— То есть, рационально было использовать кузов старой машины как катапульту? Вы меня поражаете, Родин, — сказал Добров.
— Виноват, товарищ полковник. Не учли прочность и усталость конструкции.
Мда, похоже, эти два больших дяди собрались надо мной посмеяться. Теперь их веселый смех перерос в откровенный ржач.
— Садись, Сергей. Я ж говорил, он вылитый отец, — сказал Добров своему гостю.
— Согласен с тобой, Гена. Давайте познакомимся, молодой человек. Василий Сергеевич Котлов, — сказал гость и протянул мне руку.
— Это… это для меня… честь, — опешил я, узнав кто передо мной.
Василий Котлов, заслуженный лётчик-испытатель СССР, участник Великой Отечественной войны и войны с Японией, а также Вьетнамской войны. Один из лучших лётчиков своего времени.
Был примечательный эпизод во Вьетнаме. Он выполнял полёт за инструктора с вьетнамским лётчиком на МиГ-21. Им пришлось вступить в бой с американскими истребителями, в ходе которого удалось сбить один американский Ф-4 «Фантом». За это он получил звание «Почётный гражданин города Ханой» и… выговор от командования за нарушение приказа не вступать в бой.
А за долго до этих событий, в 1957 году он был удостоен звания Герой Советского Союза, за мужество и героизм, проявленный при испытаниях новых видов авиационной техники.
— Да, прям-таки, честь. Мне самому приятно, что растёт такая смена у нас. Скоро, таким как ты, придётся двигать вперёд нашу авиацию. Может, позволим ему присесть, Геннадий Павлович? — обратился Котлов к Доброву.
— Согласен. Садись Родин. Ты к завтрашним полётам готов?
И как теперь быть? Доподготовку мои ребята проходят в эти минуты, а я у командира сейчас должен сказать, что всё хорошо? Врать нельзя. С другой стороны, я же реально готов.
— Готов, товарищ полковник.
— Прекрасно. Даже врать научился уверенно, да Василий Сергеевич?
— Конечно. Парень уже с комиссией разговаривал, а ты тут его доподготовкой проверить решил. Не сдаёт он командиров своих. Молодцом, Сергей!
— Спасибо, — сказал я. — Если честно, я не понимаю причины моего вызова, если только вы, Василий Сергеевич не хотите мне кое-что рассказать. Думаю, вы знаете о чём.
— Конечно знаю. Это нормально, что ты ищешь правду о своих родителях.
— И вы можете мне что-то рассказать?
Глава 4
В нашем разговоре возникла длинная пауза, которую я не спешил нарушать. Слабо верится в то, что такой серьёзный по своему положению человек, как Котлов, будет делиться со мной подробностями своей работы во Вьетнаме.
— Сергей Родин, то есть твой отец, работал вместе со мной по одной из задач в этой стране. Мы выполняли… больше, исследовательские задачи.
— А как же обучение лётчиков Вьетнама? — перебил я Котлова. Он переглянулся с Добровым, будто искал какого-то объяснения моей осведомлённости.
— Ты же знаешь, Геннадий Палыч, что наши действия «там» были под грифом, — сказал Котлов и встал из-за стола. — Хочешь парню испортить жизнь?
— Я не рассказал ему чего-то сверхсекретного, да я и не знал. А ты знаешь. Намекни, хотя бы. Родин же не дурак, правильно Серёга? — сказал Добров, подмигнув мне.
— Не дурак. Поэтому и поймёт, что лезть в это дело ему не следует. Тебе тоже, товарищ полковник, — сказал Котлов, подойдя к окну и выглянув на улицу. — Прекрасная погода, море, зелень — чего вам двоим ещё нужно?
— Так вы мне расскажите или нет, Василий Сергеевич? — спросил я, на что Котлов слегка насупился.
— Настырный ты, Сергей, — сказал Котлов и подошёл ближе ко мне. — Твой отец работал под моим началом, но моя командировка закончилась до его гибели. Естественно, о нашей работе я не имею права тебе рассказать.
— Но есть те, кто могут, верно? — уточнил я.
— Они всегда есть. Человек по фамилии Платов тебе нужен. Он был там и до, и после меня. В нашей работе Платов был куратором. Это всё, что я знаю.
Не часто последнее время у меня есть силы, чтобы заняться своей физической подготовкой. Зарядка-то не всегда проходит, в связи с ранними полётами, а уж самому позаниматься вообще без вариантов. Я был рад, что сегодня можно себе выделить часок для пробежки.
— Тёма, ты смотри аккуратнее. Кеды у тебя одни, — говорил Макс, наблюдая, как Артём вываривает свои кеды советского производства в хлорке.
— Да знаю. Я плитку выпросил у старшего курса за пару коржей из кулинарии, чтоб выбелить до уровня «Двух мячей».
В своё время те, кто из нас занимался спортом в училище, подбирали тщательно себе кроссовки для бега. Правильная подошва, вес, подъём — учитывалась любая мелочь. Не всегда это влияло на результат, но тогда этого никто не понимал. Для плавания и вовсе было куча штук и примочек.
В Советском союзе не всё так просто было со спортивной обувью. Это у себя в настоящем времени можно было выбрать из сотен типов кроссовок те, что подходят тебе. А здесь фабрика «Красный треугольник» выпускает для тебя кеды по цене 4 рубля за пару. Цвета только красный, чёрный или синий. Но самые модники искали себе белые китайские кеды «Два мяча» с тонкой синей полоской и соответствующей надписью.
— Зачем это тебе? — спросил я у Артёма, когда шёл на пробежку.
— Ты чего, Серый? На танцах это самая модная штука — белые кеды. Давай и твои сделаем?
Конечно, я отказался от такого апгрейда своей обуви. Во время бега осмысливал сегодняшний разговор в кабинете у Доброва.
Естественно, что об участии наших военных в боевых действиях против США во Вьетнаме нигде не сообщалось. Завеса тайны и хоть какие-то воспоминания попадут в прессу ещё не скоро.
Вот и получится, что людей, выполнявших свой интернациональный долг награждать будут за его выполнение, а вот признавать ветеранами боевых действий не станут.
По крайней мере, мне известно, что у человека по фамилии Платов есть информация по семье Родина. Может, удастся разговорить Леонида Краснова, когда приеду домой в отпуск. Это будет ой как не скоро! Домой отпустят только в октябре после сессии.
Перед сном моей группе довели очень «радостную» новость — завтрашние полёты я и Макс будем выполнять с Граблиным.
Нестеров приболел и появится только в понедельник. С кем-то нужно будет долетать один лётный день на этой неделе. За неимением свободных инструкторов, а может, просто, желающих не нашлось, шефство над нами взял целый заместитель командира по лётной подготовке.
— Итак, товарищи курсанты, довожу порядок выполнения полета по упражнению номер 14… Что это за упражнение, Курков? — опрашивал нас Граблин на стоянке около самолёта.
— Полёт по маршруту, товарищ подполковник, — громко доложил Макс, перекрикивая гул двигателя, запускающегося рядом Л-29.
— Слабо Курков. Упражнение называется «Полёт по маршруту на визуальную ориентировку с использованием радиотехнических средств». Именно так и нужно докладывать, — сказал Грабля. Вот любит он придраться к каждому слову!
Дальнейшие его слова было трудно разобрать, поскольку рядом стали проруливать самолёты на предварительный старт. Особенно смущал запускающийся борт. Когда он вырулит, струей воздуха можно будет нас сбить с ног. Но Граблин похоже этого не замечал.
— Товарищ подполковник, вас снесёт! — кричал ему Макс, заметив, что борт начинает выруливать со стоянки.
— Курков слушай меня и запомина… ай!
Самолёт слишком резко вошёл в поворот. Мощным потоком Граблина отбросило к нам на руки. Да и нас самих потянуло назад.
— Номер борта… запомнить и мне доложить после полётов. Выполняйте предполетный осмотр самолёта, Родин. Время уже взлетать, — злился Граблин, оттолкнувшись от нас.
— Как пинка под зад дали, — ухмылялся Макс, когда мы осматривали самолёт. Согласен, что спесь с Грабли сдуло моментально после такого неофициального полёта.
В воздухе он постоянно что-то требовал. Расскажи ему, сколько времени продолжается полёт, показания приборов, что за деревню пролетели десять минут назад, какую пролетим, если введём поправку в курс и так далее. Нет бы просто лететь и наслаждаться погодой!
— Не знаю Родин, как вам удалось посадить самолёт без шасси в скошенном поле. Вы же ничего не знаете! — сказал Граблин по внутренней связи. Этот вывод он сделал уже на середине маршрута.
Мы как раз пролетали косу Долгую, на которой самые чистые и песчаные пляжи во всём Белогорском районе. Я уже представил себе, как мы с Женей приедем сюда, когда у меня будет увольнение на этой неделе.
— Засмотрелись? Отвлекаетесь ещё и от пилотирования, Родин? — не унимался Граблин. — За такой полёт останетесь у меня в субботу в казарме.
— У меня все параметры в норме. Я веду осмотрительность, — пытался я оправдаться, но подполковник был другого мнения.
— Вам не повредит пару часов дополнительных занятий. Я как раз ответственный в субботу по полку.
Вот чего он докопался до нас? Есть у тебя тёрки с Нестеровым, так и решай их с ним. Нас зачем трогать?
В этот момент в эфире прозвучал сильно встревоженный голос. Это был Артём.
— 882й, в зоне отказ двигателя! — доложил он.
В этот момент я совершенно забыл о своём задании и стал переживать за товарища. Только бы не геройствовал и прыгнул, если не сможет вывести. Тем более что сегодня у Рыжова самостоятельный полёт без инструктора.
— Внимание, всем режим радиомолчания! 882й, номер зоны и высота? — запросил руководитель полётами, явно волновавшийся в этот момент. В ответ в эфире была тишина.
— Командир, вы тоже слышали доклад об отказе двигателя? — спросил я. Сейчас вообще было не до полёта по маршруту.
— Да, Родин. Это Рыжов?
— Так точно. Почему молчит? — сказал я, прослушивая запросы руководителя полётами. Граблин ничего не ответил на мой крайний вопрос.
— 882й, пожар двигателя! Высота 4000! — снова в эфире доклад Артёма. Значит, двигатель запустил, но произошёл пожар. Высоты ему хватает, чтобы катапультироваться. Про себя думаю, что хоть бы сейчас всё обошлось. Двигатель вряд ли будет работать после пожара.