— Кушать хочешь? — вернулась тетя с водой.
— Что-то не хочется, может потом.
Было жарко. Приключения капитана Немо не увлекали, как зимой, когда нужно было делать уроки.
— Может, компоту налить?
Но он и компота не хотел:
— Может, потом, пойду книгу положу, Славка невесело поднялся со скамьи.
— Что же ты маешься, как неприкаянный? Занялся бы чем-нибудь.
Он вошел в дом, положил книгу на этажерку, сел на диван, свесил руки с колен. В доме было тихо, прохладно. На круглом столе лежало глаженое белье. В зеркале трюмо застыли длинными занавесками двери в спальню, на кухню, на веранду. Саманные, штукатуркой мазанные и белилами крашенные стены излучали покой, но покой этот только клонил ко сну, а спать днем он и дома не любил.
— Ты не заболел ли?
— Нет, почему?
Тетя пекла блины. У нее было хорошее настроение, а племянника будто бы выкупали против воли.
— Слава! — позвала она его на летнюю кухню. Может, на велосипеде хочешь покататься?
Сердце прыгнуло кошкой.
— Я не знаю. Может… — чуть не вырвалось по инерции «может, потом», но вовремя сработала голова, хоть и полусонная. Действительно, когда же потом? Потом и совсем не получится. Так все лето и пробегаешь на своих двоих.
— Пока дяди Вани нет. Пойдем! — тетя Зина повела его на веранду.
Нет, такого в жизни не бывает! Велосипед, новый, с блестящими крыльями, легкий на ход, с фарой, с яркой меткой на раме и кожаным сиденьем! И все это ему одному на целый час!
На веранде, прислонившись к окну, стояло чудо велосипедной техники.
— Колеса накачаны хорошо, — тетя зажала в руках руль и повела велосипед на выход. — Сейчас поедешь.
А он уже ехал! Он чуть не полетел с крыльца, забыв, что когда ходишь по земле, ноги нужно передвигать с места на место, а не крутить им.
— Потом протри его хорошенько от пыли, чтобы дядя Ваня не ругался, — тетя Зина подвела велосипед к калитке.
— Ладно, — сказал он и наконец ощутил в ладонях ребристую кожу руля, а ноги его надавили на педали, напряглись и закрутились все быстрее, быстрее.
О, это даже не теплынь Азовского моря, не бычки, не теннис! Это — велосипед! Это нежный шепот шин по южной легкой пыли, ветер в волосах, звонкая песня в груди. Это — скорость!
— Ух, велик! — он все сильнее нажимал на педали. Такой ход!
Велосипед мчался по дороге, а спиной, из-под деревенской хребтины с редкими антеннами, поднималось узкой полоской море. Навстречу пропылила машина. Наглотавшись кислоты землистой, он свернул вправо, и дорога двумя рыжими лентами побежала по лугу с сухой травой. Потянулись лесопосадки, перегораживая аккуратными квадратами поля. Голубое небо насвистывало бойкие песни. А велосипед бежал и бежал вперед. Ехать бы так до ночи. Но дядя Ваня …
— Пора домой! — крикнул Славка и покатил назад.
Но кто-то тронул его по спине, такая приятная прохладная колкая рука.
— Ура, дождик! — обрадовался Славка, потому что за все это азовское время он соскучился по дождю. — Здорово! — крикнул он еще раз и повернул голову назад. — Ого!! — широко раскрыл он глаза. — Откуда такая туча взялась?!
Совсем близко от заднего колеса бежала огромная серая туча. Это ее руки касались мокрой спины, это ее друзья шуговали по лесопосадкам. Она догоняла Славку. С каждой секундой, с каждым оборотом колеса ее ласки становились жестче, злее. И вдруг перед глазами вспыхнула кривая белозубая улыбка, а над головой туча хлопнула сильными ручищами, трахнул гром по небу кулаком.
— Р-рах! Зашибу! — услышал он ее голос, и мощный, настоявшийся в небесах ливень обрушился на ленивое побережье Азовского моря.
Его ждали взрослые, выпрашивали у неба дети, жаждала земля, раскрыв для воды свои поры-трещины. Он нужен был всем. И он пришел, веселый, шумный и дикий.
— Р-рах! Зашибу! — рычала туча, и сверкало небо, грохотало, пугало.
Колеса чавкали по ожиревшей вмиг земле, велосипед бросало в вертлявую пляску, бесился в руках руль, ехать было невозможно.
— Скорее! — не сдавался Славка. — До луга нужно дотянуть, по траве легче будет. Скорее!
Деревенская детвора в эти минуты выбегала на улицу, била ногами по лужам, ручьям в обочинах и кричала:
— Давай! Еще!
И Славка кричал, не замечая хрипа в голосе:
— Еще! Еще чуть-чуть! До травы!
А туча шлепала его по спине, голове, рукам и ногам:
— Хо-хо-хо! Не спеши!
Действительно, спешить было некуда. За лугом до дома можно проехать только по дороге. Грунтовой, упругой, быстрой еще пять минут назад. Грунтовой, разбитой ливнем, с клочьями грязи — теперь. По дороге велосипед перестал двигаться совсем. Славка пытался вести его тем же аллюром, как тетя Зина, когда выводила велосипед на улицу, но легкий на ход велик вдруг превратился в тяжелый механизм с не вращающимися частями. Он поднял его на плечо, сделал несколько шагов — плечо заныло. Повел его опять по методу тети — спина устала. Хоть тащи его, как козла за рога.
— Давай! Давай! — хрипел Славка, толкая велосипед вперед, а страшная туча ехидно огрызалась:
— Р-рах! Р-рах!
Он вздрогнул:
— Как же теперь? Велик весь грязный. Дядя Ваня узнает. Что же будет, велосипед весь заржавеет!
Впереди он увидел деревню, дома тети Зины и тети Веры. Ему даже показалось, что кто-то стоит у калитки, но зло трахнул гром и ветер холодом обжег руки.
— Будь, что будет! — крикнул Славка и медленно пошел к деревне, качая мокрой головой. — Дядя Ваня велик купил, чтобы за жерделами в посадки ездить, еще куда-нибудь по делам. Теперь он испортится. Грязи сколько, воды.
Ливень не слушал горе-велосипедиста, ему приятнее было разговаривать с мальчишками и девчонками, которые бесились под его музыку в деревне…
— Слава Богу! — встретила его у калитки тетя Зина.
— Я не знал, что дождь, — бормотал Славка. — Что так получится.
— Иди на веранду, переоденься. Давай велосипед.
Пока Славка переодевался и пил компот с горячими блинами, тетя вымыла велосипед.
— Просох? На тряпку, протри велосипед, чтобы не заржавел.
— Ладно! — улыбнулся Славка и подошел к влажному чуду велосипедного завода.
За окном блеснуло солнце. Чистое, оно выкатилось на вечернюю прогулку, а небо, приняв его в свои объятия, упрямо толкало тучи подальше — за море.
Последний день на море
Солнце внимательно осмотрело стену, Славкину койку, его жесткий, задубевший от соленой воды чуб, сандалеты под стулом и, не понимая, почему мальчишка до сих пор спит, поднялось над крышами и деревьями деревни, поползло наверх. А Славка все спал: ворочался, вздыхал, кривил губы, водил пальцами по одеялу. Он сон волшебный видел, не хотел просыпаться. И не проснулся бы, потому что дел во сне было много. Да бабушка разбудила:
— Ты, чай, не заболел? Дай голову потрогаю.
Она прижала сухую ладонь к Славкиному лбу, а он буркнул обиженно:
— Ничего я не заболел! Поспать уж нельзя.
— Иди ешь, — бабушка прошамкала за ним во двор. — Да не гуляй сегодня допоздна, завтра рано вставать.
Позавтракав, Славка пошел на море, вспоминая прерванный сон. Красивый был сон. Приехал будто Славка домой, встретил друзей на речке Рожайке, кинул в воду морской волшебный камень, и раскинулось перед мальчишками настоящее синее небо. Большое — до Подольска. С кораблями, лодками, глиссерами, с волнами выше человеческого роста.
Настоящее получилось море из Рожайки. Смотрелось оно с высокого берега не хуже Азовского, и мальчишки бросились в его шумные веселые волны…
— Славка, привет! Уезжаешь завтра? — крикнул Колька, протиравший от пыли отцовский синий мотоцикл.
— Да. На море пойдешь?
— Не могу. На практику надо идти в школу, — Колька важно подмигнул ему, и Славка потопал дальше, вспоминая сон.
Бросились мальчишки в Рожайкино море, а плавать в волнах еще не научились, и на лодках грести тоже. Пришлось показывать, как это делается в настоящем море. Потом, уже на берегу, Славка засыпал друзей горячим песком, встал перед ними и стал рассказывать разные премудрости морские.
— А если в Рожайкином море появятся акулы? — спросил его кто-то из друзей.
— Акулы, говоришь? — важно улыбнулся Славка, но в это время с его волшебным сном что-то приключилось: раздались пистолетные выстрелы, полезла на мальчишек бостон-материя, а из моря — огромные морские свинки. И бабушка появилась.
Он шел по тропе вдоль балки, где они обычно копали червей. Балка быстро мельчала, превращаясь с каждым его шагом в небольшой овражек, который совсем растаял, сравнялся с осыпанной мелкой галькой дорожкой из дома отдыха на пляж. Славка вырулил с мягкой тропы на шуршащую гальку, прошел шагов двадцать, вступил в вязкий песок и остановился. Море!
Азовское, ребристое, — обиженное! Ну почему ты, море, обиделось на Славку?! Донки-удочки он не принес, чтобы выловить очередную порцию бычков, кишащих под мостиком? Ничего, другие мальчишки уже сидят на мостике! Он проспал самое полезное для загара время? Но он итак весь черный, не обижайся, море!
Славка оглянулся: по гальковой дорожке звонко шлепали шлепанцами отдыхающие. И он направился на свое любимое место, у обрыва. Там песок был желтый-желтый, горячий-горячий, мелкий-мелкий. Он разделся, пробежался, обжигая ноги, к воде, остановился у кромки моря. Ноги увязли во влажном песке, и по ним поползли маленькие букашки — морские свинки.
— Да ну вас! — Славка вошел в воду, свинки бросились в песок, закопались.
А море, хоть и обиженное, встретило Славку теплой, бархатной водой. Он шел по мягкому дну, хватал ладонями искрящееся море, обливался им и, когда тело его заблестело, темно коричневое, мокрое, на солнце, он выставил вперед руки, забарабанил ногами по воде, заколошматил саженками.
Долго он плавал, барахтался, нырял, бросал ладонями море вверх, к солнцу. Оно расцвечивало голубые капли сотнями цветов и искрилось радостью, уже не обижаясь на Славку, прощаясь с ним.
Вечером он оделся, забрался по крутогору и остановился над обрывом. Усталые волны медленно катились к берегу, помахивая Славке белыми лапами.