О да! Как я его сейчас понимаю. В своей прошлой жизни такие мысли мне в голову только начинали приходить, что надо жениться и остепениться. А в этой попробовал довести дело до конца и… судьба не позволила.
— Чего задумался, Сергей? — спросил Буянов, заметив, что я слегка завис от своих воспоминаний про Женю.
— Хотел… — прервался я на полуслове, поскольку передумал продолжать разговор о семейной жизни. — Спросить хотел, кто из начальства сегодня прибывает в Баграм?
— Много кто. Командующий должен прибыть со своей свитой. Будут что-то рассказывать и ставить задачу.
— Как я понял, просто так важное начальство никогда не приезжает? Намечается серьёзная операция? — спросил я, присаживаясь на перевёрнутое ведро.
— Похоже на то, — ответил Гаврилович, поднялся и начал ходить вдоль крыльца. — Один крендель уже припёрся вчера.
— Это кто же? — поинтересовался я, пододвинувшись ближе к крыльцу.
— Познакомишься. Я с утра слышал, как он у мотострелков уже ошивался и указания раздавал. Кретин редкостный! Но это всё ерунда.
— Есть что-то поважнее?
— Заметь, Сергей, мы слишком часто начали встречаться в небе с пакистанцами, испытателей подключили к бомбёжкам. Ну и просто так не нагнали бы почти ещё целый полк на один аэродром. Да так много, что можно весь Афганистан с землёй сравнять.
— Ну не с Пакистаном же нам воевать?
— Меньше вопросов, Серёжа. В армии тебе обычно говорят, что именно делать. Эти же люди и думают за тебя. Правда, не всегда они это делают головой.
Стоящее замечание про голову. Некоторые командиры во время войны в Афганистане заботились по большей части о себе. Желание заработать большие звёзды, продвинуться по службе и получить высокую награду порой преобладало над осознанными и грамотными действиями по руководству подразделениями. Такие беспечности часто оплачивались жизнями солдат и офицеров.
— Бари луйс, славяне! — вышел в одних трусах на крыльцо Бажанян, почёсывая заросшую грудь. — Чайку и на работу?
— Доброе, Араратыч! Вот с Родиным беседу ведём по вчерашнему вечеру, — сказал Буянов и ехидно улыбнулся.
— Ай, Гаврилыч, давай не тяни! Было? — с некоторым расстройством спросил зам по лётной подготовке нашего полка.
— А ты сомневался в моём лётчике. Они у меня все сиськохваты и палкавводцы! — воскликнул комэска и подошёл ближе к Араратовичу. — Я так понимаю, спор за мной остался?
Вот так Буянов! Как рассказывал мне про соблюдение морального облика, а сам ставочку на меня сделал. Вот же букмекеры хреновы!
— Гаврилыч, вообще-то, он не с первого раза сделал дело. Правильно же, Серёга?
— Так-так-так! Давай отмазываться не будем. В споре таких условий не было…
Спустя несколько секунд на крыльцо босиком выскочил Гусько и тоже принялся обсуждать вчерашние события.
— Во красавчик, Серёга! — пожал он мне руку, а затем снова вернулся на крыльцо. — Тигран Араратович, похоже, кому-то надо вернуть коричневый напиток, отданный вам вчера. И не забудьте к нему ещё один приплюсовать.
— Савелич, мамой клянусь, а это очень веское доказательство, вчера коньяк был уничтожен мной вместе с командиром полка… — начал оправдываться Бажанян.
— Какого полка? — не успокаивался Гусько. — Авиационного? Так, Алексеич вчера уехал рано.
— Обижаешь, Женя! — приобнял по-дружески его Араратович. — Устанавливал доверительные отношения с командиром тылового полка. Сам понимаешь, что с тылом надо дружить.
— Ой, хорош заливать! С Гороняном мы и так дружим! Чего с ним связи устанавливать? — отмахнулся Буянов.
— Ну не устанавливал, а укреплял, — переобулся Бажанян.
Слушать дальше спор кто кому, и сколько коньяка должен я не стал. Тихонько проскочив в модуль, я пошёл готовиться к рабочему дню. Оказывается, надо было в первую очередь морально настроиться.
Я ни разу не врач, но, судя по всему, проведённая ночь с Вещевой передала мне кое-какие знания из медицины. Есть некий термин, который многие предписывают медикам. Называется он «весеннее обострение». Как я понял, это скорее совокупность изменений в психологическом и физическом состоянии с приходом тёплой погоды. И самое интересное, что болезни у пациента может и не быть, но его состояние влияет на самочувствие и социальную жизнь.
А теперь проецируем это всё на армию и конкретно на нашу базу в Баграме. Температура в эти майские дни уже подходит к 35 °C, естественно, со знаком плюс. И этот фактор так влияет на начальство, что у него начинают проявляться изменения в нормальном своём состоянии. Ну, сидели бы в своём Кабуле и раздавали бы указания! Сюда, зачем ехать?! Хотя понятно зачем. Обострение не только у них, а ещё и у начальства Московского!
Сразу после завтрака, Томин собрал у себя начальников служб и командиров подразделений, чтобы довести неприятнейшее известие.
Пока мы балдели в прохладном классе в здании высотного снаряжения, с совещания пришёл комэска.
— Что? Ревизор? — улыбнулся Паша Мендель, когда Буянов доводил нам основные тезисы из утреннего совещания.
— Хуже. Проверяющих, как кролик настрогал, понаехало, — ответил Буянов, вставая под кондиционер. — Командир приказал всем быть здесь. «Он» хочет с нами пообщаться.
— Ооо, — расстроено завыли все собравшиеся.
Я спросил у Валеры, почему такая реакция и кто этот «Он», на которого сделал такой акцент комэска. Лучше бы я этого не делал. Эпитетов в сторону этого персонажа посыпалось невероятное количество. В основной своей массе нецензурных.
— Фляга у него свистит не по-детски! — возмущался Гусько.
Ему, как замполиту такое непростительно говорить в адрес, как я понял, одного из представителей командования. Но Евгений Савельевич, в принципе, нетипичный для Советской Армии замполит.
— Ни разу не семи пядей во лбу! — воскликнул Валера, хватаясь за голову.
— Есть люди, у которых голова садовая и лоб медный. Вот этот товарищ из таких, — ёмко заметил Гнётов.
Если уж Григорий Максимович, которого я всегда считал немного гавнюком, так отзывается, то дело и правда дрянь.
Суть проблемы в том, что этим «Он» был генерал-майор Хреков — заместитель командующего ТуркВО. А в данный момент он был командирован для проверки подразделений и частей в Афганистан. 40я армия была в подчинении штаба, находящегося в Ташкенте.
— Внимание! Лётчики по самолётам! Повторяю, по самолётам. Готовность номер один, — прозвучал из динамика громкоговорящей связи голос руководителя полётами.
Марик буквально сорвался со своего места. Хотел быстро оторвать свою задницу и я. Сомнения у меня закрались в тот момент, когда стало понятно, что кроме Барсова и меня подниматься никто не собирался. У самой двери Марика остановил Буянов.
— Сядь и сиди, — сказал комэска, открыл форточку и закурил.
— Валер, а я чего-то не знаю? — повернувшись к Гаврюку, спросил я.
— Ты и Марик не знаете, а все остальные знают. Это подход товарища Хрекова. Надавать указаний, а потом…
— Внимание! Лётчикам — готовность номер два! — вновь прозвучала команда руководителя полётами.
Это означало, что бежать никуда не надо, а необходимо находиться в помещении «высотки».
— Вот видишь! Не торопись, — сказал Валера, прижавшись спиной к стене.
В течение двух часов нас ещё раз пять подымали по такой вот тревоге, но дальше томных вздохов и нескольких матюков дело не дошло.
— Вы не думаете, что нас действительно подымают по тревоге? — спросил я у всего класса.
— Серый, когда приезжает комиссия, все боевые вылеты только по их особому распоряжению, — сказал Гусько, подойдя к окну.
— У нас же все задачи проходят одобрение и в Ташкенте, и в столице. Там куча «умных» ребят, которые разбираются в обстановке лучше местных командиров, — сказал Валера, продолжающий тихонько дремать за столом.
Я тоже решил подойти к окну, за которым творилось что-то невероятное!
Техсостав бегал по всей стоянке, перенося бомботары с места на место. Машины сбивались в настоящие колонны, перемещаясь по лётному полю. Солдаты и офицеры отдельного батальона охраны в полном снаряжении и с оружием строились то у одного здания, то у другого.
— Делать человеку нечего, — вошёл в класс Бажанян, вздыхая от негодования. — И это он ещё не дошёл до жилого городка!
Вид у зама по лётной подготовке был очень «замыленный». Бежевый комбинезон стал тёмным от пота.
— Сказал, что мы все преступники, поскольку не проводим четыре построения в день, — продолжил рассказ о проверке Араратович, снимая с себя куртку от комбинезона. — Орал на всех, почему на аэродроме куча «неуставных» зданий стоит.
И вот эта новость повергла всех в шок. Ведь и баня, которая построили наши техники за «высоткой», чтобы в дни дежурств можно было освежиться, тоже была в этом списке.
— Что с баней-то? — спросил Гусько.
— Сносить сказал! — воскликнул Бажанян, выпивая стакан воды. — Вы готовьтесь. Он сказал, будет с нами занятие проводить на тему… короче, забыл я, о чём он там говорил. На лекции узнаёте.
Не прошло и получаса, как нам было объявлено построение на лётном поле аэродрома. Бажанян тут же убежал в штаб, узнавать, как и где именно строиться. Термометр перешагнул отметку в +34 °C и упорно стремился дальше. Похоже, что сегодняшний день будет самым жарким за время нашего пребывания здесь.
Народ стекался со всех сторон. Помимо нашего полка, участь погреться под Баграмским солнцем выпала и всему личному составу, слетевшемуся на наш аэродром.
Мы простояли несколько минут на «свежем» воздухе, укрываясь от солнца под крылом самолёта. Затем поступила новая команда — собраться в классе постановки задач.
— Узнаю Хрекова, а то скучно как-то становится, — улыбнулся Валера, после того, как новую вводную нам передал Бажанян.
— Как я понял, всё идёт к логическому завершению ознакомления генерала с базой? — спросил я.
— Даже не рассчитывай на это, — сказал Буянов, идя со мной рядом и утирая пот со лба. — С нас даже специально сегодня задачи сняли и напрягли побольше Кандагар и Шинданд, чтобы они в интересах пехоты поработали. А там погоды сейчас нет.