Даже как-то не верится, что всё это со временем может исчезнуть. Если бы только как-то повлиять на все эти процессы по сокращению, возможно, был бы тогда шанс оставить в целостности такое большое хозяйство.
Командир полка, полковник Бормутов определил меня в казарму сразу. Хотя, Николаич и не пытался что-то там придумать с моим проживанием вне расположения.
— Не скучай без нас Серега, — хлопнул меня по плечу Нестеров, и я пошёл в курилку к своим однокурсникам.
Это было 604 классное отделение или иначе 1 взвод 8 роты. В этом году они, как и в прошлом, летали здесь.
В Антайске, даже в таком месте как курилка, комфорт был на высоте. Это своего рода беседка со столом в центре и урной под ним в виде четверти двухсотлитровой бочки с приваренными ручками. А под потолком даже выведен динамик с прослушкой стартового канала.
— Родя, как живой! Чего здесь? — громче всех встречал меня Егор Клепик, младший сержант, командир отделения. Квадратный, мускулистый и совершенно неповоротливый из-за своего увлечения «железками». Однако летать не мешает это ему.
— Мимо летел, вот и решил приземлиться. Как будто по своему желанию, Егорка, — сказал я, пожимая всем руки.
— Походу, опять Родя на тебя выпали все несчастья нашего курса. «По запасу» пришли? — спросил Никита Шамно. С ним мы частенько пересекались в бассейне на тренировках. Тоже состоял в сборной по плаванию, как и я. Вроде пловец, но худой, как доска гладильная в профиль.
— Да ерунда какая-то. Там Ан-22 садился. Говорят, стойку сломал?
— Да там не то, что сломал. Стойка «выстрелила», — сказал Никита.
Сарафанное радио и в этом времени работает быстрее, чем я думал. Однокурсники рассказали, что у «Антея» произошло разрушение левой средней основной стойки и повреждение обтекателя шасси, а также крыла в районе центроплана.
— И всё на полосе! Я не знаю, как вы будете вылетать туда завтра, — предположил Никита.
— Шам, ты чего? Какой вылетать? Ты видел лица его инструкторов и наших? Они сегодня уже распланировали себе вечер, — сказал Егор.
— Так вот и я про тоже.
— А ты чего не рад, Серый? В Антайске понравится тебе. Танцы же сегодня! — вскинул руки вверх Миша Лаврик. — Что там на нашей волне сегодня.
Этот пухлый, слегка картавый паренёк был главным в 604 отделении по части веселья. А его рост обеспечил ему постоянное место на «галёрке» — в конце строя. Сейчас он залез на скамью и покрутил регулятор на динамике.
— Танцы-шманцы. Вообще, спать охота уже. Когда в казарму идёте? — спросил я, вставая со своего места.
— Сейчас ответственный инструктор подойдёт, указания нам даст и почешем. Не гони лошадей, — успокаивал меня Лаврик. — Ооо, опять его поймал!
Голос диктора звучал совершенно не так, как это было у советских работников государственного радио.
— Мы его постоянно «ловим». Хорошие песни ставит, — сказал Никита.
— «Антайск! Слушаем поздравление для Олеси с улицы Маркса. Поздравляет тебя Аким и желает „вот прям столько“ здоровья. Тут так написано, я ничего не придумал. А послушаем мы песню с именем этой девушки».
— Да чего ты его включил, Лаврик? Он сейчас поставит ерунду какую-нибудь! — воскликнул Никита. — Там другой «радио-хулиган» есть.
В мои школьные годы дядя часто упрекал меня, что я ерундой занимаюсь, особенно когда купил мне компьютер. А вот в его время даже хулиганили особенно. Он имел ввиду, что в 70-е годы в Союзе началось массовое увлечение молодежи радиоделом и, одновременно, увлечение музыкой.
Пластинки отечественных исполнителей купить было проблематично, а с иностранными было ещё тяжелее.
И вот советские радиолюбители собирали свои «шарманки» или передатчики для работы на средних диапазонах. Конечно, никакого разрешения на радиоэфир они не имели, но их передачи выходили. Зачастую в них были поздравления, как вот этой девушке Олесе.
Даже не могу представить, что чувствовала девушка, слыша свое имя из радиоприемника и зная, что это именно для нее. Такие передачи были, чуть ли не единственным способом послушать современную зарубежную, да и популярную советскую музыку.
— Сейчас, наверное, опять «Песняров» поставят, — негодовал Лаврик.
«Наверное, у неё есть свои причины, но я не хочу их знать. Ведь я двадцать четыре года жил по соседству с Элис!» — запел свой знаменитый хит Крис Норман из коллектива Смоки.
— Архаровцы, у вас всё по плану. У нас меняется, — подошёл к курилке старший лейтенант. — Ты Родин? — обратился он ко мне.
— Я, курсант Родин, — встал я со своего места.
— Да, сиди. В столовой на счет тебя все в курсе. В казарме бельё выдадут. Завтра будут решать, что с вами делать, — сказал он, посматривая на часы. — Я ушёл, а вам всем отдыхать.
После ужина и размещения в казарме, я почувствовал, насколько дико устал. И вроде полёт был недолгим, но определённое напряжение присутствовало во время всего маршрута.
— Родя, а ты чего прикладываешься? Сегодня же танцы! — снова напомнил мне о вечерних мероприятиях Лаврик.
— Я в ДСке и комбезе как раз там за своего сойду. Шлемофон взять, как думаешь?
— Так это не проблема. Суточный наряд поделится «гражданкой». Давай, не отказывайся, — сказал Никита, доставая флакон «Шипра».
— Я пас, мужики.
— Ну как знаешь.
— «Варвара, Варвара жарит кур! Варвара жарит кур!», — напевал какую-то странную песню Лаврик.
По ритму похожа на знаменитую песню Бони М. В этом 1978 году они дадут первый концерт в Советском Союзе, между прочим. Как говорится, пробили «железный занавес»! За этими размышлениями и уснул.
В этом самом сне я где-то в деревне сижу за столом с совершенно незнакомыми мне людьми. Ночь и очень жарко.
Отчего-то чувствую духоту. И вот взрыв! Выскакиваю на улицу и не могу понять, что случилось. Где-то вдалеке начинает гореть степь, огонь перекидываться на пристройки. Фюзеляж ударяется в край обрыва. Начинаю слышать, как взрываются газовые баллоны и загораются частные дома. Во дворе моего дома начинает охватывать огнём сарай и ещё какую-то постройку. Но я бегу к оврагу. Туда, где лежат части лайнера.
Страшное зрелище открывается передо мной — тела погибших начинают гореть, когда на них выплёскивается керосин.
Все горит и жуткий запах. Оборачиваюсь назад, а там вдоль линии движения самолёта тела погибших. А может сейчас вот кто-то из них встанет, отряхнётся и пойдёт… И светло, как днём!
— Родин, Родин, — будит меня чей-то голос.
Открыв глаза, я увидел перед собой Николаевича. Ну как его? Слегка небритого мужика с несколько опухшим лицом и «прекрасным» ароматом вчерашнего вечера.
— Хорош спать. Пошли.
Солнце уже начинало вставать, а мои «Штурманские» показывали время 5.45. Первая мысль — на аэродром и перегонять борт. Тогда зачем так рано и почему Нестеров в резиновых сапогах и плаще.
— И вам доброе утро, товарищ майор. Куда?
— Тащить сома! Рыбалка у нас сегодня.
Глава 21
И почему меня постоянно тащат на эти рыбалки? Ненавижу я это занятие. Меня вообще удивляет, как в Советском Союзе этот законный способ русского мужика сбежать на пьянку, стал настолько популярен? Похоже, я только что сам ответил на свой вопрос.
Небольшая речушка под названием Коруг была таковой только в моём представлении. Конечно, это не Дон и ни разу не Волга, но в самом Антайске это главная водная артерия. Главным образом за счёт притока Малый Коруг, который течёт через западную и северную часть города.
Нестеров где-то достал для меня старый синий комбинезон и слегка рваные кирзовые сапоги. Напялил старую фуфайку, которая отчётливо пахла потом и… рыбой.
— Витя, товарищ мой местный подогнал. Погнали, — сказал Николаевич, но я не дёрнулся с места. — Ты чего?
— А вы без меня не справитесь? Я вот к рыбалке параллельно отношусь.
— Родин, ты не проснулся что ли? Умойся и пошли. Рыбная ловля это ж не танцы, застолья или какие-нибудь там простые пьянки, это…
— Это очень хорошая пьянка. Прошлый раз у нас как-то всё плохо закончилось, если вы не помните, — сказал я, проходя мимо майора.
— Всё ж нормально было в прошлый раз. Я ж помню.
Ни черта он не помнит. И мои товарищи, чтоб у них всё было хорошо, не помнят. А вот местные ребята в деревне Сметановке и я хорошо помнят.
Крайняя рыбалка с нашими инструкторами переросла в стихийный поход в местный ночной клуб. На том здании так и было написано большими буквами «Клуб».
Местное население Сметановки очень трепетно относится к непрошенным гостям из города. А как ещё относится к тем, кто приезжает, прекрасно танцует, шепчет прекрасным дамам на ушко красивые слова, на которые не каждый способен в деревне, и увозит с собой этих самых красивых деревенских девчонок.
Естественно, что так и получилось в нашем культурном походе. Швабрину приглянулась девушка, которая оказалась под защитой не то старшего, не то младшего тракториста совхоза имени то ли XX, то ли XXI съезда. Ну как под защитой, просто она ему нравилась, а печать или табличку «Занято» не вешал. Вот и городские постоянно попадались на эту приманку.
Иван Фёдорович выхватил и правый боковой, и левый прямой от тракториста, но вот ответить пришлось уже Новикову. А там и до остальных сотрудников бригады дошло.
— Разве не вспоминаете этот случай? А что стало с табличкой «Клуб»? — спрашивал я у Нестерова, когда мы шли недалеко от деревни, примыкающей к аэродрому. — Я не удивлюсь, если вы и сегодня захотите продолжения… твою… блин, банкета.
За всем рассказом не заметил разложенные «вчерашние», но ещё «ароматные» мины, коровьего производства. Хорошо, что не свои лётные ботинки одел. Петухи уже во всю горланят призывы вставать на работу, гуси шныряют туда-сюда, а собаки самых распространённых «дворовых» пород приветствуют нас с Николаевичем.
— Сергей, ты как старый дед. А ну отставить! Задача тебе поставлена быть с нами. Вчера мы проводили рекогносцировку местных достопримечательностей и занимались дегустацией. Сегодня — оздоровительные мероприятия и восстановление после трудной рабочей недели.