Михаил ДоринАвиатор: назад в СССР 3
Глава 1
Я видел, что от самолёта отделилась тёмная точка, которая превратилась в парашютный купол. Но это один, а где же второй?
Самолёт был почти над кромками деревьев лесопосадки, как вдруг появилась вторая точка.
— Второй, есть.
На душе немного отлегло. Значит, обоим удалось выйти «из кабинета», так сказать.
Если верить Инструкции лётчику Л-29 и разделу вынужденного покидания, первым катапультироваться должен был член экипажа, а затем командир. Но это не панацея. Можно производить в любом порядке.
Сам же самолёт, объятый огнём, стремился на встречу с земной поверхностью. Секунды падения смотрелись, словно в замедленной съёмке. Вокруг меня все пытались рассчитать место падения. Я даже не понимал, они сейчас восхищаться этим зрелищем или переживают так за судьбу «элочки».
Мне всегда говорили, что нельзя ставить свою жизнь выше этой «железки», пускай и дюралевой.
Свою грубую посадку с моментальным уничтожением, наш Л-29 совершил в районе объездной городской дороги на поле подсолнухов. В небо сразу устремился столп дыма. А со спины уже трубил общее построение эскадрильи Ребров.
— Все в казарму и ждать там. Курков старший и… над первым курсом тоже. Чего встали? Бегом, птенчики в гнездо! — крикнул Гелий Вольфрамович, а сам направился на КДП.
— Товарищ полковник! — догнал я его. — Разрешите я с наземной поисково-спасательной командой пойду сейчас. Там же наш товарищ и инструктор.
— Гелий Вольфрамович, и мы готовы… — сказал, подбежавший вслед за мной Макс. Вместе с ним был и Костя.
— Курков, приказ какой был? Свалили в ужасе, малыши. Будет ещё время для геройства. Два купола видели?
— Так точно.
— Приземлились, примерно в районе Вороновского полигона. Найдём и в лучшем виде доставим. Крууугом и не маячить здесь.
Несмотря на заверения Вольфрамовича, на душе было неспокойно. Пока шли в казарму, я проигрывал в голове всё, что мы видели со стороны.
— Высота маленькая была. Зачем так тянули? — задавался вопросом Костя.
— Могли от деревни уводить. Там же и Сметановка, и Орловка, и… на полигоне же мотострелки на учениях сейчас! — воскликнул Макс.
— Я тоже думаю, что пытались затушить пожар. А потом уводили. Непонятно, кто первый «вышел», а второй. Нестеров кричал в эфир, что 300 метров было, — сказал я.
— Вообще не помню, Серый. Я только крик Тёмыча услышал и сразу на улицу с туалета выскочил, — вздыхал Костя. — Там реально крик был. А если он обгорел? Свадьба же как?
— Пожар так быстро не развивается, чтобы они обгореть успели, — сказал я.
— И всё же вероятность есть, — пробубнил Макс.
— У Николаича тоже свадьба. Помните? Перед вылетом он говорил, — сказал я, а сам протянул руку Максу в просящем жесте и пару раз щёлкнув пальцами.
— Чего?
— Макс, ручник опусти. Сигареты давай. Обкурить надо, что Свете сказать и… Ирине Сергеевне, — предложил Костя, доставая свою белую мягкую пачку «Явы» с красным кругом посередине.
— Ничего не надо говорить. Рано ещё. Всё хорошо будет. Жалко, только не сможем ничего уточнить в больнице, — сказал я, подкуриваясь от спички Макса.
— Так ты ж не куришь, Серега, — воскликнул Курков, не убирая при этом горящую спичку.
С первой же затяжки мне стало не по себе. Если в прошлый раз, когда в своем кабине сигарету мне дал Ребров, отказываться было не по статусу, то сейчас на меня никто не давил.
— Ну да, не курил и не надо начинать. Здоровье поберегу, — сказал я и переломил сигарету.
В скором времени шум двигателей со стороны аэродрома затих. Мы ещё долго сидели в курилке, так и не зайдя внутрь казармы.
— Он ещё и вместо меня полез в самолёт, — сказал я.
— Серый, нашел, кого винить в происшествии. Тем более, ты же видел, что там всё нормально было. Два купола, успели наполниться, — говорил Макс, срывая ягоды с тутовника.
Время уже близилось к отбою, но в казарму так никто и не зашёл из наших командиров. Никаких новостей, полный информационный голодняк. Макс даже сходил к дежурному по полку, чтобы узнать о произошедших событиях.
— Был, мягко выражаясь, послан очень далеко, — сказал он, возвращаясь в курилку.
— Родя, мы здесь ничего не высидим. К нам никто не придёт, — затушив сигарету, сказал Костя.
— Нестеров бы пришёл, — печально вздохнул Макс.
— Ладно, мужики. Завтра будет день — завтра будет и пища. Пошли… — собрался я уже уходить, как в темноте появился знакомый силуэт.
Вот кого, а этого парня, мы не ожидали сейчас увидеть. Если именно так выглядит гонец с плохими новостями, то избить Швабрина было бы не так страшно. Везёт ему, что он офицер.
— Я и не удивлён. Как верные пёсики, ждёте своего хозяина, — сказал старший лейтенант, подойдя к курилке. — Вставать не учили при старших по званию?
— А мы же пёсики верные. Только перед хозяином хвостом виляем, Иван Фёдорович, — сказал я, вставая со скамьи и пытаясь пройти мимо него.
— Ну, будет, Родин. Нормальные вы ребята. Меня к вам Новиков отправил, а его попросил ваш товарищ. Рыжов вам привет передаёт, и просит не волноваться за него.
Мои товарищи буквально бросились к Швабрину узнавать подробности. На этот шум сбежались и остальные обитатели нашей казармы.
— Вы чего? Да успокоились! — кричал Швабрин, пытаясь отделаться от заваливших его вопросами курсантов. — Становись! Курков, построить всех перед казармой.
— Форма одежды? — спросил Макс.
— Да по барабану!
Оба взвода построились в колонну по три, оставив небольшое пространство между собой.
— Второй курс налево, первый курс напраааво! — скомандовал Швабрин.
Сейчас он вполне соответствовал образу нормального офицера. Голос командный, движения и походка статные. Иван Фёдорович становится взрослее! Такими темпами и перестанет кретином быть.
— Все вы видели сегодняшнюю аварию самолёта Л-29. Хочу вам сказать, раз уж меня занесло к вам, такое вполне может случиться и с вами…
Мда, умеет он приободрить народ. У некоторых в глазах уже буквы, собирающиеся в слово «Рапорт» видны.
— Не с того начал… сегодняшний случай видели все. Такое случалось раньше, может случиться и в будущем…
Швабрин посмотрел в нашу сторону, будто пытался спросить, пойдёт ли такое вступление. Я взял на себя смелость, и сделал отрицательные движения головой. Меня больше интересовало состояние Нестерова.
Раз уж про здоровье Артёма мы узнали, то теперь нужна была информация о Николаевиче. Только вот мотивационная речь Швабры как-то не к месту сейчас.
— Ой, короче… Рыжов в порядке. Отшиб ягодицу и повредил своё самолюбие, — сказал Швабрин.
— Как самолюбие? — спросил Костян.
— Вот так. Приземлился на край здоровенной ямы и скатился вниз, а там компост. Говорят, час отмывался в душе. Комбинезон будет где-то новый доставать. Похоже, не отстирал.
Это хорошо, что в строю послышались смешки и настроение улучшилось. Тем не менее, Иван Фёдорович почему-то умалчивает состояние Нестерова.
— Вы сказали, что это авария? Пётр Николаевич жив? — спросил я.
Швабрин взглянул на меня, не торопясь рассказывать. Что-то начинают меня сомнения терзать в правильности моей оценки последствий. Но второй купол я видел! И не только я. Значит жив.
— Живой, наш Николаевич. И жить будет. По предварительной версии, произошёл пожар двигателя. Экипаж увёл самолёт от близлежащих населённых пунктов и воспользовался средствами аварийного покидания. Пострадали только плодово-ягодные деревья…
— А состояние Нестерова? — продолжил я спрашивать.
— Так, всем разойтись! Отбой через пятнадцать минут, а вы шарахаетесь. Живее.
Пока толпа спешно покидала небольшой плац перед входом, Швабрин, всё же, подошёл к нам троим.
— Правда, Николаич жив. Но… не совсем гладко катапультирование прошло. Травмы там с ногами, шею обожгло…
— Он летать будет? — спросил я. — Сами знаете, что будет, если не сможет.
— Мне не рассказывай! Небо для всех одно, и я его тоже люблю не меньше, чем Нестеров, — огрызнулся Швабрин, но тут же сбавил обороты. — Отдыхайте. От вас ничего не зависит. Если молитесь… ну, так чтоб никто не видел.
Мы уже направились в казарму, но я забыл об ещё одном деликатном деле.
— Фёдорович! — окликнул я Швабрина.
Не собирался я так по-свойски обращаться к Швабре. Не разрешал он так себя называть. Я догнал его, и уже готовился получать нагоняй за излишнее панибратство в обращении к офицеру. Знал бы он, что в своей жизни настоящей, повидал я побольше его. Ещё кто кого должен по отчеству называть!
— Давай, говори, Родин, — спокойно сказал он.
— У Рыжова невеста есть. Ей бы сообщить. Она, между прочим, дочка полковника Кузнецова из…
— Знаю Ивана Ивановича. У нас их два таких в училище. Второй Борисов ещё, на тренажёрах. Я тебя услышал, что надо ей сказать. Сделаю, — сказал он, закуривая сигарету «Стюардессы». — Будешь «стерву»? — предложил он мне.
— Добров как-то уже предлагал. Отказался, — усмехнулся я.
— Меня же он и подсадил на них. Болгарская отрава, но неплохая. Ты там, предупреди своих… вернее, просьба есть. У вас во взводе, нормальные все вроде ребята, — начал говорить Швабрин, прервавшись на подкуривание.
Насчёт нормальности Ивана Фёдоровича пока не полностью уверен, но он крайнее время делает значительные успехи в этом направлении.
— Мы нормальные парни, Фёдорович. Вам давно пора это принять, — сказал я. — Говорите, что у вас?
— Большинство по домам разошлось из офицеров. Начальники ещё пока на территории, но следить за вами не будут. Давайте, сегодня без самоходов? Командиров пожалейте?
— Не вопрос, Фёдорович. Доброй ночи! — пожелал я, протягивая руку Швабрину. Удивительно, но он совершенно адекватно отреагировал и пожал её в ответ.
Возвращение в казарму Артёма было встречено громкими овациями и одобрительными криками. Представляю сейчас его ощущения, когда на тебя сыплется столько вопросов о произошедшем событии. Год назад и я был в его положении. И завидовать здесь я бы точно не стал.