— Значит, с тобой я могу работать на равных. — демон неожиданно улыбнулся. — Устал я от этих просителей вечной силы, бессмертия и прочих банальностей, столь желаемых смертными, так что разрывать наш контракт я не буду. Удивлена? А ведь у демона тоже есть своё понятие о чести, пусть и слегка специфическое. — он читает мои мысли? — Нет, глупышка, это и так читается по твоим движениям и мимике лица. — улыбка «духа» стала чуточку шире.
— Кто ты… — уже устав задавать один и тот же вопрос я всё так же пыталась найти суть.
— Это долгая история. Когда-то был богом, которого низвергли из-за любви к смертной. — заметив мой скепсис, он усмехнулся. — Не поверила? Ладно… Упав с небес, я поддался людским порокам, ведь это так соблазнительно, и стал тем, кем я являюсь сейчас! — но я лишь фыркнула, а демон дурашливо рассмеялся. — Хорошо. Я обычный, ну почти обычный демон, которого призвал в этот мир царь Соломон. Непыльная работёнка, хороший соцпакет и отпуск раз в тысячу лет. Соблазнительно, не правда? Вот и я повёлся, и меня запечатали в одной чертовой книге. — недовольно прорычал он.
— Но почему ты тогда здесь? — задала я резонный вопрос.
Хранитель стоял передо мной, и я не могла оторвать от него взгляд. Он был похож на человека, но в его глазах все еще таилась некая тайна, некая скрытая сила. Он был красив, но в его красоте была некая печаль.
— Я полюбил, — сказал он, и в его голосе прозвучала такая грусть, что я невольно сделала шаг вперед, желая его утешить.
— Она была такой же простой, как и ты, — продолжил он, и в его глазах заблестели слезы. — Любовь к людям и сгубила меня.
На миг я почувствовала, как в моей груди зародилось сочувствие. Я поняла, что он не просто Хранитель этого замка, он еще и человек, который испытывает боль и страдание. Я хотела его обнять, хотела сказать ему что-то доброе, но я остановилась. Я не знала, что он испытывает на самом деле. Я не знала, что он думает обо мне.
И в этот момент он отступил назад и рассмеялся. Не злобно, не жестоко. А презрительно.
— Это не более чем «шутка», — сказал он, и в его голосе снова прозвучала ирония. — Ты не понимаешь, кто я такой.
Карим был прав. Я не понимала. Я видела в нем человека, но он был не просто человеком. Он был хранителем рода и чёртовым демоном. На миг я почувствовала, как моя надежда угасает, как вера испаряется. Дух был не тем, кого я ожидала увидеть.
— Я просто хотела тебе помочь, — шепнула я, и в моем голосе прозвучала печаль. — Я хотела сделать все правильно.
— Ты делаешь всё правильно, — ответил он, и в его глазах снова заблестели слезы. — Но ты не понимаешь, что это такая боль. Это такая трагедия. И никто не может меня от нее избавить.
Он сделал шаг вперед, и я почувствовала, как его магия снова заструилась вокруг меня. Но теперь она была не так сильна, не так жестока. Она была похожа на печаль.
— Прости меня, — сказал демон, и в его голосе звучала усталость. — Прости меня за всё, что я сделал. И прости меня за то, что я делаю сейчас.
Он коснулся меня рукой, и я почувствовала, как его магия проникает в меня. Но это была не та магия, которая дала бы мне силу. Это была магия, которая заставила меня понять, что любовь и боль — это две стороны одной медали. Его мощь плавно заполняла моё магическое ядро и прокачивала каналы, расширяя их проводимость. Чудовищное количество силы меняло меня на духовном уровне, и я неумолимо становилась сильнее.
— Но почему ты тогда здесь? — вновь задаю резонный вопрос.
— Наивное дитя. — демон вновь улыбнулся. — Лазейка в виде призыва даёт мне и таким же, как я, возможность хоть ненадолго, но всё же вырваться из чёртова артефакта! А теперь слушай стандартное предложение. Если сломаешь печати и освободишь меня из плена, я выполню одно твоё желание. Любое! Без обмана… — предельно серьёзно произнёс. — Но никто так и не нашёл эту Соломонову книгу, так что я уже особо и не надеюсь, а теперь поговорим о том, что я могу дать и попрошу взамен. — демон расплылся в хищной улыбке и сделал уверенный шаг в мою сторону.
— Ты же ведь хочешь вернуть трон поднебесного царства? — Карим загадочно улыбнулся. — И неважно, что ты дитя от наложницы. Моя сила поможет тебе взять твоё по праву. Но взамен мне понадобится помощь от твоего «Царя». — Он замолчал, нежно обнимая меня за плечо и уводя прочь из замка, что стремительно рушился позади нас.
Глава 10
Тяжелые дубовые двери дворца, украшенные резными львами, скрипнули, впуская меня в прохладную, пахнущую полиролью и ладаном тишину. Холодные глянцевые плиты пола отражали приглушенный свет от высоких окон, задрапированных тяжелыми, вышитыми золотом портьерами. Стены, обитые красным бархатом, казались неподвижными свидетелями столетий, а монументальные портреты предков с невозмутимыми лицами смотрели на меня свысока.
Воздух насыщен ожиданием, не тем, что предшествует битве, а скорее, перед вынесением приговора. Я шел, не торопясь, сквозь залы, мимо статуй и фонтанов, украшенных драгоценными камнями, мимо свиты, которая, как и стены дворца, была молчалива и неподвижна.
В сердце дворца, в зале заседаний, где столетиями принимались решения, влиявшие на судьбу целой империи, меня ждал Совет. Их лица, привычно безразличные к моим победам и поражениям, сегодня были напряжены, ожидание на их лицах ощущалось как физическое напряжение.
— Ваше Величество, — начал седовласый, словно высеченный из камня, старый канцлер, его голос был тихим, но проникал в самую душу. — Послы из Маньчжурии прибыли с просьбой о… помощи.
Я молча кивнул, ожидая продолжения, сердце стучало, словно молот в кузнечном горне. Маньчжурия, вечный источник нестабильности на восточной границе, — цель моей жизни, ключ к единству всей Поднебесной, но не одним востоком едины, как говорится.
— В их пограничных землях, — начал канцлер с неожиданным задором, — война, пожары, разруха. Они умоляют о покровительстве Империи…
Словно гром среди тишины прозвучало в моей голове: «Вот он, шанс!»
Я уже видел флаг империи над великой рекой Янцзы, слышал гул воинских маршей, чувствовал пахнущий дымком воздух победы. Но пока нужно было держать себя в руках, давить внутреннее ликование.
— И какова их просьба, канцлер? — спросил я, голос ровный, спокойный.
— Просят войска Империи оказать им помощь в подавлении восстания. Взамен же обещают признательность, торговлю, а также… верность империи.
Я молчал, собирая мысли. Не верю я этим ханьцам, не верю, но шанс — это шанс. И если выиграем, то вся Маньчжурия будет наша, а там и вся империя Мин подчинится, как и должно было быть веками.
— Хорошо, канцлер. Созови совет военных. Нам нужно подготовить план действий.
В зале заседаний, под тяжелыми, вышитыми золотом портьерами, царила напряженная тишина. Я сидел у своего дубового стола, покрытого лаком и инкрустированного слоновой костью, перелистывая донесения. Слова аналитиков и разведки, пророчившие военную катастрофу в Маньчжурии, неприятно резонировали с теперь уже известными фактами.
— Их войска не укомплектованы, — читал я, — артиллерии нет, провианта не хватает, казна пуста… Население недовольно, готово восстать.
— Вот оно как, — шепнул себе под нос канцлер, стоявший у окна, — прямо как в наших донесениях.
— И что мы делаем? — спросил я, подняв глаза на старого канцлера.
— Ждем, Ваше Величество. Ждем, когда они сами придут к нам с просьбой о помощи. То, что они не справились, — это хорошая новость. Плохо то, что они сделают это публично.
— В том и нонсенс, — кивнул я, — они же всегда были гордыми. Не признавали свою слабость.
— А сейчас признали, — услышал я с заднего ряда голос генерала Лиховацкого, — потому что пришли мы и две царских армии.
Я повернулся к генералу Лиховацкому. Это был пожилой человек крепкого телосложения, одетый в грозную шинель. Его аккуратные усики придавали ему особую непривлекательность.
Генерал сидел в кресле, которое, казалось, было вырезано из старого дуба, потемневшего от времени. Кресло было обтянуто темно-зеленой кожей, которая от долгого использования стала блестящей. На подлокотниках лежали его огромные руки в грубых перчатках с широкими ладонями, покрытыми шрамами от старых ран.
Его глубоко посаженные глаза были проницательными и сверкали холодным блеском. Казалось, в них отражались ледяные поля сражений, которые он повидал. Глаза имели цвет старой меди с оттенком ржавчины, словно напоминая о многих пролитых кровях. Над глазами нависали густые седые брови, которые в моменты недовольства собирались в гневную дугу.
Генерал Лиховацкий ни разу не красавец. Время оставило на его лице глубокие морщины, как карты старой империи, каждая из которых рассказывала собственную историю, о победах и поражениях, о горе и радости. Он являлся живым воплощением войны — суровым, неумолимым и бесстрашным. Его губы, сжатые в строгую линию, казались готовыми выдать острый приказ, который заставил бы дрожать самых храбрых воинов.
Шинель пошита из грубой шерсти и, казалось, пропитана порохом и кровью. Она сидела на нем как вторая кожа, словно олицетворяя его неразрывную связь с полем сражения. На плечах шинели были вышиты золотые отметины о победах, каждый из которых свидетельствовал о его храбрости и верности царю.
— И? — спросил я, чувствуя, что в этой истории что-то не так.
— Послы прибыли, Ваше Величество. С богатыми подарками и полным портфелем «скромных» просьб о помощи, — генерал немного поклонился, — вот только… Они не ожидали такого приема.
— Приема? — я встал из-за стола.
— Их обстреляли, Ваше Величество, — ответил генерал, — из пушек, перед самыми воротами дворца.
Я отшатнулся, схватившись за стол.
— Кто?
— По официальной версии, это были неизвестные бандиты. Но я полагаю, — генерал взглянул на меня с хитрым блеском в глазах, — что у этих бандитов были не такие «идеалистические» мотивы, как предполагали наши аналитики.