Я порылся в карманах. Нашел смятую купюру бежевого цвета с гербом СССР и несколько медных монет.
— Ань, будешь что-нибудь? — спросил я. Девушка немного застеснялась опять и молча, указала на автоматы с газировкой.
С деньгами разобрался и закинул по три копейки в два больших автомата красного цвета. Вкус газировки просто невероятный!
Как раз, за автоматами была клумба с чудесными полевыми цветами. Тут главное скорость и быстрота реакции — сорвать и убегать. Камер нет, полиции тоже. Тьфу, здесь же милиция!
— Родин, — зашипела на меня Аня, когда протянул ей разноцветный букетик. — Тебя могли увидеть.
— Могу посадить обратно, — предложил я.
— Нет, — замахала она руками. — Спасибо!
Мда, совершенно своей личной жизнью не занимался мой предшественник. Сразу видно, что это первый подобный комплимент для Ани со стороны Сергея.
Монументальное сооружение города — кинотеатр «Октябрь» с плакатом «Слава советскому кино» и огромной мозаикой красного флага с серпом и молотом на фасаде. Чего только в этом здании не происходило после развала Союза, вот только «кино» не было.
Сейчас афиши предлагают к просмотру «Зиту и Гиту» и «Зорро». Это из импортного. А вот и отечественный хит сезона — «Табор уходит в небо».
Кино СССР мне нравится. В нем все по родному как-то, душевно. А про масштаб картин Бондарчука — старшего и Озерова я вообще молчу.
Наконец-то, мы достигли ворот представительства ДОСААФ во Владимирске. Большое четырехэтажное здание с несколькими пристройками, выкрашенное в бело-зеленой гамме.
На заднем дворе слышен звук двигателей грузовиков, проезжающих по автодрому. На футбольном поле гудят авиамодели, запускаемые молодыми ребятами, а самая многочисленная группа изучает конструкцию самолёта Л-29. Образец уже явно нелётный, но для обучения самое-то.
Аня сказала, что подождет на лавочке у входа, пока мы не поговорим с Куриным.
В здании ДОСААФа на меня смотрели настороженно, будто перед ними призрак какой-то. Кто-то из школьников стороной обходил, но преподаватели спрашивали о состоянии здоровья. Интересно, из вежливости или действительно переживают.
Я нашел своего инструктора, Георгия Сергеевича Курина. Память предыдущего Родина подсказала его внешность. Невысокого роста, редкие тёмные волосы и несколько вставленных железных зубов.
Мне вспомнилось, что сюда меня привёл дедушка Вова. С Куриным они знакомы давно, но при каких обстоятельствах не рассказывал. Вроде, на фронте познакомились.
Разговор получился непростым. Вернее, он стал непростым после длинного монолога Георгия Сергеевича, описывающего меня во всех красках. Потом, вроде, он успокоился и перешел к нравоучениям.
— Родин, ты в лётное поступаешь. Узнают, что разбил самолёт — забудешь про полёты навсегда, — продолжал наставлять меня Курин.
— Все понимаю, Георгий Сергеевич. Как вообще такое могло получиться? Я ударился и не помню ничего.
— Если честно, не понимаю, как ты вообще выжил. Стойки шасси сломаны, лопасти и двигатель всмятку, а на тебе ни царапины. Шишка вон торчит только.
Мы спустились вниз, и вышли на задний двор, который был одновременно и стоянкой самолётов. Отсюда, самолёты выкатывали к взлётно-посадочной полосе. Бетонная площадка, заставленная спортивными воздушными судами прежних лет. Вернее, в этом времени они ещё были в норме — свежевыкрашенны в зелёные и красно-белые цвета, чёрные следы копоти на капотах силовой установки. Поршневые «прадедушки» Российской авиации!
Одно из мест здесь и занимал разбитый Як-18. Мы подошли к нему, и голову вновь пронзила невероятная боль. Будто снова пережил аварию. Вспомнилось каждое движение, отклонение органов управления и как вела себя машина.
Вот я пытаюсь выпустить шасси, но давления в воздушной системе не хватает. Стойки не выходят. Начинаю гасить скорость, но ручка управления самолётом не слушается. Начинаю изменять обороты двигателя и тоже ни в какую.
Шасси аварийно выпустил, ручку управления уже перед самым касанием смог отклонить на себя, а затем удар.
— Шасси не выходило, управление не слушалось. Может проблема в тросовой проводке? — спросил я. Курин посмотрел на меня удивленным взглядом. Видимо, не ждал подобного предположения.
— Ещё не разбирались. Комиссия будет решать. Пока от полётов тебя отстранили. Учи мат часть, — сказал Георгий Сергеевич и похлопал меня по плечу.
Из всего этого следует вывод, что не был Серёжка Родин неумелым. Система управления на Як-18 отказала, плюс шасси не вышли сразу. В 17 лет мало кому бы удалось посадить после такого самолёт. И, как это не печально, парень должен был погибнуть, что и произошло. Но непостижимым образом наши с ним временные линии в этот момент пересеклись. Я погиб на войне, а он при заходе на посадку. Так должно было случиться, но получилось то, что получилось. Назовём это — гибрид сознаний.
— Что ты сейчас сказал про временные линии, Серёжка? — спросила Аня, когда мы подошли к подъезду её дома.
Наследие эпохи Сталина — трехэтажный дом, потолки в квартирах высоченные, кубатура большая, а балконы маленькие. На первом этаже в таких домах помещения для магазинов или кафе.
— Я вслух сейчас всё говорил?
— Ну, так. Бормотал что-то под нос. Я только про временные линии разобрала. Сегодня гуляем вечером?
— С тобой? — спросил я. Ты по гороскопу олень, Родин? А с кем ещё тебе может девчонка предложить гулять! — Да, давай. Зайти за тобой?
Анечка засмеялась и кивнула головой. Отдав ей портфель, я зашагал к своему дому, ощущая на себе женский взгляд.
В размышлениях о будущем, дошёл до своей хрущёвки.
Опускаем все голливудские и мосфильмовские фантастические сюжеты и делаем вывод, что я попал в тело семнадцатилетнего парня в 1976 году. Мир не альтернативный и не какая-то часть безумной марвеловской мультивселенной.
Диспозиция у меня следующая. Выпускной класс, скоро экзамены и мои документы поданы в лётное училище. Это все хорошие новости.
Из плохого — я дрыщ. Это надо исправлять. Несмотря на то, что при виде Анечки, мой разум начинает затуманиваться, благодаря скрытым низменным инстинктам моего предшественника, все внимание нужно уделить экзаменам и своему развитию. Ещë бы денег, где достать. Вряд ли у моих стариков солидный бюджет. Короче, работаем!
— Родин, стой! Дело есть, — крикнул мне Костя Бардин, движущийся в сопровождении двух своих подельников.
Напыщенный вид, разминание кулаков и засученные рукава — все внешние признаки готовности ко второму раунду со стороны этого трио.
— Не вздумай бежать! — крикнул мордоворот, которому я выкрутил сегодня пальцы. Дима Бодров зовут этого атлета.
— А то мы зн… знаем тебя, — впервые услышал я Саву Бочкина — третьего члена группы, который слегка заикался.
Я положил дипломат и пиджак на скамейку перед подъездом и расстегнул рукава. Всем своим видом показывал, что готов принять вызов и не отступить. Пока непонятно, в чем суть претензий со стороны Кости, но утренний удар по самолюбию он не мог оставить без ответа.
Трем богатырям оставалось до меня несколько шагов. Тактику я уже продумал наперед. Как буду вырубать одного, ударом в «солнышко». Уход в сторону от второго с аперкотом через руку. С третьим проще. Он уже будет думать. Главное, чтобы в моём хилом тельце хватило сил для пары этих ударов.
Бардин замедлился и остановился передо мной, затормозив руками своих товарищей.
— А ты не слишком осме…осмелел, Ро…Родин? — спросил Сава.
Полез вперёд главаря — по шее на! Костя не постеснялся отвесить ему небольшого «леща» при мне. У них в тройке тон задаёт именно Бардин. Нельзя вперёд него!
— Ты старший? Раз нет, и не лезь, — сказал Костя и повернулся ко мне. — А ты не слишком осмелел Родин? — повторил он реплику Бочкина.
— Нет, — уверенно ответил я. Нужно подождать реакции. Противник должен видеть и чувствовать отсутствие страха.
— Давно не получал? — сказал усатый Дима. Он удостоился гневного взгляда Кости. Что за несогласованность действий у этих ребят?!
— Я говорю. Замолчали, — рыкнул Бардин. — Давно не получал?
У них, по-моему, один мозг на троих. Ограниченный запас реплик и слов. В памяти всплыло, что все трое успеваемостью не блещут. У Кости родители, вроде, не простые. У остальных пока вспомнить не получается, а может и не знал этого мой предшественник.
— У вас ребят ума, как у ракушки. Не получал давно, а если и недавно то не помню. Есть претензии по делу, я слушаю. Только быстрее, вам домой пора.
— Я тебя насчет Гали предупреждал? Не забудь, вальс она со мной танцует на выпускном. Ты услышал? — сказал Костя и ткнул мне в грудь пальцем. Я постарался не шелохнуться, но это было не просто. Массы этому телу явно не хватает.
Продолжать разговор я не видел смысла. Да и троица заспешила по своим делам. Какая Галя? Что за вальс?
В школе помню был у нас на выпускном вальс. Танцевали с девчонками из параллельных классов или со своего. Не всех ставили в этот номер. Сначала добровольно, а потом и принудительно. Как я попал в это шоу «Танцев со звездами» не понимаю. Меня туда затащила девчонка одна. Может на что-то рассчитывала после, но дальше вальса дело не пошло.
Вообще, танцы — дело хорошее. Особенно, если умеешь. А если ты с координацией не дружишь, то делать там нечего.
И кто такая Галя? Может, партнерша по вальсу? Выходит, ты не так плох, Родин. Две девушки — с одной гуляешь, с другой танцуешь. Раз наезды есть со стороны Кости, значит он к этой Гале не ровно дышит.
Я взял свои вещи со скамейки и пошёл домой. Краем уха уловил до боли знакомый звук, нарастающий с каждой секундой. Его ни с чем не спутаешь.
Когда я поднял голову, надо мной на малой высоте пронёсся истребитель и перешёл в набор. Форсаж в нижней точке выполнения манëвра и воздух буквально разорвало на части от звука, вырвавшегося факела, из каждого сопла. Я представил себе, как летчик плавно тянет на себя ручку, не превышая установленных перегрузки и угла атаки. Проходит верхнюю точку, нос самолета «ложится» на горизонт, выключает форсаж и плавно выводит машину.