать вопросы.
Для журналистов спор двух противоборствующих стран, ещё и сидящих за одним столом, равносильно сенсации. Похоже, что после сегодняшнего показа всем стало очевидно, что у американцев нет заявленного преимущества перед нами.
— Мистер Чубов, вы что можете ответить? — спросил Джордж Дейн.
— Приятно и весьма интересно, что представитель американской фирмы интересуется жизненно важными для нас вопросами, — сказал Егор Алексеевич, уходя от конфликта.
— А что может ответить на этот счёт мистер Родин? — опять поинтересовался Дейн.
Ко мне нагнулся Паклин и начал шептать.
— Промолчите. Мы не ищем конфликта.
О каком конфликте здесь речь? Этот вопрос ставит под сомнения все наши достижения. И мы вот так просто утрёмся?
— Так уж повелось, американские конструкторы считают, что мы ничего создать не можем своего. Строим бомбардировщики и штурмовики, копируя их разработки. А в случае с Су-27 и МиГ-29 вообще скопировали концепцию Ф-15 и Ф-16. Что ж, американские партнёры всегда и во всём пытаются выставить Америку великой. Даже когда у них депрессия, — ответил я.
По залу прокатилась волна улыбок и смеха, Паклин продолжал меня подталкивать в бок.
— Копия, как правило, хуже оригинала. А МиГ-29 и Су-27 показали сегодня своё превосходство в манёвренности над зарубежными истребителями. Может, пересмотрим вопрос, кто выпускает копии? — повернулся я к Дейну.
Джордж больше ничего не спрашивал, а только сидел, отклонившись назад в своём стуле.
Пресс-конференция закончилась, и началось традиционное рукопожатие со стороны официальных делегатов. Мы с Олегом не стали ждать и направились к машине. За нами пошёл и Кирилл.
У машины обсудили произошедшее, но всё ещё только начиналось. Из павильона вышли наши генеральные конструктора и Паклин со своими помощниками.
— Пошли против системы. Ну, ничего! За это самоуправство, вы ответите, — указал на нас Борис Николаевич.
— По-моему, сегодня всё внимание было только к нашим самолётам. Мы ждали хотя бы «спасибо» услышать, — ответил ему Олег.
Паклин пытался совладать со своими эмоциями, но этого у него не получалось.
— Бунтари! Я вас предупредил. По каждому из вас будет принято соответствующее решение. И не вздумайте идти жаловаться наверх. У вас всё равно ничего не выйдет! — пригрозил Паклин и ушёл в сторону павильона.
Наши конструкторы только взмахнули руками.
— И завтра никаких полётов! — крикнул нам вдогонку Борис Николаевич.
С чувством выполненного долга, мы вернулись в гостиницу. На ресепшене нас встретил лично директор и предложил специальный ужин за счёт его заведения.
На следующий день через «посольского работника» Кирилла, организовали выезд в Париж. При наших суточных в 22 доллара много не разгуляешься, но нам предоставили транспорт, и это сэкономило нам некоторое количество денег.
Купив сувениров и подарки родным, Кирилл предложил нам отведать фирменных круассанов в маленьком кафе. Интерьер здесь по всем меркам европейский. Плетёная мебель, белые скатерти, а ограждение выполнено в стиле живой изгороди. И самое главное — вид на символ Парижа.
— А ведь Эйфелеву башню многие из французской элиты 19 века называли «бесполезной, чудовищной и смехотворной башней, доминирующей над Парижем, как гигантская фабричная дымовая труба», — сказал Кирилл, откусывая кусок от хрустящей булочки.
— Теперь одна из самых посещаемых достопримечательностей в мире, — ответил я, не сводя глаз с силуэта башни.
Краем глаза я увидел, что к нашему столику кто-то подходит. Это был виконт Рамон де ла Пуаф. Сегодня он в рубашке с коротким рукавом и широких штанах.
— Ваша милость, мы рады вас видеть, — поздоровался с ним Кирилл, и Рамон пожал каждому руку, принимая наше приглашение.
— Случайно оказался в этом районе и увидел знакомые лица. Ну, вы и порадовали вчера меня. Я смотрел на выступление и восторгался, — расхваливал де ла Пуаф вчерашний пилотаж.
Мы поблагодарили Рамона за содействие. Если бы не его появление, так и улетели бы в Союз без нормального показа.
— Вы оказали нам помощь. Появились в нужный момент и помогли договориться с организаторами, — сказал я.
Рамон улыбнулся, похлопал меня по ладони и продолжил пить кофе.
— Снова помогли Советскому Союзу, а могли бы этого и не делать, — сказал Олег.
— Я никогда не помогал Советскому Союзу. Вашей стране ничего уже не поможет, — отрешённо произнёс Рамон, поставив белоснежную кружку на блюдце.
Его слова заставили всех замолчать. Ощущение такое, что кто-то выключил вообще весь внешний шум. Настолько я был удивлён этими словами и интонацией, с которой де ла Пуаф их произнёс.
— Я вас не понимаю, ваша милость, — удивился Кирилл.
— Всё вы понимаете, месье. У вашей страны самые отважные и сильные воины. А сколько прекрасных композиторов и писателей! А какие самолёты построили ваши конструкторы! Это что-то невероятное. Когда я был на восточном фронте, всех нас объединяло стремление сражаться с нацистами — вот что было главное. Какие рядом были люди. С каким горящим сердцем они шли в бой и отдавали свои жизни…
— Сейчас нет войны, но в Советском Союзе люди не изменились, — сказал я.
— Люди — нет. А вот к власти пришли те, кому место в цирке. Я видел ваших делегатов. Половина из них не знает о самолётах и вертолётах практически ничего. Но они красиво улыбаются, — слегка хлопнул по столу Рамон, и наши кружки зазвенели.
Кирилл закончил переводить речь Рамона для Олега. Печка был шокирован такими словами из уст виконта.
— Тогда зачем же вы нам помогли? — спросил Олег, и я быстро перевёл его слова Рамону.
— Я вам не помогал. Просто замолвил слово, а дальше всё сделали организаторы. Вы — наследники той славы русских пилотов. Я хотел, чтоб вы это показали. Организаторы прислушались, и всё получилось. Вив ля Руси!
Рамон ещё немного посидел с нами и ушёл, а мы вернулись в гостиницу. Уже перед сном нам объявили, что вылет домой запланирован на послезавтра.
В назначенный день мы загрузились в самолёт и выполнили перелёт в Циолковск. На аэродроме нас встречали только самые близкие. Это было понятно, что не будут нас встречать большие партийные руководители.
Вера ждала меня около служебной машины Хрекова вместе с Белой Георгиевной. Перед отлётом я успел купить два букета и подарил их. Естественно, от такого обе прекрасные леди растаяли.
— Серёжа, ты сама галантность. А Андрей Константинович на очередном совещании. Жизненно важном! — воскликнула Белла, поправляя букет.
— Ну тётя, у него много работы. Надо столько представительств проверить. По всему Союзу ездить нужно, — сказала Вера, поправляя растрепавшиеся на ветру волосы.
— Предлагаю поехать домой и подождать его там. Французские сладости прилагаю, — показал я на сумку.
Попрощавшись с Олегом, я сел в машину, и мы уехали с аэродрома.
— Вы из Франции прилетели. Произвели там фурор, а никто не встречает. Ещё и на транспортный самолёт вас посадили, — ворчала Белла Георгиевна.
— Как по мне, так даже