— Зона обнаружения комплекса нашего завтрашнего противника. Вот эти два сектора, величиной 40°, и есть слепая зона, — показал я.
— Значит, я зайду слева, и он меня совсем не заметит? — удивился Бажанян.
— Мамой не клянусь, но вероятность большая. У РЛПК-29Э четыре режима. Мы ввязываемся во встречный бой, значит, они перейдут на режим «Встреча». На средней высоте дальность обнаружения не менее 60 км, а захвата около 40. Манёвр по направлению нужно сделать сразу же на дальности обнаружения, — показывал я на схеме, но Буянов широко зевал и не особо слушал.
— Ты мне говори, Сержик, — сказал Бажанян. — Я ведущий в паре и буду командовать.
С Араратовичем будет интересно повоевать в одной паре! Я уже представил, как мы завтра с ним на залитом солнцем бетоне выполняем «пеший по лётному». Аж мурашки по коже!
— Вы в процессе сближения делаете отворот влево с максимальным креном и уходом на нижний уровень, который нами на завтра определён, как 5000 метров, — показал я один из самолётов на рисунке. — Я в это время ухожу в набор и через 20–30 секунд выполняю пикирование и разворот во внутреннюю сторону. Вы же начинаете заходить сзади ведомого, а затем переключаетесь на атаку ведущего в паре противника. Выводим его, а затем зажимаем с вами второго.
Бажанян был доволен, рассматривая схему. Мой комэска тоже внимательно смотрел на синие и красные линии на листе бумаги, которые обозначали траектории полёта МиГ-29х и наших истребителей.
— Всё отлично, Сержик! — радовался Бажанян. — Для нас это шанс.
— Только ошибка у тебя есть, — сказал Буянов. — На бой полечу я.
Вот же облом! Специально заманили меня, чтоб я им расписал весь алгоритм. Теперь просто в сторонку меня отодвинули.
— Родин, чего завис? — спросил Буянов.
— Думаю. Как вам дальше действовать, — сказал я без должного энтузиазма.
— Погоди, ты серьёзно думал, что полетишь на этот бой? — улыбнулся комэска, положив руку на плечо.
— Серж, ты меня извини, конечно, но рановато тебе ещё, — прицокнул языком Бажанян и стал собирать свои письменные принадлежности.
Пока мы шли к нашему модулю, два старших офицера продолжали обсуждать завтрашний день. Из их разговора я понял, что участие в этом эксперименте даёт какие-то преференции в будущем.
В случае с Бажаняном всё понятно. Ему нужно зарекомендовать себя командиром, чтобы получить назначение. А вот каков резон Буянову? Ответ я получил тут же, услышав рассуждения Гавриловича.
— Не буду я уходить, Тигран, — сказал комэска. — Дочке нужно помогать с внуком. От этого зятька снега зимой не допросишься. Да и не бросит он свою семью.
Тут, видимо, вспомнил Гаврилович, что я иду сзади и прекрасно всё слышу. Семейную тему моментально закрыли и переключились на меня.
— Родин, ну ты не решил, что будешь делать дальше? — спросил Буянов.
— Товарищ подполковник, мои планы вы знаете. От них отступать не намерен, — ответил я.
— Хм, командир, разрешите, я с ним ещё переговорю с глазу на глаз? — спросил Буянов и Араратович утвердительно кивнул.
— Не задерживайтесь. Стол сейчас накроют, — предупредил Бажанян, зайдя внутрь модуля.
Очередной разговор тет-а-тет, который ни на что не влияет. Только я ещё больше начал стремиться к переводу. Буянов смотрел на меня пристально, медленно достав сигарету из пачки. Однозначно ждёт, когда я первым заговорю.
— Ты очень спокоен, Сергей. Как это тебе удаётся? — спросил комэска. — С женщинами пар выпускаешь?
И этот туда же! Нельзя ли просто предположить, что я держу себя в руках постоянно.
— Просто я не нервничаю, товарищ подполковник. У меня нервов нет.
— А по-моему это не так. Думаешь, я поверю в то, что тебя переводят за твои профессиональные навыки? Томин только в одном человеке всегда видел аса. И у этого самородка поехала крыша от полётов, — сказал комэска, выпустив дым после затяжки. — А в тебе нет и половины способностей Валеры Гаврюка.
Начинает меня этот разговор раздражать. С чего бы Буянов так начал со мной откровенничать?
— Иван Гаврилович, я не улавливаю сути…
— Ты стучишь на нас? — грубо сказал Буянов. — Живо отвечай.
— Нет, — спокойно ответил я.
— Врёшь, сопляк, — выкинул в сторону сигарету Буянов. — Вчера кто ездил в дивизию? А с Поляковым кто из нас знаком? И тебя единственного на допрос не вызывал наш старлей Никитин. Как это объяснишь?
Эх, жаль, нельзя мне разговаривать с Гавриловичем на равных. Я бы просто послал бы его и пошёл отдыхать.
— Никак. Не знаю, что тут объяснять. Если у вас уже сложилось обо мне мнение, то сомневаюсь, что я его могу изменить, — ответил я. — Разрешите идти?
— Даже не попытаешься оправдаться? — удивился Буянов.
— Товарищ подполковник, я вам сказал, что никакой я не стукач.
— И я должен вот так просто сказать, что верю тебе? — ткнул мне в грудь пальцем подполковник.
— А вы поверите человеку, который прикрывал вас до последнего снаряда в пушке? Даже когда у этого человека не осталось возможность стрелять, он на минимальном остатке топлива разгонял духов на сверхзвуке. И вы ему не верите?
Буянов задумался, а я не стал дожидаться его ответа. Так и оставил его на улице в размышлениях.
В комнате опять шли дебаты между Мариком и Гусько по поводу очередной находки. Приятный запах тушёной картошки в небольшом горшочке распространился по всей комнате. А Барсов смотрел жадными глазами на этот деликатес.
— Серый, вот что ты делаешь этим женщинам, что они тебя так угощают? — возмутился Марк.
— С чего ты решил, что это мне? — спросил я, вешая куртку в шкаф.
— Потому что принесли тебе опять со столовой. И записку передали, — протянул мне листок Барсов.
— Серый, не слушай ты этого неудачника. Просто он потерял привлекательность в женском обществе, — улыбнулся Савельевич.
— Ничего я не потерял. Всё такой же красавец. Пресс, бицепсы, квадрицепсы, трицепсы, — позировал в разных позах Марик, пытаясь подражать бодибилдерам.
— Ты хоть обкачайся! Видимо, «главная мышца» у тебя не такая, как у Серого, — посмеялся Евгений Савельевич. — Чего там пишут?
Я раскрыл записку, а там был указан «обратный адрес» и прямое сообщение на то, кто это всё присылает.
«Мой пятый номер всегда для тебя открыт», — было написано на листке в клетку, от которого пахло ароматом сирени.
— Серый! Серый! — звал меня со спины Марик.
— Чего?
— Ешь давай, а то остынет, — сказал он, но на его лице явно читалось другое.
Эти голодные глаза я вижу постоянно. Савельевич сразу понял, что один я всё не съем, и достал «маленькую» бутылочку из своей тумбочки.
— Евгений Савельевич, нам завтра ещё работать, — жалобно заговорил Барсов, поняв, что его ожидает.
— Марик, тут пить нечего, — указал на солидную ёмкость, объёмом в 1 литр Гусько. — Раньше начнём — раньше закончим. Наливай.
— А я как всегда, — ответил я и взял начатую банку компота.
Вот так картошка, предназначавшаяся мне, снова стала закуской на наших вечерних посиделках.
Утром аэродром снова загудел. Вертолёты летали без остановок. По бетонке то и дело перемещались строем солдаты, грузившиеся то в транспортные самолёты, то в грузовую кабину Ми-8. Боевые самолёты сегодня использовались меньше.
Свой вылет я уже выполнил и теперь до вечера должен был полировать мебель в стартовом домике. Но меня потянуло к месту стоянки МиГ-29. Очень уж хочется прикоснуться к самолётам, на которых предстоит мне полетать в будущем.
— Платон Прокофьевич, вы не против я посмотрю? — спросил я у дедушки-инженера, которого я встретил рядом с готовившемуся к вылету МиГ-29.
Он о чём-то шептался с коллегой, и с опаской смотрел по сторонам.
— Молодой человек, здесь нельзя находиться, — возмутился он.
— Я только посмотреть. Даже руками трогать не буду.
— Прокофьевич, ну, пропусти парня? — крикнул из кабины другого МиГа Ткачёв, готовящийся к вылету.
Старик-инженер скривился и стал меня осматривать снизу вверх. Будто он проводил со мной строевой смотр и ему мой затёртый комбинезон пришёлся не по душе.
— Вот подойдите к Ткачёву и посмотрите, — прохрипел дедок и указал мне на самолёт с бортовым номером 01.
Вокруг этого самолёта ещё бегали техники, а я стоял и смотрел, пытаясь запомнить каждую деталь фюзеляжа и крыла.
Красивый самолёт! Манёвренный и быстрый. Огромный потенциал для развития. Если в этой реальности не произойдёт фатальных ошибок советского руководства, то авиационная промышленность будет процветать. МиГ-29 будет базой для многих истребителей будущего.
— Нравится? — спросил у меня Ткачёв, заметив, как я неуверенно поглаживаю радиопрозрачный конус в носовой части.
— Да. Быстрее бы на нём полетать.
— На твой век хватит. Сразу ощутишь разницу. «Старичок» МиГ-21 тарантайка по сравнению с этим «бойцом», — надменно произнёс Ткачёв.
— А ты летал на «весёлом»? — спросил я, заглянув в воздухозаборник.
— Неа. Су-17е, Су-7Б и учебный Л-29. Потом сразу на МиГ-29. Мировой аппарат, а 21й уже в музей пора сдавать, — сказал Ткачёв, надевая подшлемник и показывая всем, что нужно запускаться.
— Не знаю. Есть ещё у МиГ-21 порох! Могут ещё повоевать, — стал я защищать свой родной самолёт.
К 01му борту подъехал автомобиль аэродромного пускового устройства. Один из техников попросил меня отойти, поскольку сейчас пара будет начинать запуск.
— Тебя же Сергей зовут? — спросил Ткачев, и я кивнул в ответ. — Так вот, нет шансов у ваших «балалаек» против этого самолёта. Тактика, стратегия, удача — всё ерунда. Будущее теперь за этой машиной.
На душе от таких слов стало обидно за своего старичка. Идя в сторону здания высотного снаряжения, я смотрел на стоянку своей эскадрильи, где запускалась пара Бажанян-Буянов. Вот бы сейчас они показали всё мастерство и неприятно удивили Ткачёва.
Через пятнадцать минут несколько десятков человек, молча, сидели в классе, прослушивая канал управления. Там шёл радиообмен между парой Бажаняна и Ткачёва.