Опять армия спасла.
Рывок я сделал. Добрался до кнопки милицейской. Матерясь, отморозки ушли.
Ехали после подработки, а мы разгружали машины с кирпичом. Опаздывали на электричку.
Успели.
Брат в очках и с длинными волосами.
Я только из армии. Немного не в адеквате.
Классика. Подошли два мелких, лет по пятнадцать. Спросили, зачем такие волосы, не обрезать ли их.
А потом просто ударили брата ногой.
Я отреагировал. Быстро.
Убежали.
Через минуту подошли основные. Сильно старше. В трениках.
Обкуренные. Человек семь.
Это меня и спасло.
Все не помещались между сиденьями.
Нос я одному сломал. Точно. Я такие моменты чувствую.
А потом подошвы и кнопка вызова.
Левый глаз смотрел на пассажиров…
«Подъезд стандартной панельной девятиэтажки…»
Подъезд стандартной панельной девятиэтажки.
В меру грязный. Как все подъезды в городке.
Есть лифт. Есть лестница.
Между восьмым и девятым этажом редко кто ходит.
Викин этаж седьмой. Там ее квартира. Квартира ее родителей.
А выше наш с ней подоконник.
Там мы сидим вечерами и разговариваем.
Я старше на один год. Но все мои друзья – из ее класса.
Так получилось. Может быть, потому, что они интереснее. А может быть, потому, что они в ее классе.
Она очень худая. У нее огромные карие глаза. Длинные темные волосы.
Она всегда в потертых джинсах и в рубашках. В клетку. Мальчишеских.
Она выше меня. Совсем немного. Даже когда в кедах.
Я переживаю. Совсем чуть-чуть.
Да нет. Вру. Я переживаю сильно.
Из-за болезни я не вырос ни на сантиметр с восьмого класса.
И уже не вырасту.
Отец гренадерского роста. Старший брат еще больше.
А я ниже Вики. Чуть-чуть, но ниже.
На дискотеках в ботинки засовывал носки, чтоб добавить сантиметр.
Но ноги так болели, что перестал.
На подоконнике мы сидим.
Болтаем. И ногами тоже.
Сегодня последний вечер перед моим отъездом в военное училище.
Я стараюсь шутить.
Она молчит.
Правда, она часто молчит. Болтаю я.
Она смотрит.
Иногда мне кажется, что Вика меня не слушает.
Точнее, мои слова. Она понимает меня до того, как я скажу.
Сегодня она смотрит совсем в глубину. В самые отдаленные мои уголки.
Она меня любит. Очень любит.
Почти так же, как люблю ее я.
Сегодня вообще никто не ходит по лестнице.
Мы одни.
А может быть, я не слышу и не вижу никого.
Я никогда не целовал ее. Боялся. Да и не умею.
А сегодня понял, что умру, если не поцелую.
Сначала я почувствовал ее ресницы.
Они щекотали мои губы. Так здорово, так нежно ресницы щекочут губы.
Подрагивают. Как мое сердце. А может быть, в такт.
Никогда не думал, что кожа на щеках может быть такой мягкой. И пахнуть чистотой.
Что такое запах чистоты, я не смогу объяснить. Но вы наверняка знаете.
И губы.
Шершавые. Потрескавшиеся. Они не отвечали.
Они просто принимали мои.
В свои объятия. В свой медленный танец.
И вкус соли. Который я помню всю жизнь.
«Не знаю, как написать…»
Не знаю, как написать.
Чаще всего это бывает со мной в машине.
В пробках.
Я думаю, что это связано с тем, что в голове много мыслей на отвлеченные темы.
И когда приходит тяжелая мысль. Или страшная мысль.
Я пытаюсь посмотреть на мир открытыми глазами.
На мир в прямом смысле слова.
Я просто смотрю вперед.
Иногда это получается с десятого раза.
Но я всегда чувствую, когда получилось.
Я чувствую обратный взгляд мира.
Он проникает в самую мою суть.
И мне становится легче.
Я верю в такой момент, что добро победит зло.
И это не патетика. Нет. Это совсем осязаемое чувство.
Два дня в кафе
Столики все заняты.
Да и мало их, столиков. Всего пять или шесть.
Лето.
На улице жара.
Ты меня любишь.
Я влюблен.
Кондиционер не работает.
Жарко. Мы пьем кофе.
Ты смеешься. Я слушаю.
Едим булочки с маком.
Ты в светлой юбке. Волосы коротко стрижены.
Ты совсем не в моем вкусе.
Так мне кажется.
Мы допиваем кофе.
Выходим на улицу.
Ты идешь первой.
Лестница крутая.
Я вижу твои ноги.
Большие икры. Широкие лодыжки.
Я стесняюсь признаться самому себе, что они совсем мне не нравятся.
Мы на последней ступени. Я обнимаю тебя. Целую в шею. Под волосами.
Яркое осеннее солнце.
Такое бывает в сентябре.
Оно угнетает.
Чем оно отличается от майского?
Мы стоим перед входом в кафе.
Ты уезжала на месяц.
Я знаю, что не одна.
Кто он, я не знаю.
Но ты его любишь.
Хотя, скорее, ты уже не любишь меня.
Тебе тяжело сейчас.
Ты пришла мне сказать об этом.
Я это знаю.
Мне не надо ничего говорить.
Я не грущу.
Я просто слушаю тебя и думаю о солнечном свете.
В сентябре.
«Вовка стоял на лужайке…»
Вовка стоял на лужайке.
Посредине лужи.
Лужайка и лужа расположились за домом, где Вовка жил с отцом и бабушкой.
Вокруг Вовки кружились пчелы.
Вся лужайка была усыпана желтыми цветами.
Пчелы садились на цветы и иногда на Вовкину голову.
Они жужжали.
Но не кусались.
Лужа была во всю лужайку.
Дождь шел целый день.
А к вечеру появилось солнце.
Вовка, не замеченный бабушкой, вышел из дома.
Протопал на середину лужи.
А потом встал.
И не мог оторвать взгляда от травы, пчел и цветов.
Трава была зеленая.
Пчелы – желто-черные.
Цветы были желтыми.
От волнения у Вовки замирало сердце.
Потом он посмотрел на солнце.
«Мама», – прошептал Вовка.
«– Давай пойдем в кино?..»
– Давай пойдем в кино? – Нет. Лучше просто погуляем! – Хорошо! – Ты мне покажешь город? – Конечно. А ты в гостиницу устроилась? – Нет. Может быть, вечером, – Можно я с тобой останусь? – А тебя разве с ночевкой отпустили? – Да. Вернуться нужно к семи утра, – Не знаю. Это будет хорошо? – Мне кажется, что да, – Тогда оставайся. Я никогда не ночевала с мужчинами, – А я никогда не ночевал с девушками, – Я не знаю, как сказать. – Я тоже, – Я очень этого боюсь. Ты понимаешь? – И я боюсь, – Тогда, может быть, не надо? – Мы можем попробовать без этого… – А тебе будет интересно без этого? – Я не знаю. У меня никогда не было, – И у меня.
Письмо пришло через неделю. Она писала, как ехала обратно в поезде. Домой. В другой город. А соседи ее угощали огромной вареной картошкой. Она ее нарисовала.
«Зачем я еду?»…
«Зачем я еду?»
Мысль не оставляла меня с самого утра.
Когда пил кофе по дороге к врачу.
На приеме у самого врача.
И сейчас, когда я уже в пяти минутах езды от госпиталя.
Вопрос стоял именно так – зачем?
Почему я еду, было понятно.
Отца положили на обследование.
Предварительный диагноз был не очень хорошим.
Но он был предварительным, это немного успокаивало.
Необходимо поддержать отца.
Поговорить с врачами.
В таком возрасте ты уже привыкаешь к мысли, что поменялся ролями с родителями.
Сейчас я старше.
И это уже не удивляет.
Наверное, последние лет десять.
Отношения с отцом всегда были непростыми.
Точнее сказать, не очень откровенными.
Прежде всего с моей стороны.
Ссылки на усталость и работу были прикрытием.
А вот прикрытием чего, предстояло выяснить.
Не сегодня. Нет.
Сегодня я ехал навестить отца и задавал себе вопрос: «Зачем я еду?»
Может быть, в этом вопросе лежало начало ответа.
Впервые я сказал твердое «нет» матери, когда она предложила поехать со мной.
Я был один.
Я должен был быть один.
Я и отец.
Перед глазами стояла картина его спины.
Несколько лет назад он упал.
На их с матерью дачном участке.
Летом, он был без рубашки.
Подвернул ногу и не мог подняться.
Вы видели спину собственного отца, когда ты сам стал старше, чем был отец во время твоего рождения?
Спину отца, на плечах которого ты катался с воздушным шаром.
Спину, которая вся в морщинах и маленьких пигментных пятнышках.
Я не только видел, я обнял ее, чтоб помочь ему встать.
Это была спина старого человека.
И этим человеком был мой отец.
Не знаю, испытывал ли кто-то из вас это чувство.
Я испытал…
«Стекло холодное…»
Стекло холодное. Поезд начинает двигаться. Лоб прижат к стеклу. Я в коридоре. Куда я еду? Не помню… Стекло холодное. Лоб горячий. Горячий от холодного стекла. Дождь. Картинка расплывается. Палец движет каплю. Капля движет палец. Палец моей руки. Дождь размывает картинку. Много зонтиков. Красных. Они все уходят. Или я? Куда я еду? Лоб горячий. Дорожка капли по стеклу. Уже без меня…
«Народ в основном пьет…»
Народ в основном пьет.
Некоторые едят.
Вечер. Рабочий день позади.
Настроение нормальное.
Глаза слипаются.
Врач прочистил мозги.
Он сексолог, психиатр и психоаналитик.
Страшный человечище.
Но мне такой подходит.
Говорит, что скоро я могу уже не ходить к нему.
Здоров.
Буду жить нормальной жизнью.
Собрал меня по кускам.
А я не знаю. Я к нему привык.
Говорить с умным человеком приятно.
Особенно за собственные деньги.
Немаленькие.
А что я здесь делаю?
В этом кафе в центре города и центре торгового комплекса.
Я хочу поесть.
Пельмени. Да. Они подойдут.
Ужасно для здоровья, но очень вкусно.
С майонезом. Нет. Сметана. Майонез себе не разрешу.
Девушка за соседним столиком улыбается.