Ну конечно! Я не был курьером для передачи. Моей ролью была приманка. В книге «Моонзунд» не было микроплёнки или ещё каких-то секретов. Это была фальшивка. Потому и Краснов был задумчив.
И Женя не просто так была в квартире. Её подозревали и держали на виду. Вдруг она что-нибудь да прихватит с полки или откуда-то ещё. Но это сделал другой человек, сам того не подозревая.
Всё это время нужная книга была в руках сначала Краснова, а затем и у меня. И ведь Леонид Борисович не мог не заметить, что в «Берёзке» я отдал другую книгу, а не ту, которую показал ему в квартире. Теперь под подозрением и я тоже. А я ещё чуть было не отдал «Баязет» Горшкову! Да что же в ней такого?!
С этими мыслями я принялся вскрывать страницы книги и переплёт. Каждую следующую минуту внутри всё сжималось после нахождения очередной маленькой полоски микроплёнки. Это был настоящий тайник секретных сведений.
Когда мной была проверена вся книга, на столе скопилась куча бумажных обрывков и найденных мной доказательств. Естественно, я не мог удержаться от любопытства просмотреть кадры с запечатлёнными на них секретами. В качестве увеличительного стекла, пришлось воспользоваться очками Жени, которые я нарыл в её сумке.
Чертежи летательных аппаратов, которые мне напоминали самолёты и вертолёты будущих десятилетий. Характеристики и схемы компоновки ракет, карты расположения ангаров на каких-то аэродромах и всё в этом роде. Может это реальная дезинформация, а я принимаю её за достоверную?
И вот один из кадров ставит всё на свои места. Передо мной реальная информация, которая стоит очень дорого.
— Изделие «70», — прошептал я.
Конечно, в первую очередь американцев всегда интересовал ядерный потенциал нашей страны. По сути, обладая всеми тремя компонентами ядерной триады, мы и продолжаем сохранять определенный паритет в мире, не допуская гегемонии англосаксов.
Проект, который сейчас передо мной — это один из важнейших компонентов нашего ядерного щита. Самый большой сверхзвуковой военный самолёт в истории авиации. На Западе будет известен как «Блэкджек», а у нас его будут называть «Белый лебедь».
Будущий Ту-160 поднимется в свой первый полёт через пару лет. Когда с конца 80х годов будут подписываться договора о сокращении всех и всего, эти самолёты будут стоять первыми на карандаше у треклятых «исключительных» сынов американской демократии.
Уже после распада Советского Союза в 90е годы в одной «братской стране» будут распиливать эти чудесные произведения инженерной мысли. Некоторые самолёты не пролетали и пары сотен часов, но им суждено будет стать жертвой жадности и коварства. Когда я смотрел те кадры, будучи уже курсантом своего училища, сдержать слезы, было очень тяжело.
Пока я сжигал плёнку в огне зажжённой свечки, которую мне предоставила дежурная по этажу, смог рассмотреть ещё несколько образцов. А вот они-то очень даже бы помогли американской военной промышленности, поскольку в будущем эти разработки лягут в основу нового вида оружия, которого даже в моём времени нет у НАТО.
Ракеты Х-90 и Х-45 «Молния» — прообразы и первые шаги к созданию гиперзвукового оружия. И их чертежи прямо передо мной. Конечно, через несколько лет от разработки оружия на гиперзвуке откажутся и отдадут предпочтения баллистическим ракетам. С началом нового столетия наши учёные вернуться к теме гиперзвуковых скоростей.
И ещё один образец, который станет будущей основой атакующего потенциала нашего Военно-морского флота. П-800 или «Оникс» — противокорабельные ракеты, которые даже в моё время перехватить крайне тяжело. А если учесть, что американцы и британцы очень дорожат своими военно-морскими силами, то для них эти ракеты определённого вида заноза в мягком месте.
Как только я закончил со всем уничтожением плёнки, в дверь постучались. Быстро смахнув всё со стола и задув свечу, направился ко входу. На пороге стоял Константин Юрьевич.
— Всё хорошо, Сергей? — спросил он, пытаясь зайти в номер.
— Женя спит. Давайте не будем будить. У вас что-то срочное?
— Не совсем, но это подождёт, — сказал он, протягивая мне билеты на завтрашний вылет из Внуково. — Постарайтесь не проспать, — сказал Горшков и пошёл к своей комнате.
— Константин Юрьевич, так что вы хотели сказать? — спросил я, выходя в коридор и прикрывая за собой дверь.
Отец Жени не сразу обернулся. На его лице не было той самой задумчивости профессора, которая была ему обычно присуща. Не излучало его лицо и того азарта, который был в его глазах сегодня днём. Сожаление и принятие чего-то неизбежного — вот что читалось в глазах Константина Юрьевича.
— Один писатель как-то написал такие вот строки: «Всё не то, чем кажется. Если вскроешь слой, ужасом измажешься… А потом золой», — сказал Горшков и зашёл в свой номер.
Знать это стихотворение он не мог, поскольку написано оно было в моём будущем, человеком под псевдонимом Франс де Симон. Вот и думай теперь, Серёга, один ли ты такой «пришлый» из другого мира.
С утра в аэропорту была очень большая суета. В это время года с погодой вечно случаются какие-то непонятки. Вот и сейчас настоящий коллапс.
Минусовая температура воздуха, плюс к этому дождь и получаем гололёд. К тому же низкая облачность, которая не позволит нашему лайнеру использовать Внуково, как запасной аэродром для посадки.
Скачки с места на место начались сразу. С самого утра был закрыт аэропорт Краснодара по погоде. Пока открывался наш аэропорт посадки, закрылся для вылета и Внуково.
— Всё через одно место. Может всё-таки поездом? — спросил я, но Горшков был непреклонен.
Ему нужно было только лететь. Эта его спешка только усиливала мои сомнения в нём. Он явно бежал от чего-то.
— Папа, давай поездом? Я уже переживаю, да и Серёжа грешит на погоду, — уговаривала своего отца Женя, когда мы сидели в зале ожидания.
— И правда, Константин Юрьевич, хочешь быстрее лети самолётом, а хочешь вовремя — езжай поездом. Мудрость! — сказал я, обнимая Женю.
— И где вас таких только делают, не в Белогорском ли училище? — спросил он.
— Там и только там.
Время приближалось к вечеру, но наш рейс всё ещё задерживался. И вот тут-то и снова проявил себя Горшков, зацепившийся глазами за табло информации.
— Можем вылететь на Одессу, а там и доберёмся до Белогорска. Прямой поезд есть до Жданова, а потом морским транспортом…
— Пап, ты знаешь, как я боюсь моря. Давай, как предложил Серёжа на поезде.
Висевший на табло рейс SU1691 Москва-Одесса планировался к вылету, и на него заканчивалась регистрация. Можно было ещё купить билеты, да только чуйка не давала мне покоя. Садиться на этот рейс было нельзя.
Горшков внимательно посмотрел по сторонам и уцепился взглядом за что-то. Оказалось, что за кого-то. У телефонного аппарата стоял один из сотрудников Платова, который вчера вёл под руки задержанного.
— Летим на Одессу. Быстро, — сказал Горшков и потащил нас к кассам.
Уговоры Жени не помогали. Константин Юрьевич был непреклонен. Мне лететь в Украинскую ССР было нельзя, поскольку я был отпущен в Москву с прибытием в Краснодар и далее в Белогорск. Но и отпускали меня под ответственность Горшкова-старшего.
— Итак, три билета на рейс Москва-Одесса, номер борта будет СССР-42444. Не перепутайте, а то там есть на перроне пара похожих самолётов…
Этого не может быть! Не бывает таких совпадений!
— Ещё раз бортовой номер? — оттолкнул я в сторону Константина Юрьевича.
— Ту-104, номер СССР-42444.
Значит, не ослышался. Лететь нам нельзя, да только кто мне сейчас поверит?
Вскоре после взлёта на этом борту сработает сигнализация о пожаре левого двигателя. Экипаж примет решение о возвращении во Внуково и посадке с весом, больше максимального для посадки. Дальнейшая цепь случайностей, ошибок и других факторов приведёт к катастрофе с гибелью большого числа людей.
— Что тебя насторожило? — спросила Женя, которая находилась вся на нервах.
Горшков тоже смотрел на меня вопросительно, но в поле его зрения вновь попал знакомый мне человек. Его он тоже узнал.
— Константин Юрьевич, вам нужно лететь другим рейсом, а мы поедем на поезде. Ну его, эту Одессу…
— Кхм, — откашлялся Горшков, поправляя свою куртку.
Он смотрел на меня и на Женю. Понимает ли он сейчас, что садиться в этот самолёт ему нельзя?
— Береги Женю, Сережа. Всё хорошо, — сказал он, поцеловав свою дочь. — Сдавайте билеты и на поезд.
Горшков взял свой чемодан и направился к стойке регистрации. Через несколько шагов он остановился и повернулся к нам.
— А история хорошая наука, правда, Сергей? В нашем с тобой случае даже полезная, — улыбнулся он и заспешил дальше.
Не знаю, какой план возник у Горшкова. Из Одессы ему будет проще уйти заграницу на каком-нибудь иностранном судне. Да только он оставляет здесь свою семью, которую ждут допросы, если только Краснов не смилуется.
Поверит ли мне Горшков или нет? Раскрою ли я себя своими знаниями или он посчитает меня сумасшедшим? Если мои догадки верны и отец Жени такой же, как и я, то сложностей не должно возникнуть.
— Константин Юрьевич, — крикнул я, пытаясь остановить Горшкова. — Вы же знаете, что самолет разобьется, и зачем поднимаетесь на борт? Мы же можем спасти этих людей…
— Сергей, не неси чушь, — спокойно сказал он.
И все-таки я ошибся, подумав, что Горшков тоже из будущего. По крайней мере, я попытался его остановить. Значит такова его судьба.
Через большие панорамные окна я наблюдал, как выруливает Ту-104Б с Константином Юрьевичем на борту. Попытка увести Женю не увенчалась успехом. Она хотела проводить своего отца, а уже потом ехать на железнодорожный вокзал.
Звуки взрыва и сирены аварийных машин мы услышали уже на автобусной остановке.
Глава 22
Декабрь, 1979 года.
Чем ближе становился момент наступления нового года, тем больше меня смущало внешнее спокойствие моих товарищей. Учёба шла своим чередом. Одни наряды сменялись другими, а на моей парадной форме появилась ещё одна курсовка. Теперь их у меня четыре.