Дело в том, что Зинаида Петровна, к сожалению, не знала, что большинство людей привыкли питаться так, как привыкли. И любые новые для них блюда — чаще всего не заходят. Да, есть определённый процент людей, у которых патологическое любопытство к жизни, к новым впечатлениям, распространяется и на еду. Я сколько раз в прошлой жизни бывала по всяким Египтам-Турциям-Тунисам и так далее, и всегда удивлялась: на завтраках в отелях, народ брал привычные блюда, и крайне редко — местные, экзотические. А это тем более американцы. У них все вкусы ещё более примитивны, вся культура на уровне комиксов (это я основные слои населения имею в виду). Так что мой расчёт полностью оправдался, и Зинаиде Петровне пришлось признать это.
Мы кормили делегацию ужинами все эти дни. Готовка и ужины происходили на квартире у Зинаиды Петровны. Завтракали они у себя в гостинице, там был довольно неплохой ресторан. Обедали они, когда как — то в ресторане, то в столовых тех предприятий, которые посещали. А вот ужины были возложены на нас.
Я усмехнулась, вспомнив, как после того памятного праздничного ужина, когда Зинаида Петровна поняла, что промахнулась, она, в окружении своих подруг, спросила:
— И что теперь? Чем мы их кормить будем?
— Привычной для них едой, — пожала плечами я.
— А что они едят? — осторожно уточнила Валентина Анатольевна, которая была всё-таки похитрее бескомпромиссной и склочной Зинаиды Петровны.
— Всякую ерунду, — поморщилась я. — на ужин можно сделать салат типа «Цезарь», пожарить отбивные или котлеты.
— А на гарнир? Кашу? Или пюрешку? Или лучше голубцы? — спросила Марина, на которой была ещё заготовка продуктов.
— Пюрешку они вряд ли будут, а вот картошку-фри — за милую душу съедят, — ответила я.
— А где мы возьмём картошку-фри⁈ — возмутилась Зинаида Петровна, — Вы бы ещё птичьим молоком их предложили накормить!
— Сами сделаем, — пожала плечами я, — там самое главное, соломкой порезать. И жарить потом во фритюре. Чугунок приспособим, нормально будет.
— Я как-то пробовала так жарить, — задумчиво пробормотала Марина, — так она у меня вся слиплась. Обычная жаренная картошка вышла. Только жирная очень. Никто её дома так и не ел.
— Так там есть парочка хитростей, — усмехнулась я.
Моя средний внучок, Елисеюшка, очень уж любил картошку-фри, но я не доверяла всем этим «Макдональдсам» быстрого приготовления, они поди масло во фритюрницах даже не меняют. Зачем ребёнка трансжирами и консервантами пихать? Нет, я уж лучше сама приготовлю. И ничуть не хуже. Правда повозиться приходилось, но зато Елисеюшка кушал с большим аппетитом.
— Там нужно картошку соломкой порезать, — продолжила объяснять я, — затем хорошо её промыть под проточной водой, чтобы крахмала не было.
— Делала я так! — рассердилась Марина, — говорю же, ерунда вышла.
— После того, как промыли, всю картошку нужно очень тщательно, насухо высушить, — усмехнулась я, — я это обычно простыми хлопчатобумажными или льняными полотенцами делаю. И жарить только сухую. Иначе слипнется. А чтобы жирной не была, то после жарки на бумагу её положить нужно, чтобы лишний жир впитало. Это если вручную делать, с помощью подручных средств.
Ну да, навороченных прибабахов из моего мира у нас же не было, так что придётся вот так вот, ручками.
Надо ли говорить, что бабоньки прониклись. А когда америкосы стрескали всю картоху фри (ели так, что аж за ушами трещало, а мистер Смит вынужден был признать, что в России картошка значительно лучше, чем у них).
Угу, конечно, лучше, раз она натуральная, без консервантов и прочей химии. Не зря вы всё это затеяли, чтобы на нашу картошечку припереться… — мелькнула, помню, тогда мысль.
Поэтому с тех пор мы на каждый ужин делали картошку-фри, а делеганты были очень довольны.
У меня были и другие идеи, так что с задачей мы справились на ура. Что потом отметил Всеволод.
— Тёть Люба, мы в село не поедем? — спросила Анжелика, которая после отъезда делегации весь день маялась от безделья.
— Поедем, — сказала я, — точнее давай сделаем так — ты поедешь завтра с утра, а я потом на выходные приеду?
— Ну мы же хотели все вместе… — надулась Анжелика.
— Ой, только не говори, что боишься сама в автобусе ездить, — поддела её я. — Сама с взрослыми мужиками встречаешься, а в деревню съездить не можешь.
— Я не встречаюсь! — вскинулась Анжелика.
— Да ладно! — удивилась я. — А как же Андрейка? Художник твой ненаглядный?
— Я с ним больше не встречаюсь, — поджала губы Анжелика, — он ограниченный и примитивный.
— Не может быть! — подлила маслица я, — он же это… как его? а! богема!
— Да какая он там богема! Мужику тридцать лет, а он сидит в Калинове, какую-то фигню рисует и надеется, что станет знаменитым, как Сальвадор Дали!
— Ну, а вдруг станет? — продолжила подначивать Анжелику я, с удовлетворением наблюдая, что всё идёт по моему плану.
— Сальвадор Дали пахал, как конь. И был реально талантливый! — отрезала Анжелика, — а этот сидит в своём подвале, который он непонятно зачем называет мастерской, и жалуется, что мир его не понимает!
— Так, может, он настолько гениальный, что значительно опередил своё время? — прищурилась я. — Может, после смерти к нему придёт признание?
— Я не хочу после смерти! Я хочу сейчас жить хорошо! — заявила Анжелика.
— А как, по-твоему, нужно жить, чтобы было «хорошо»? — закинула удочку я.
— Поступлю в училище, выучу английский. Поеду в Америку, выйду замуж за Джоша…
— За какого ещё Джоша? — испугалась я.
— Это мистер Харрис, — улыбнулась Анжелика, — Джош Харрис. И я буду миссис Анжелика Харрис. Красиво же?
— А ты уверена, что он на тебе сразу женится? — спросила я.
— Конечно! — с железобетонной уверенностью кивнула Анжелика.
Я вздохнула. Этот период, развал СССР и «лихие девяностые» был началом процесса, когда США начали нашим людям усиленно засирать мозги. Подменять общечеловеческие идеи и ценностями жвачкой с красивыми вкладышами. И конечно же, начали они всё это с молодёжи. Вот сидит такая себе девочка Анжелика и у неё хрустальная мечта — уехать в Америку и выйти замуж за Джоша. А подумать, что, может, этот Джош живёт там в какой-нибудь Алабаме, посреди выжженной солнцем прерии в убогом вагончике? Но нет, выйти за Джоша замуж, по её мнению, круто, потому что Джош — американец!
Я поморщилась и сказала:
— А почему ты уверена в этом?
— Ты видела, как он на меня смотрел всё время⁈ — привела убойный аргумент Анжелика.
— А ты не думала, Анжелика, — попыталась я опустить её с небес на землю, — что смотрел он на тебя потому что ты для него — экзотика? Эдакая интересная зверушка? Ты же тоже на мисс Флорес смотрела.
— Потому что я таких людей не видела, — начала Анжелика и осеклась.
— Ну вот, — развела руками я, — сама понимаешь.
Анжелика промолчала. Только покраснела сильно-сильно.
— Ты пойми, Анжелика, — попробовала направить её мозги в правильное русло я, — Джош приехал в составе делегации в варварскую Россию, в осколок некогда великой страны, чтобы «протянуть братскую руку помощи». И отношение у него, у них всех, к нам — свысока. А почему? Потому что больше великой страны нет. Да, мы ещё встанем на ноги, мы ещё покажем себя. Через много лет. Но сейчас — нет. И отношение у него — как высшего к низшему. Тебя такое положение вещей устраивает? Ты хочешь жить замужем в какой-то Алабаме, готовить еду, рожать детей, стирать-убирать и полностью зависеть от мужа? Сегодня он любит тебя — хорошо, на тебе, Анжелика пять долларов, можешь сходить в магазин и купить себе новые трусы. А завтра его какая-то молодая вертихвостка увлечет, и он тебя под зад ногой. А детей отберет. Потому что он — американец, а Америка своих граждан охраняет. А ты — чужачка, пришлая, понаехавшая. И ничего ты не сделаешь. Будешь всю жизнь терпеть. Хочется тебе такой жизни, да?
— А что мне делать? — опустила голову Анжелика.
— Во-первых — не унывать. Потому что лишние слёзы-сопли проблему никак не решают. А решение здесь одно — стань кем-то, чтобы из себя что-то представлять. Стань с ним на равных. И вот тогда ты можешь быть равноправным партнёром. Брак — это равноправное партнёрство. И только на таких условиях ты сможешь быть счастливой и не бояться о завтрашнем дне.
— Я поняла… — задумчиво сказала Анжелика, — я выучу английский, получу образование, а потом выйду замуж за Джоша!
— Уже лучше, — кивнула я, понимая, что за пять лет концепция ещё десять раз изменится.
А через день состоялся тот разговор с Всеволодом. Мы беседовали в его библиотеке, как обычно.
Он удивлённо рассматривал мой листочек, на который я выписала тех людей, которых хочу видеть у себя в группе.
— Хм… удивительно, — наморщил лоб старейшина, — почему семь, а не десять?
— Потому что я считаю, что в группе должны быть близкие доверительные связи. А десять человек — это уже практически толпа. Да и семь многовато, но, если будет меньше, можем не справиться с некоторыми делами.
— Угу… ясно…. — задумчиво протянул Всеволод и тут же поднял взгляд на меня, — Любовь Васильевна, ну я всё понимаю. И в целом к кандидатурам у меня каких-то замечаний нет. Вот только…
— Что вот только?
— Одна кандидатура меня… как бы это сказать…?
— Смущает? — подсказала я.
— Да, смущает, — кивнул Всеволод.
— Если вы имеете в виду Петра Кузьмича, то это из-за того, что он юрист. Я бы, конечно, лучше Валентина взяла. Но вы же не отдадите.
— Валентина не отдам, — опять кивнул Всеволод. — Но нет, меня совсем другая кандидатура смутила…
— Какая? — не поняла я.
— Зинаида Петровна! — старейшина покачал головой, — Любовь Васильевна, я прекрасно знаю, как она к вам относится. Неужели вы решили таким вот образом расквитаться с нею? Это противоречит морали и принципам…
— Подождите! — перебила Всеволода я, — какие принципы⁈ Кто чему противоречит⁈ Вы о чём вообще?
— Решила загонять её? — напрямик, без экивоков, брякнул Всеволод.