— А фамилия Платов вам ни о чём не говорит?
— Нет, к сожалению. Если он из конторы, то вполне, это может быть и псевдоним.
Во-во! Тогда это будет совсем тупик, если это ещё и не настоящая фамилия того пятого человека на фото в кабинете Краснова.
— Николаич, вам самому не жалко, что так у вас получилось в жизни? Не душит жаба? — спросил я, но он только посмеялся.
— Есть отличные строчки по этому поводу. Во Вьетнаме написанные, между прочим советским офицером:
«Нам состоянье риска так знакомо,
Когда у некоторых падают штаны,
А мы боялись „Шрайков“ и „Фантомов“
Гораздо меньше собственной жены».
— Жизненно. Стало быть, вы только Ирину Сергеевну боитесь? — улыбнулся я.
— Верно, Родин.
Почему-то отчётливо запахло горелой резиной. Я взглянул на костёр, над которым уже пылали сапоги Швабрина. Спасти удалось только половину каждого из сапог. Нестеров уже чесал затылок в поисках идей обуви для старшего лейтенанта.
— Чего не смотрели за ними? — наехал на нас Швабрин, когда проснулся.
— Ваня, не бузи! Сам виноват. За сапогами надо было самому смотреть, — сказал Нестеров.
— Что за день такой! Сначала в лоб заехали, потом сапоги сожгли. Я как на аэродром пойду?
— Пешком Ваня пойдёшь. Как и мы, — ответил ему Валерий Алексеевич.
Здесь я понял, что нужно снова действовать творчески. Взял оставшиеся два куска резиновых сапог, нарезал из авоськи с пустыми бутылками верёвок и навязал их на ноги обалдевшего Швабрина.
— Носите на здоровье, — сказал я, чем рассмешил инструкторов. Даже Швабрин улыбнулся от увиденного.
— Родин, пошёл на хрен со своим здоровьем.
— Смотрится очень неплохо, между прочим, — сказал Новиков и продолжил закатываться со смеху.
На следующий день нас ожидал перелёт в обратную сторону. Нас долго не хотел пускать в самолёт командир полка Бормутов. Ему предстояло зачитывать нам постановку, но уставшее состояние Швабрина и почти двое суток отсутствия очень сильно раздосадовали полковника. Он всё грозился отправить наш квартет наземным транспортом.
— Товарищ полковник, ну у него даже документов с собой нет. Как он поедет? Патруль остановит и под арест, — уговаривал Нестеров, пока я стоял у дальней стены кабинета.
— Командир, ну это ж Швабрин. Тот самый, что…, — продолжил уговаривать Новиков Бормутова.
Валентинович показывал в сторону старшего лейтенанта, который стоял с изрядно опухшим лицом.
— Вы чего меня обхаживаете? Знаю, кто он такой и что? Перед законом все равны, — сказал полковник, закуривая папиросу «Казбека».
— Товарищ полковник, а если… ну просто так? — предложил Швабрин.
— Что значит, просто так? Старлей ты чего мне тут предлагаешь? — взревел Бормутов. — Его пляски в лаптях весь город видел. Танцор диско, египетская мать их… за ногу! Правильно про вашу третью «пьющую» говорят.
После этого всплеска эмоций воцарилась тишина. Комполка смотрел на нас четверых, производя какие-то вычисления в голове.
— А что говорят, товарищ командир? — спросил Новиков.
— Много чего, но все к вам хотят. Ладно, курсант Родин, окажете помощь в отправке самолётов на свой аэродром. Вам ясно? — сказал он, затушив папиросу в пепельнице. — Шлемофон возьмите с собой, чтоб без головного убора не ходили мне по аэродрому. И всем подышать кислородом!
Глава 22
Намёк инструкторами был понят правильно. Нестеров сказал, что они могут выхватить после таких выходных пару недель отстранения от полётов.
— Отдохну зато. В следующем году ты же знаешь, что наша эскадрилья пересаживается на МиГ-21? — спросил он, когда мы делали осмотр борта перед посадкой в кабину.
— Слышал об этом. А вы же летали на 21 м?
— Да. Просто восстановлю допуск и всё. «Элочки» готовили проверенные ребята, такие как Борян под присмотром нашего знакомого Валерия Алексеевича.
— Значит, мы можем опять к вам попасть? — спросил я. — Третий год и снова третья «пьющая» — уже становится закономерностью, что именно вы нас учите летать.
— Везёт вам. А может и нам. Я к вашей курсантской четвёрке так точно привык. Артём тупит только иногда, но вы все парни «летучие». Жду не дождусь, когда мы с вами звеном полетим. Вот там веселье будет.
Обнявшись со своими товарищами и пожав руку на прощание мне, Валерий Алексеевич заспешил удалиться. После запуска и получения разрешения, наша пара начала выруливать к полосе.
— Экипаж Новикова пойдёт перед нами, так что не будем торопиться на полосу, — сказал Нестеров, медленно выруливая со стоянки. — И вообще, чего это я рулю? Давай, работай. Зря тебя, что ли взял с собой.
— Комполка сказал, чтобы я только перед собой смотрел, — усмехнулся я, перехватывая управление на рулении.
— Считай, что твой командир экипажа вышел из строя.
Я осматривал аэродром, и на душе было немного грустно. В своё время здесь было целое лётное училище, и в разные периоды служили более ста Героев Советского Союза. Среди них были и космонавты. Этот полк дал путёвку в небо многим знаменитым лётчикам и… так жестоко обойдётся с ним судьба через 20 лет. В моё время он был заброшенным, а все постройки разворованы и разгромлены. Улетучился из жилого городка запах авиационного керосина. На взлетно-посадочной полосе, с которой нам сейчас предстоит вылетать на свой аэродром, будут устраивать гонки ночные стритрейсеры. Этой альма-матер нескольких поколений лётчиков Белогорского училища предстоит просто исчезнуть. Произойдёт это в 1998 году. Как бы мне хотелось, чтобы этого не случилось. Валерий Алексеевич прослужит в этом полку всю свою жизнь от лётчика-инструктора до командира полка. Всеми силами будет отстаивать его право на существование и жизнь после развала Советского Союза. Насколько справедливо, что именно ему предстоит зачитать на плацу полка приказ о расформировании?
— Валерий Алексеевич никуда не хочет отсюда переводится? — спросил я у Нестерова, когда мы занимали полосу для взлёта.
— Вроде нет. Он любит эти места и этот полк. На пенсию отсюда пойдёт.
После разрешения на взлёт, я вывел обороты на «Максимал», разогнал самолёт до нужной скорости и также обыденно, как будто каждый день летаю, оторвал его от земли.
— Командир, а разрешите, я попрощаюсь с этим аэродромом?
— Не возражаю. Да может, ещё и сюда служить придёшь. Хотя, ты ж отличник. Сможешь место и получше выбрать.
Набрав 250 метров, я выполнил разворот на аэродром и прошёл над КТА в направлении Белогорска, слегка покачивая крылом.
Наше прибытие в родную воздушную гавань запустило процесс внутреннего разбирательства. Добров должен появиться через несколько дней, так что бразды правления ещё были в руках Дмитрия Александровича. Не знаю, стало ли для него сюрпризом, что мы задержались в Антайске без видимой на то причины и не выполнили перелёт вовремя. Всё-таки, это нарушение его указания. Как и всегда, весь негатив он, видимо, высказал командиру третьей эскадрильи. Уже потом нам четверым предстояло выслушать очередное выступление Реброва. Конечно, перед этим он был нещадно «выдран» Граблиным за такую дерзость со стороны его подчинённых. Вся наша четвёрка стояла в кабинете у комэска. Как я понял, Гелий Вольфрамович решил провести порку по горячим следам.
— Товарищ командир, всё прошло как нельзя лучше…, — начал говорить Валентинович.
— Молчать, — тихо сказал Ребров, чьё лицо имело отчётливый красный оттенок.
— Командир, ну всё прошло как нельзя…, — взял слово Нестеров, но и его Ребров не хотел слушать.
— Ой, тебе вообще лучше не дышать, Николаич, — глубоко выдохнул комэска, расстегивая молнию на комбинезоне.
— Гелий Вольфрамович, я вам готов доложить…
— Ваня, торпеду мне в рот и весь остальной флот в другое место… вот примерно такое будущее меня ждёт, если вы продолжите подобные дела в нашей эскадрильи! — повысил голос Ребров.
Вроде, переход хода был ко мне, и я должен был что-то сказать. Лично для себя решил, что это тот случай, когда нужно держать язык глубже, чем за зубами.
— Родин, — обратился ко мне комэска. — Бого-мышь ты летающая, иди вон… в казарму. А вы трое и того… дальше отсюда, чтоб я больше вас до завтра не видел!
После такого приключения, я не мог не быть центральным объектом для обсуждения со стороны своих товарищей в казарме.
— И чего там в Антайске? Ходил на танцы? — спрашивал Костя, когда я приводил себя в порядок в умывальнике.
— Ребята предлагали, но я отказался. Рыбалка, зато с инструкторами была отменная.
— Шашлычок, уха, коньяк — весь набор был? — облизывался Артём.
— Повезло…
— Чего повезло? У Серёги, что не курс, то чего-то случается, — сказал Макс, выдавливая прыщ перед зеркалом и избавляясь от черных точек.
— Очередное свидание? — тихо спросил я, пока двое наших товарищей обсуждали Антайский полк.
— Сегодня нет. Ребров после того случая не простит. Мы днём встречаемся теперь. Кажется… не уверен я, если честно, что это правильно.
— В чём сомневаешься, Макс? Боишься, что ты её разлюбишь?
— За себя нет. Может меня используют, как… ну для этого дела? Просто она такое…
— Тихо, тихо, Макс, — сказал я, посмотрев, что никто не услышал начало откровенного признания Куркова. — Счастье любит тишину, дружище. Как будет, так будет. Не торопи события и плыви по течению и…
— Расслабиться и получать удовольствие, вы прям одними словами с ней говорите. Она тоже самое шепчет, перед тем как… — и Макс показал пальцем в район паха. — Короче, я лучше промолчу.
Ох, лучше ему и правда молчать. Мой молодой организм требовал того же, что стало чаще перепадать моему товарищу Максу. А тут ещё и с Женей из-за полёта на Антайск не вышло встретиться.
На следующей неделе предстояло продолжить освоение групповых полётов. На очереди после пары контрольных в зону с инструктором — полёт тренировочный на пилотаж. Перед посадкой в кабину ещё раз прошлись «пешим по лётному» с Нестеровым.