— Как ты это всё выяснил? — удивлённо посмотрел на меня собеседник.
— Ну что ж вы такие вопросы задаёте? Аэродинамика, конструкция и принцип действия двигателей вертикального взлёта. Як-38 самолёт неновый. Немного расчётов и можно всё определить, однако это всё требует проверки.
— Ну, как видишь, мы и проверили, но результаты под грифом. А ты мне их только что вкратце изложил, — тихо произнёс испытатель. — Не в голове же ты их просчитал?
— Нет, конечно. На бумаге, линейке НЛ-10 и счётах, — ответил я, чем вызвал сдержанную улыбку у испытателя.
— Чувство юмора — это хорошо. Пригодится в будущем, — сказал он и встал со скамьи. — Мы сегодня вылетаем в Кабул, а дальше на Родину. Мне твой комэска говорил, что хочет тебя к ордену «Красного Знамени» представить. Могу оказать содействие по своим каналам.
Заманчиво говорит этот лётчик. И ведь до сих пор не представился! Может, действительно попросить замолвить словечко и получить орден? Выше только звезда Героя Советского Союза, но её заслужить ещё надо. Целый ворох согласований нужно пройти, прежде чем тебе скажут, что ты достоин.
— Как вас зовут? — спросил я, поскольку разговаривать с человеком без имени не особо уже хочется.
— Николай Фёдорович. Фамилия моя Садовников, — снова он присел на скамью.
Мда, и опять известная личность. К тому же ещё и выпускник Белогорского училища. Я буквально притягиваю к себе знаменитых птенцов нашей альма-матер.
Садовников задолго до этой нашей встречи ушёл из армии в звании капитана, поступив в школу испытателей. На его счету много мировых рекордов на боевых самолётах.
Через пару лет в одном из полётов на прототипе будущего истребителя Су-27 у него более чем на треть оторвётся консоль левого крыла. Но Николай Фёдорович сможет посадить самолёт, спасая тем самым важный опытный образец.
Через некоторое время он всё же катапультируется после сваливания самолёта в штопор, находясь головой вниз в условиях отрицательной перегрузки. Эта авария поставит крест на его лётной карьере, и он перейдёт на наземную работу.
В 1988 году ему будет присвоено звание Герой Советского Союза, но травмы после катапультирования скажут своё слово, через несколько лет его не станет.
Не могу я у такого человека просить протекции. Слишком сильно я уважаю небо и эту работу, которая не любит обмана.
— Николай Фёдорович, благодарю за предложение, но медали и ордена выпрашивать не буду, — ответил я.
Садовников опять встал и подошёл ко мне ближе.
— Тогда я тебе желаю лётного долголетия, и вернуться быстрее домой, — сказал Николай Фёдорович. — Кстати, советую написать рапорт на поступление в школу испытателей. Я думаю, что тебя твоё командование отпустит, а в школе… ну, там уже от тебя всё будет зависеть.
Где-то в голове была идея когда-нибудь попробовать поступить туда, вернувшись в родной город. Замкнуть круг, так сказать. Эту мысль я держал в себе с того дня, как первый раз вступил на брусчатку мемориала погибшим лётчикам во Владимирске. Пожалуй, иной награды мне не нужно.
— Спасибо, — поблагодарил я Садовникова, и каждый из нас пошёл своей дорогой.
Вечером, пока все в модуле занимались своими делами, я решил наведаться в назначенный час к Оле. Должен же страстный поцелуй как-то сгладить сегодняшнее недоразумение. А если поцелуй не сработает, придётся перейти к интимной стороне отношений.
Не успел я отойти от модуля, как меня уже обнаружил зоркий глаз Гусько, который продолжал швырять кости и ставить марсы Бажаняну в нардах.
— Серый, живот заболел? — крикнул мне Савельевич.
— Неа, наш Серж заболел более опасным и очень страшным вирусом. И только один человек женского пола может ему помочь, — поддержал его Араратович.
— О да, брат! — посмеялся Гусько. — Извини, Серый, что отвлекаем. В добрый путь! Хоть не с пустыми руками?
— Евгений Савелич, вот без вас забыл бы. Спасибо, что напомнили! — сказал я, хлопнув себя по лбу.
— Молодёжь! Всему учить надо, — махнул рукой Бажанян.
Так бы и пошёл к Ольге с пустыми руками. Сразу бы получил минус 10 к «удаче».
Хоть и возвращаться — плохая примета, но идти к обиженной женщине без её любимых конфет «Птичье молоко» — вообще гиблое дело.
А старперцы продолжали обсуждать мой поход. Сейчас ещё и ставочку на меня замутят. Я у них главный актив на тотализаторе. Сейчас ещё Буянова подключат.
Попасть в комнату, решил через входную дверь. Чего шифроваться, когда полбазы уже знают о наших отношениях. Заодно и время сэкономим, а то в прошлый раз окно ушло в отказ.
Найдя нужную дверь, я из приличия постучался. Из комнаты донёсся более грубый женский голос, который ворчал что-то в духе «шарахаются» и «кого нелёгкая принесла». Это я перевёл с русского-матерного отзывы из комнаты.
— Чего… ого-го, — чуть не упала от встречи с моим взглядом соседка Оли по комнате, открывшая дверь.
— Доброй ночи. Мне…
— Мешаю? — спросила женщина, поправляя свою белую ночнушку.
— По правде сказать — очень, — не стал юлить я и выдал правдивый ответ.
— Я поняла. Пойду, погуляю, — расстроено произнесла женщина, накинула на себя цветастый халат и вышла в коридор, направившись в сторону выхода.
Оля вскочила со своей кровати, как только я вошёл в комнату. Она снова в этой облегающей майке, которая не может скрыть её упругой груди. Ещё и лифчик сняла! Как не глазеть на её соски, просвечивающиеся сквозь одежду?
— Сергей, не стоило приходить. Давай завтра поговорим… — начала Вещевая своё вступление, но я прижался к ней и впился в губы.
А не сильно-то и сопротивляется мне Оля! Целуется охотно и поглаживает меня по спине. Я тоже не отстаю от неё и запускаю руки ей под майку, поглаживая округлые груди.
— Серёжа, я… как-то… — начала сладко стонать Оля, когда моя рука достигла главной цели, скрытой её трусиками и шортиками.
Надо снимать с неё бельё быстрее, пока она не передумала.
Не передумала, Оля и через 15 минут, когда мы начали с ней второй раунд, едва отойдя от первого. Кровати нам было мало, и мы решили поменять место для процесса.
— А на подоконнике прохладнее. Ты также думаешь? — шептала мне на ухо Оля, прерываясь на каждое моё движение внутри неё.
Окно стало потеть от повышенной температуры наших тел. Открыть бы его, чтобы впустить прохладу, да нельзя! Боюсь, что стоны Оли, услышит весь жилой городок и даже афганцы в кишлаках.
— Жарко, — прошептала Оля, развернулась ко мне задом и уперлась руками в стекло, оставив на нём следы от своих ладоней.
— Я не против открыть, но много будет зрителей, — ответил я, прихватывая нежную попу девушки.
— И можно вывалиться… ох… а! — начала сжиматься Оля, готовясь к своему промежуточному финишу. — Серёжа, а ты не зря… пришёл! — выкрикнула она.
И с этим криком наслаждения закончил и я. Я не мог отлипнуть от Вещевой, ощущая каждое биение её сердца и прерывистое дыхание. Почему-то, в этот момент дёрнуло меня сказать ей нечто «важное».
— Оль, а я тебе конфетки принёс. Будешь?
Глава 27
Следующий день изначально не был каким-то особенным. Не ощущалось напряжения оттого, что сегодня начнётся большая операция по уничтожению противника в Панджшере.
В столовой обычный завтрак с разговорами о недавних новостях, обсуждения качества приготовленной еды и что будет вечером, когда этот «рабочий» день закончится.
— Араратыч, вчера ты был совсем не в ударе. Даю тебе возможность отыграться, — поддёргивал Бажаняна замполит Гусько, вспоминая вчерашние баталии в нарды.
— Это тебе вчера ветер дул в нужную сторону. Кости нормально шли. Вот клянусь, сегодня «домашнего марса» ты не избежишь, — отвечал ему зам по лётной, постукивая пальцем по столу.
У меня настроение было самым обычным. Хотя, не может оно быть таким, когда тебе через некоторое время придётся выйти на цель и сбросить бомбы на головы противника. Может, после разговора с Ольгой, который должен состояться во время предполётного медицинского осмотра, станет повеселее. Вчера я, как говорится, даже чаю не попил и снова ретировался, методом исчезновения через окно.
Тем не менее, сегодня нужно с ней поговорить по поводу Ани. Ещё раз объяснить ей, что всё это капризы московской корреспондентки. Эффект незавершённого действия в юности, когда она была влюблена в Родина, а сам Сергей был не таким уж открытым с девушками. Постучавшись в кабинет врача в здании «высотки», я вошёл внутрь, не дожидаясь разрешения.
— Проходите. Садитесь, — сказала Вещевая, стоявшая около окна и смотревшая куда-то вдаль.
Так, начало не самое хорошее. Может, не выспалась?
— Доброе утро, Оля, — тихо произнёс я, подойдя к ней со спины.
Девушка слегка повернула голову и лишь кивнула в сторону стола. Дуется, что на чай не остался? Бывает! Исправлюсь в ближайшее время.
— Присаживайтесь, Сергей Сергеевич, — серьёзным тоном произнесла она. — Как самочувствие? Режим предполётный не нарушали?
— Нет, — ответил я, потянувшись к ней, чтобы обнять, но Оля убрала мои руки и села за стол.
Пока я ещё был спокоен, но щёки стали немного подгорать. Внутри расстройство начинает перерастать в какую-то злобу. Вот она какая, Оля Вещевая! Характерная!
— Присаживайтесь. Померить давление необходимо, — сказала докторша, доставая тонометр.
— Это обязательно? — спросил я, присев на стул и впился взглядом в Олю.
Хотелось не упустить из виду ни малейшей эмоции принцессы, но пока она держалась очень стойко. Ни секунды не смотрела на меня. Чего не так-то?
— Измерение давления обязательно проводится…
— Ты можешь хоть сейчас побыть девушкой Олей, а не старшим лейтенантом Вещевой? — перебил я её, убирая в сторону тонометр и взяв её ладонь в свои руки.
— Сергей Сергеевич…
— Ты меня слышишь? Или ты всё ещё доктор?
Но отвечать Ольга не стала, а упорно держала передо мной рукав тонометра, в ожидании моей руки.
Замер давления, показал, что я могу лететь не только на боевую задачу, но и в космос — стандартные 120 на 80. И это, несмотря на моё постепенное закипание от игнорирования Вещевой моего присутствия.