Как-то раз летом я должна была снять все зимние оконные рамы, отскоблить и покрасить их. Разумеется, я просунула руку через одну из них и порезалась. Пришлось заменить окно. В этом доме неженок не терпели. В тот день я усвоила еще один урок: «Будь внимательна». Мы были женщинами, а женщинам стоило научиться заботиться о себе.
Несмотря на попытки друга моего Дяди Бинера убить отца Пикси, мы оставались близкими всю нашу юность. Она, Линда Уистлер и Дэнни Уивер были моими лучшими друзьями. Трех мне было вполне достаточно.
Линда была очень башковитой, и мне нравилось проводить время с ней вдвоем. Она любила читать и, как мне казалось, знала все обо всем. Мы решили организовать ларек с хот-догами и продавать во время баскетбольных матчей. По крайней мере, таким было наше прикрытие. На самом деле мы проводили кампанию в поддержку демократов, раздавали значки, установили на складном столике, где стоял обжарочный аппарат для хот-догов, знак партии. Блаженное было время.
Моим родителям, особенно маме, казалось странным, что я готова часами болтать и болтаться с одной-единственной подругой. Моя сестра прыгала с крыши на крышу, чтобы выбраться из дома, да и ее лучшая подруга Лорна и другие их приятели, по мнению моей мамы, были куда более нормальными. Мама порой предъявляла мне список друзей сестры, находившийся рядом с телефоном на кухне, и спрашивала: «Почему ты не можешь чуть больше походить на свою сестру?» Вряд ли она считала поход за продуктами вместе с Дэнни встречей двух друзей.
А вот мы с Дэнни определенно считали. Дэнни стал моим первым другом-геем. Мы обожали вместе ходить по магазинам, наши мамы частенько не успевали этим заниматься. В супермаркете мы танцевали. Поскольку родители любили смотреть «Шоу Лоуренса Велка»[33], мы прекрасно знали про Бобби и Сисси[34] и понимали, что это вам не Фред и Джинджер[35]. Нет. Танцы Бобби и Сисси напоминали порно с участием двух манекенов. Мы с Дэнни считали, что это очень смешно, и могли повторить все их номера. И правда повторяли – под фоновую музыку магазина.
Мы столько всего интересного делали вместе. Мы сбегали из школы и ездили в Питтсбург, чтобы покататься на эскалаторе. Неоднократно. Не знаю, способны ли вы в полной мере осознать, какой королевой красоты из захолустья я себя чувствовала, поднимаясь и спускаясь на эскалаторе снова и снова, снова и снова, а вот я помню, насколько была преисполнена энтузиазма.
В тот день я усвоила еще один урок: «Будь внимательна». Мы были женщинами, а женщинам стоило научиться заботиться о себе.
Дэнни впоследствии стал продюсером «Шоу Фила Донахью»[36] и создал программу психологической поддержки для гостей и участников шоу. Он получил несколько наград за свою работу, ставшую настоящим прорывом. Он стал священником в своей церкви и состоял в отношениях с одним и тем же человеком более тридцати лет, до самой своей смерти от черепно-мозговой травмы в 2018 году. Я пишу об этом, а сердце мое разрывается. В конце ему пришлось нелегко. Он был хорошим человеком. Прекрасным человеком. Я его очень любила.
Эта любовь утешает меня. Я знаю, что бальзам, которым любовь становится для моей души, несмотря на всю горечь утраты, останется со мной и однажды превратит скорбь в нечто иное.
Будучи средним ребенком в семье, я никогда не носила новых вещей – у всех остальных они были, и мне тоже отчаянно хотелось. Но приходилось ждать. Я донашивала не только за старшими, но и за младшими. Впрочем, я была умной и стильной.
Стиль – это то, во что ты превращаешь свои недостатки. Нос Барбары Стрейзанд[37], уши Кларка Гейбла[38], габариты Дэнни ДеВито[39], Шер[40]. И давайте признаем: у каждого из них есть свой неповторимый стиль. Четкий, лаконичный, бросающийся в глаза стиль, отточенный до совершенства.
В детстве ты страдаешь до слез, когда не получаешь того, что кажется тебе таким важным, и тихо, но уверенно стараешься постичь, как же превратить то, что тебе достается, в нечто совершенно невероятное, в то, что тут же захочется получить остальным. Вот только ни у кого, кроме вас, такого не будет. Некоторые из нас долго выезжали на этой фишке, а теперь это и правда стало фишкой. Слава богу, мир здорово изменился.
Маленькой я не пользовалась успехом. Не входила в этот магический узкий круг. Но помню, как наблюдала за девочками, и среди них всегда была та самая.
Я очень хорошо помню, как однажды, когда мы учились в пятом классе, ко мне подошла такая девочка. Пока она шла, меня переполняла надежда. Это ужасное желание приобщиться. Ее волнистые волосы подсвечивало солнце; она улыбалась той особой улыбкой, которая сияет и манит, подобно сирене. Подруги окружали ее как греческий хор, что поет и смеется, порхая над землей.
Мои же ноги, напротив, казались отлитыми из бетона, а может, погруженными в бетон площадки. Голова у меня была большая, очень-очень большая, огромная, похожая на луковицу. Я была одиночкой, у меня были только друзья – такие же одиночки – и книги. Мы в изумлении таращились на группу прекрасных созданий, которые двигались по направлению к нам. Что они такое делали?
Они подошли ближе, раздался смех – воплощение американской мечты о счастье и обретении своего места. Сердце заколотилось, а вот мозг, наоборот, закоротило: я растерялась, я была так изумлена происходящим. Чем ближе они подходили, тем менее реальным все это казалось.
Они были совсем рядом – всеобщие любимицы. Хорошенькие и знаменитые, счастливые. Те, что всем нравятся. Девочки, которые разобрались в своей жизни. Девочки в хорошей обуви. Девочки, у которых никогда не болят ноги, девочки, которых всегда хотят мальчики, девочки, друзья которых могут их любить, а могут не любить, но до этого никому нет дела. Богини.
Они смотрели прямо на меня; та самая девочка смотрела прямо на меня и улыбалась. Улыбалась мне мягкой, счастливой, спокойной, доброжелательной улыбкой. Я почувствовала себя кроликом в клетке. Улыбнулась в ответ. Она засмеялась – у нее был такой легкий смех, – чуть сбавила шаг и подошла ко мне своей невесомой походкой.
Я была поражена, меня переполняла благодарность, что эти богини готовы были стать моими друзьями, готовы были включить меня в свой круг. Я уже открыла рот, чтобы заговорить, поздороваться, и в этот момент она отвесила мне пощечину – со всей силы, наотмашь.
Я не была ни знаменита, ни важна, но я была молодой и угрожающе привлекательной.
Богини помладше засмеялись. Они смеялись, когда на моей щеке появился след от ее удара; они смеялись, когда глаза мои наполнились слезами; они смеялись, когда их подруга повернулась, перебросив через плечо сверкающие пряди волос; они смеялись… Они смеялись все время, пока она шла к ним. Назад.
Я прислонилась к стене и сползла на корточки, ждала, пока прозвенит звонок, возвещающий конец перемены, и слышала, как они смеются и разговаривают, а потом пошла в туалет посмотреть в зеркало на свое лицо, попытаться смыть след, и слышала, как они смеются и разговаривают. До конца дня я слышала, как они смеются и разговаривают.
Когда я стала знаменитой, репортеры из журнала People[41] отправились в мой родной город поговорить с местными жителями. Та девочка – теперь уже женщина – заявила, что в школе я была снобом.
Я впервые попала на Каннский кинофестиваль благодаря фильму «Вспомнить все». Мой багаж потеряли. Так что я надела черные широкие льняные брюки, черную футболку, черный хлопковый пуловер, огромный шелковый шарф яркой расцветки (дизайнером был мой молодой человек, с которым мы уже долгое время тайно встречались) и черные туфли без задника на низкой шпильке – в них я была в самолете, а до этого миллион раз надевала их на миллион разных мероприятий.
Стоит добавить, что ни одна из красоток, присутствовавших на мероприятии, даже не подумала выручить меня и одолжить что-то из своего гардероба.
Я не была ни знаменита, ни важна, но я была молодой и угрожающе привлекательной. Очевидно, они решили, что комплименты, которыми меня одаривали коллеги по цеху, отмечая мою изобретательность, достаточно забавны, и я и так обойдусь. И даже Роберт Дауни-младший[42] заметил, что с шарфом, повязанным через шею на манер топа, вкупе с широкими брюками я похожа на Аниту Экберг[43].
В конце концов я наткнулась на одного своего друга, менеджера по талантам, Шепа Гордона, который отвел меня на несколько потрясающих вечеринок. Впрочем, сначала он остановил свой шикарный кабриолет перед чередой магазинов одежды на Ривьере, помог мне пробежаться по ним и выбрать необходимое, а потом заплатил за все эти восхитительные наряды. После чего мы отправились на очередную и, должна признать, просто фантастическую вечеринку в чьем-то жутко пафосном доме на побережье: там было несколько изысканных особняков Прекрасной эпохи[44] в окружении древних, совершенно разных удивительных деревьев.
«Вспомнить все» – безумный и очень необычный фильм. Сниматься в нем было весело, а за созданные для него визуальные эффекты Роб Боттин получил «Оскар» за особые достижения. Эту премию вручают не каждый год. На самом деле ее вообще вручали всего шестнадцать раз. Вот это гений. Кстати, именно он научил меня истинно голливудской реакции: улыбаться, кивать и ничего не говорить.
Вообще, съемки были сумасшедшие. Я по-дружески влюбилась в Арнольда