— Оладушки, блинчики и тазик повидло? — уточнила официантка Аня, на что Гаврюк и остальные за столом закивали.
— А я у вас первый раз, так что мне можно и кашу рисовую, — сказал я.
— Это новенький, Валер? — указала Анна на меня, распахнув ещё шире свои голубые глаза, сильно подведённые чёрным карандашом.
— Да, прибыл с училища, — ответил я за Валеру.
— Молоденький. А чего, блинчиков и оладушек не принести тебе? — спросила официантка.
— Нет, спасибо.
— Ты, если что, не стесняйся, — сказала Анна, выставляя передо мной тарелку с кашей. — Валер, этот вроде ничего, приветливый. А то Гаврилыч пришёл домой и говорит, что к вам прислали какого-то молодого.
— И чего говорит? — спросил я, но лучше бы не спрашивал.
— Сказал, что конченый, но умный, — ответила Анна, чем заставила весь стол заржать.
— Может быть, конечно умный? — переспросил я.
— Нет, я его сейчас в точности процитировала, молодой человек.
Интересно, а она в курсе, что в первую эскадрилью пришёл только я один, и её высказывание было относительно меня?
Пока все успокаивались, я продолжал уплетать кашу. Смех моих коллег закончился не сразу. Такой отзыв обо мне со стороны командира эскадрильи нужно было ещё постараться заслужить.
— Серый, ну ты не расстраивайся, — пытался успокоиться Марк, приступив наконец к поеданию оладушек. — Комэска скоро добавит ещё пару прилагательных к описанию твоей персоны.
— Я согласен с тем, что знакомство у меня с ним не задалось, — сказал я, отпив чая. — Но с формулировкой на букву «К» я не согласен.
— Серый, не боись. Покажешь Гаврилычу свои летные навыки, и он это «первое прилагательное» уберёт, — толкнул в плечо Марка Валера. — А ты, Марик, лучше бы пошёл и помирился со своей девушкой. Сам же жаловался, что любовь у тебя не клеится. Прояви смекалку.
После слов Валеры, Марк быстро замолчал.
Закончив с завтраком, мы с Валерой двинули к стоянке самолётов, а точнее на Центральную заправочную топливом. ЦЗТ сейчас вместила в себя почти полтора десятка бортов МиГ-21 различных модификаций. Одно место пустовало, поскольку этому борту с минуту на минуту нужно будет вылететь на разведку погоды. Одна из «балалаек» МиГ— 21 модификации УМ уже стояла на предварительном старте, в ожидании разрешения на занятие полосы.
— Пока Гаврилыч с Гнётовым сейчас разведку сделают, я тебе твой самолёт покажу. А вот и он, — указал мне на борт с номером 43.
— Это все машины в полку так подписываются? — обратил я внимание на отличительный цвет номера борта, нанесённого на камуфлированный фюзеляж.
— Да, в нашем полку бортовые номера рисуются жёлтым цветом с синей окантовкой. Су-17е из второй эскадрильи точно также подписываются. Там уже парочку пригнали. Сейчас будут ждать, пока переучивание пройдут их лётчики, — рассказывал Валера. — А вот и Дубок.
Изначально, я представлял себе, что техники самолётов всегда невысокие ребята с мозолями на ладонях и вечно вымазанные в какой-то жидкости, пускай даже и в спирте.
Но мой техник меня удивил. Я уж подумал, что мой старшина с курсантской роты Мозгин перевёлся служить на стоянку в ТуркВО. Передо мной навис огромный мужик, размером со слона. Выглянувшее из-за облаков солнце, он попросту закрыл собой.
— Прапорщик Дубок я, — представился мне техник, слегка зашевелив своими усами Будённовских размеров.
— Лейтенант Родин. Самолёт готов к полётам? — спросил я, протянув ему руку.
Техник сначала взглянул на меня, а затем крепко пожал своей огромной ладонью мою. Видно, что он старался не делать мне больно, и это у него почти получилось. Ни одной кости не сломал, но небольшой хруст я услышал.
— Та да, точно товарищ Родин, — с интересным акцентом — смесью казацкой балачки и белорусского говора — произнёс Дубок.
Среди всех техников, он один стоял без ДСки. Из-под его технического комбеза выглядывал коричневый воротник свитера.
— Ладно, Дубок, ты ему тут покажи всё. Сергей, газовку сделаешь, а потом на указания, — сказал мне Гаврюк, и очень быстро исчез.
— В кабину надо, товарищ лейтенант? — с сильным казацким говором продолжил Дубок.
— Можно просто Сергеич. Из казаков? — спросил я.
— Бачишь, Сергеич. Давай до кабины, а то разведка скоро закончится, — ответил мне Дубок.
Силу своего техника я вновь ощутил, когда поднимался по лестнице в кабину.
— Помогу, Сергеич, — сказал Дубок, вступивший на стремянку вместе со мной.
Одной рукой он оторвал меня от лестницы и опустил в кабину. Во силище! Я не сразу понял, как это возможно. Ещё и усадил точно в кресло, почти не зацепив органы управления.
— Проверяй, а я вниз. Держи, — протянул он мне карамельку в желтой обёртке с надписью «Дубок».
— Спасибо. От двигателя! — громко сказал я, и принялся проверять свой самолёт.
Теперь это будет мой борт, с которым мне предстоит работать ещё очень долго. Надо знакомиться с кабиной и приборами. Тем более, что МиГ— 21СМ это несколько другой самолёт с новым оборудованием.
Закончив с газовкой и покинув кабину уже самостоятельно, я проследовал в здание высотного снаряжения, где кипела основная жизнь полка во время полётов.
Вообще, шлемы, маски, штаны с трубками, то есть противоперегрузочные костюмы и прочее лётное снаряжение хранили здесь в специальных шкафах. Естественно, что за этим всем смотрел и следил специально обученный личный состав, чтобы соблюдались определённые условия хранения. В первую очередь должны были соблюдаться температура и влажность. Хотя в комнате, для хранения таких вещей, кроме форточек и вентилятора я не увидел иных климатических установок.
В комнате имелось место и для снаряжения командировочных экипажей. Только его постоянно не хватает, как мне объяснил один из лётчиков, проверявший свой шкафчик.
— Спасаются, наверное, любой подходящей горизонтальной поверхностью? — спросил я.
— Эт точно, — сказал он, доставая из чехла свой защитный шлем. — Тебе уже показали лётную комнату? Туда, два диванчика, стол с нардами и телевизор недавно приобрели.
— Самое важное помещение в полку мне не показывали, — улыбнулся я.
— Тогда пошли.
Спустившись на первый этаж, мы прошли с моим новым знакомым в комнату, где уже сидело несколько человек, двое из которых очень громко спорили о вчерашнем хоккейном матче ЦСКА и Динамо.
— Три — ноль. Три, мать его, ноль! — показывал счёт на пальцах один перед лицом другого.
— И что? Думаешь, вы снова возьмёте чемпионат? Да как бы ни так! Спартачи вас прижучат скоро! — отмахнулся от него второй.
— Спартак это наша проблема. А вот Динамо твоё как всегда понадеялась на Мышкина, Билялетдинова и Мальцева. Результат— то какой?
Такие споры можно долго слушать, а смотреть на лётную комнату можно ещё дольше. При желании, здесь и жить можно. Несколько диванов, бильярдный стол в центре, парочка больших самоваров, рычащий холодильник и цветной телевизор. На полу расставлены большие растения, прикрывающие разрисованные картинами с изображением самолётов и лётчиков стены.
— Я всегда знал, что сначала в полку строят летную комнату и баню, — сказал я, заметив у дальней стены дверь с табличкой «Термокомплекс».
— Это верно. Авиационный полк без бани, бильярда и хорошей лётной комнаты — неполноценный, — сказал мне новый знакомый.
В летную комнату вошёл Валера, покачивая головой и отборно ругаясь.
— В лабораторию таких надо, а не в лётную часть. Это не доктор, а недоразумение Гиппократа, — возмущался он. — Пятнадцать минут, ты понял, а? — показал он раскрытую ладонь мне.
— Всё так серьёзно у вас? — спросил я, поворачиваясь к новому знакомому. — Доктор очень строгий?
— Подпольная кличка — Вещий Олег, — ответил он.
— Типо всё видит и знает?
— Даже слишком. Умом просто блещет, разумом не очень, а советы даёт. Я наставлений получил от доктора на всю оставшуюся жизнь, — бросил Валера на бильярдный стол список с какими-то лекарствами.
— И это только по итогам замера давления? — улыбнулся я.
— Да я там чуть ли на внеочередной стационар ВЛК не намотался. Серый, иди быстрее, а то скоро разведка закончится. Не пройдёшь медосмотр вовремя — сам знаешь, что будет, — сказал Валера.
У двери в медицинский кабинет сидел только один человек, вошедший сразу, как я подошёл.
— Лютует сегодня, Серый, наш доктор, — сказал Марк, вышедший от медика и накидывавший на себя кожаную куртку. — Аккуратнее там.
— Да мне Гаврюк уже рассказал о своем посещении вашего Вещего Олега.
— Олежка наше всё! Тебе понравится. Оттуда ещё никто без настроения не выходил.
— Но не всегда с хорошим, верно? — спросил я, и Марик кивнул в ответ.
Подождать пришлось минут пять, пока выйдет из кабинета вошедший передо мной. Мне было очень интересно взглянуть на столь ужасного Вещего Олега, с которым мучается весь полк на предполётном медосмотре.
Я приготовился сделать шаг через порог, как краем глаза увидел приближающегося ко мне командира полка. Дверь тут же захлопнул.
— Здравия желаю, товарищ командир! — втянулся я в струнку перед Валерием Алексеевичем.
— И тебе не хворать, Родин, — поздоровался он со мной, пожав руку. — Ты туда или оттуда? — показал он на дверь кабинета медика.
— Туда, товарищ командир.
— Иди тогда, сынок. Я доктора долго буду проходить. Не молод ведь, в отличии от тебя, — похлопал он меня по плечу и сел на стул рядом с дверью, как самый обычный человек. — Только, чур, с доктором разговоры о личном не сейчас. А после полётов можно.
С чего бы мне разговаривать с этим Вещим Олегом о личном? Странное напутствие командира, но к сведению принять нужно.
Оказавшись в кабинете, я сразу почувствовал приятный аромат женских духов с нотками запаха медикаментов. Приятнее было ощущать, конечно, духи — яркий аромат сирени, который всегда напоминает мне о доме.
Как и в моей первой и второй жизни, у моего подъезда всегда росла сирень. Вот почему, сейчас я чуть не закрыл глаза от ностальгии, совсем не заметив, что уже несколько секунд стою в кабинете врача.