— Ничего сложного. За мной уцепился, слушаешь и делаешь, — сказал он, отправляя меня в кабину.
Через несколько минут мы выстроились в левом пеленге на полосе. Ещё раз проверил все показания приборов и доложил Николаевичу о готовность к взлёту.
— Сопка, 811й, взлёт парой, — запросил он.
— 811й, взлет парой разрешил, — ответил руководитель полётами.
— Обороты «Максимал»… выводим. Паашли! — скомандовал Нестеров в эфир и я одновременно с ним отпустил тормоза.
Самолёт начал разбег, и главное сейчас контролировать направление и подъем носового колеса ведущего. Вот он поднимает его, я вслед за ним и… отрыв. Нормальный взлёт получился!
— Шасси, раз… два. Закрылки три… четыре, — сказал он в эфир, чтобы мы синхронно с ним их убрали.
— Слева на месте, — доложил я.
— Понял. Сопка, 811й, взлёт парой произвёл. Отход в зону 3.
— 811й, зона 3, 2000.
— 811й, понял. Скорость 350, крен 30°, вправо… пошли, — продолжил Николаевич давать мне команды.
Обороты на развороте мне, как ведомому с внешней стороны необходимо несколько увеличивать, а ручку управления самолётом отклонять слегка на себя и в сторону разворота. Таким образом, я буду несколько выше своего ведущего.
— Выводим… скорость 350, набор 2000, и… пошли.
На подходе к зоне решили перестроиться в правый пеленг. Снизил обороты, выпустил тормозные щитки, тем самым скорость снизилась на 20 км/ч. Ручку вправо, переход на другую сторону и снова подходим ближе.
— Справа на месте, — сказал я.
— Понял, влево, вираж, крен 15°… пошли.
Открутили один вираж, затем второй. После перешли на левый пеленг и снова два виража с креном 30°.
— Начинаем пикирование. Готов? — запросил меня Нестеров.
— Слева на месте.
— Понял. Вправо, крен 30°, отворот на 90°, скорость 300, угол наклона 20°… пошли.
Снова снижаю обороты, ручку вправо и выдерживаю принижение относительно ведущего, интервал сохраняю незначительным отклонением педалей.
— Подходим. Выводим, — дал команду Николаевич.
— В горизонте. Обороты 95, скорость 500. Готов к «горке»?
— Слева на месте.
— Угол 20°, скорость сохраняем… пошли.
Ручку плавно на себя, и снова слежу за положением ведущего. Работаю немного педалями и рычагом управления двигателем.
— Не обгоняй, выдерживай место, — слышал я подсказки Нестерова. — Скорость 350, вправо… выводим. Вот так. Устал?
— Никак нет. Слева на месте, — сказал я, но пот всё же меня немного прошиб.
— Сопка, 811й, в зоне 3, парой, задание закончил.
— 811й, на привод, 1200, роспуск над точкой.
— 811й, понял.
Перешли на снижение и заняли курс на дальний привод аэродрома. Я предложил перестроиться для правого пеленга сейчас, но Нестеров решил этого не делать.
— Сопка, 811й, роспуск рассчитываю вправо, как приняли? — запросил Николаевич.
Чувствую, что не просто так он спросил. И ведь не уточнишь в эфир, зачем выполнять разворот в сторону городка. Наверняка, очередное воздушное хулиганство со стороны Николаевича.
— Добавляй обороты и выходи вперёд, — сказал Нестеров и немного принял вправо, пропуская меня.
Не совсем понимаю зачем это нужно. Ведь, за нарушение полётного задания по головке не погладят. С другой стороны, это же указание ведущего пары. Он отвечает за меня.
— Понял, — сказал я, слегка добавив обороты и тут же вернув их в нужное положение.
Краем глаза, посмотрев в зеркальце на правой стороне, увидел, как самолёт Нестерова занял своё место рядом со мной на установленном интервале и дистанции, с соответствующим принижением в несколько метров.
— Сопка, 811й, подходим парой к третьему, заход на роспуск, — запросил Николаевич.
— 811й, пеленг правый? — запросил руководитель полётами.
— Точно так, в правом пеленге.
— 811й, разрешил вам заход, снижение 300.
— 811й, понял. Снижаемся, — дал команду Нестеров.
Тут бы на голову не сесть Николаевичу, а то он так смело доверил мне должность ведущего пары. Не думаю, что в моё время мне бы доверили такое. Особенно после того, что произошло с моим предшественником в аэроклубе. Установленную высоту заняли и вот уже виден аэродром и серая полоска взлётно-посадочной полосы.
— Роспуск над КТА, 10 секунд. Внимание… роспуск! 880й, далее самостоятельно.
— Высота, контроль высоты! Катап… — прозвучал крик руководителя полётами в эфир, сопровождающийся изрядным внешним гулом.
Я машинально поглядел по сторонам и вниз, но никаких взрывов или разрушений под собой не увидел. Забыл только про установленный временной интервал на роспуске и улетел чуть дальше положенного.
— Сопка, 880й, на первом 300, — доложил я.
— Первый влево, 880й! Набор, 500, — как-то небрежно скомандовал руководитель полётами.
— 880й, понял, — спокойно ответил я и начал разворот влево, набирая указанную мне высоту.
Выполнив второй разворот, бросил взгляд на полосу и заходящий через привод самолёт Николаевича. Как-то быстро получилось у него выполнить посадку! Похоже, опять нахулиганил мой инструктор, что сильно разозлило руководителя полётами. Уже после посадки и заруливания, мне было удивительно наблюдать, как Петр Николаевич общается со своими коллегами, обступивших его со всех сторон. Он будто интервью даёт!
— Эх, жалко ты не видел, Серый. Чего Николаич исполнил только что! Предпосылку выпишут однозначно, — сказал Артём, встречая меня около самолёта.
— Опасно же было, — возражал ему Макс.
— Ой, да чего там опасного! Ну, немного ниже снизился, зато как эффектно, — продолжал восхищаться Артём.
— Да там весь командно-диспетчерский пункт чуть не родил! Руководитель полётами заклепки, небось пересчитал на фюзеляже «элочки», — вступил в разговор подошедший сзади Костя.
— Серый, две новости. Первая — увольнение у тебя в воскресенье, а вторая — вот держи, — протянул он мне записку, подписанную знакомым мне почерком.
Почитать мне сразу не удалось, поскольку лётная смена заканчивалась. Теперь следовало выслушать впечатления товарища подполковника Граблина о сегодняшней смене на предварительном разборе полётов.
Дмитрий Александрович молча выслушал доклады командиров эскадрилий, начальников служб и иных должностных лиц о сегодняшних вылетах и чего нами было достигнуто. А потом слово взял руководитель полётами…
Я всегда с уважением относился к этой работе, поскольку во время полётов, руководитель отвечает за всё, что происходит на аэродроме. Вот прям за всё! Можно сказать, что командир полка делегирует ему часть своих обязанностей на время лётной смены. Соответственно, и ответственность тоже вся прямиком лежит на этом человеке в звании майора или подполковника. В моё время можно среди них и капитанов встретить. Руководитель полётами всегда находится «под статьёй», и если что случается он первым садится перед прокурором и рассказывает что и как он делал. И пусть только попробует ошибиться, хоть в одной запятой! Однако этот представитель ответственной профессии решил то ли выслужиться, то ли показать себя, и выдал гору замечаний. Комэски сидели с очень злобными лицами. Согласен, что замечания из разряда «ошибся в своём позывном» или «не сразу выполнил команду» можно было и в кулуарах озвучить, а не на разборе. Когда дело дошло за роспуск нашей пары с Нестеровым, Граблин сам остановил этого майора.
— Я вас услышал. Выводы будут сделаны. Ещё есть у кого, что сказать? — спросил Дмитрий Александрович, и, не услышав предложений с выступлениями, распустил всех.
— Что-то с ним не так сегодня, — тихо сказал я парням.
— Не похоже на Граблю.
— Сами удивлены не меньше твоего. Тут реальный вариант Нестерова наказать, а он его упускает, — сказал Макс.
— Может, помирились? Кто их знает! Ребров же, перед построением эскадрильи, высказал Николаевичу пару ласковых слов. Никто этих эпитетов не услышал, но понять по жестикуляции комэски их суть было несложно.
Спас Нестерова от полного уничтожения, как бы это не выглядело странно… Граблин, отведя Николаевича в сторону.
— Макс, а ты можешь оказаться прав. Ты посмотри — они разговаривают, а не переговариваются, — кивнул в сторону Грабли и нашего инструктора Артём.
У меня закралась мысль, что это связано с переводом Граблина в Москву. Среди офицеров не ходило слухов о подобной перестановке в командовании полка. Ведь, если уходит заместитель командира полка по лётной подготовке, должна начаться определённая борьба за его место, а таких разговоров не было. Иначе уже бы строились теории, плелись бы заговоры, делались ставки и так далее. Всё как в обычном, мужском коллективе.
Меня больше сейчас интересовало другое — как бы мне быстрее свалить в увольнение. Содержание письма от моей Женечки меня очень сильно обнадёжило. Я предвкушал приятный вечер у неё дома, поскольку её родители планировали свалить куда-то. Территорию полка я покидал не пешком, а, буквально, мчался. Было огромное желание успеть купить цветов своей девушке. Конечно, на миллион алых роз у меня денежного довольствия не хватит, но вот купить три алых розочки мой скромный бюджет должен позволить.
И как же я ошибся! В Союзе цветы ещё нужно умудриться купить. Розы на рынке продавались, чуть ли не по 2 рубля за штуку. При моей зарплате в 10 рублей, дорогое удовольствие. Сложив все имеющиеся у меня монеты, насобирал 3 рубля 95 копеек. Хватило на пять гвоздик и один тюльпан. Крайний цветок решено было взять, чтобы задобрить Наталью Александровну, если они ещё не ушли с Константином Юрьевичем.
Я не смог удержаться, и прям с порога закружил в объятьях свою Женю. Так бы и не отпускал это прелестное и нежное создание.
— Мой бравый лётчик, будто с командировки вернулся, — улыбнулась Женя.
Я осмотрелся по сторонам. Следов присутствия старших Горшковых не было. Разговаривать мне не хотелось, и ничто не мешало запечатать уста девушки своим поцелуем. Вот и снова её язычок переплетается с моим, сладко и долго. Оторваться невозможно, но мне нужно видеть блеск в глазах Жени.