Сенька похолодел от ужаса. А как же БабЗина?! А он?! Хотел что-то крикнуть, что-то возразить, но... Его рот был запечатан намертво. Даже губ не осталось.
Яга повернулась к Кикиморе:
– Давно к людям шастаешь?
– Всего разок-то и сходила! – вскинулась та, невинно хлопая глазами.
– Твой дом – лес! – неожиданно встрял Леший.
– Лучше не ври мне! – в ярости зарычала Яга. – Мигом в гадину ползучую оберну!
Кикимора видела, что Яга не шутит. Но вдруг осмелела – а чего теперь терять?
– Давно шастаю, подумаешь! Сначала в твердыне норка махонькая была! А потом всё ширше и ширше! Я ради интереса нос сунула...
Все молчали. Особенно Сенька, который ох как хотел сказать, да не мог. Во рту ни языка, ни зубов не осталось.
– Что ж мне теперь, от скуки здесь помирать?! Раньше хоть залётные богатыри захаживали! А теперича! – Кикимора безнадёжно махнула зелёной лапой. – Тыщу лет одни тут кукуем! Одичали совсем!
– По богатырям соскучилась? – зашипела Баба Яга, как будто водой на раскалённый камень плеснули. – Может, и по Кощею затосковала?!
– Тоже скажешь... – заскулила Кикимора. – Меня от одного его имени корёжит... Всех моих сестриц извёл, злодей.
Баба Яга вздохнула тяжко. Ведь знала: твердыня на ладан дышит! Всё надеялась: авось, ещё тыщу лет простоит...
– Показывай, где твердыня наша прохудилась, – велела она.
– Пойдём, Бабочка... Пойдём, родненькая... – засуетилась Кикимора.
И побежала вперёд на четырёх лапах, подобострастно прижимаясь к земле.
Яга отмахнулась от ступы, которая, как собака, поплелась за ней. Старуха самостоятельно доковыляла до того места на поляне, где был проход, через который Сенька просочился в волшебный мир. Она осторожно ткнула пальцем в твердыню. Купол загудел и показался. Кикимора восхищённо смотрела на прозрачную стену, уходящую в небеса. Баба Яга, сокрушаясь, изучала прорехи, которыми пестрел купол, как лоскутами – одеяло.
Волшебный лес затих и замер. Даже птицы перестали петь. Воздух трещал, как электричество. Кикимора поёжилась.
– А ты какого лешего припёрся? – спросила Яга, не оборачиваясь.
Леший стоял у неё за спиной, держа под мышкой человеческого детёныша.
– Человек!
– Пусти! Гад! – вдруг завопил Сенька, снова получивший возможность говорить.
Яга глянула на мальчишку, который ужом извивался в ветках-руках. Неожиданно наглец лягнул Лешего, выскользнул и помчался к дыре в твердыне. Яга расстроилась – силы волшебной в ней немного осталось. Заклятья больше пяти минут не держатся...
Сеня почти достиг своей цели. Купол был виден, поэтому он сразу узнал ту самую дыру в кустах, через которую полз на четвереньках сколько-то времени назад. До неё оставалась всего пара шагов!
– Стоять! – вдруг произнесла Яга вроде бы тихим голосом, который неожиданно разнёсся громовым раскатом на весь лес. – Обернись!
Сенька не хотел, но повиновался. Иначе не мог.
Старуха сунула ему в лицо костлявый палец и начала рисовать круги перед глазами, будто гипнотизируя.
Кикимора вся сжалась в ожидании беды.
Сенька, наглея от возможности говорить, заорал:
– А ну пустите! Не то я в полицию заявлю! Что вы меня похитили! А я несовершеннолетний!
– Надоел, – поморщилась Баба Яга. – Суеты от тебя много.
Она ткнула пальцем в лоб Сеньки. Ррррраз! И тот превратился в кабанчика – молодого, в бархатистой коричневой шкурке, в меру упитанного. Одежда, телефон и тюбик с мазью упали в траву.
Сенька удивлённо хрюкнул. Попытался рассмотреть свои копытца, шёрстку, хвост закорючкой. Кикимора, от греха подальше, подхватила его на руки, прижала к себе.
– Говорила, лучше зельем забудным, – чуть не плача, сказала она. – И куда его теперь?
– Волки сожрут, – пообещала Яга. – И поделом! Не будет шастать куда не звали.
Кабанчик вперился в старуху ошалевшими глазами, похожими на две янтарные бусины. Недовольно хрюкнул в знак протеста.
Яга посмотрела сквозь него, как будто он не человек и не кабанчик вовсе, а пустое место. Прошлась туда-сюда вдоль дырявого купола:
– Слабеет моё заклятье. После Иванова дня рухнет.
– Как же мы? Без твердыни-то? – оторопела Кикимора.
Яга не ответила. Закопалась в своих одеждах – древних, полуистлевших. Отцепила с кожаного ремня потёртый кисет с вышитым, едва различимым цветком. Вытряхнула что есть, до последнего. На ладони образовалась горстка серебристой пыльцы – как горстка пепла. Порошка было так мало, что старуха позволила ему просочиться сквозь пальцы.
– Нужен дивноцвет. Чтобы новую твердыню возвести, – сокрушённо вздохнула она.
– Эка! Дивноцвет! Так у нас его отродясь не было! Он у людей завсегда рос!
– А наш дом – лес! – поддержал Кикимору Леший.
Яга вздохнула:
– Делать нечего. Значит, к людям полечу.
Леший охнул.
– Мне, значится, нельзя в город шастать, – заворчала Кикимора. – А сама...
Яга бросила на неё свирепый взгляд.
– Ладно. Молчу-молчу! – пошла на попятную Кикимора.
И отошла подальше, прижимая к себе Сеньку-кабанчика.
Яга свистнула на весь лес. Ломая ветки, сшибая гигантские мухоморы, к ней ринулась ступа с метлой. Миг – и Яга оказалась в деревянной кадушке. Та взмыла, заложив крутой вираж над поляной.
– К полудню после Иванова дня верну-усь! А то всем нам ху-удо будет! – прокричала сверху Яга. – И вот ещё что-о! Узнаю, кто из леса-а хоть но-огой...
Ступа не дала договорить, рванула через щель в твердыне с треском и искрами. Пропала.
Сенька-кабанчик с обиженным хрюканьем вырвался из рук Кикиморы.
– Куда ты опять? Ну куда? Сказали же, из леса ни ногой! – заполошно запричитала Кикимора, пытаясь поймать Сеньку в охапку. Да не тут-то было!
Тогда Кикимора исчезла с того места, где стояла. И тотчас появилась рядом с кабанчиком, подхватила его зелёными лапами:
– Ох, неугомонный!
Сенька грустно обмяк. Понял – никуда ему от этого злющего волшебства не деться.
Леший вдруг заскрипел, как старая телега.
– Мой дом – лес! – сообщил он невиданную новость и поковылял обратно к ручью.
Кикимора, крепко зажав Сеньку-кабанчика под мышкой, поскакала следом.
Глава 4Ивана Купала
Прикрывшись ладонью от солнца, Яга летела над городом и обозревала окрестности. Ступу немного заносило на поворотах. Иногда она пробуксовывала в воздушных ямах. Но в целом шла хорошо, держала баланс и приличную скорость.
Внизу под Ягой змеились ленты дорог, проплывали разноцветные плоские крыши каких-то строений, мелькали машины, машины и снова машины. Улицы со всех сторон обступали огромные башни, похожие на мрачный частокол из камня и стекла.
– Телеги-то с конями куда делись? Избы где? – дивилась Яга. –Видать, хорошо зажили люди! Сплошь железо на колёсах да каменные столбы-гиганты. Тьфу!
Завидев деревья вдоль воды, Яга обрадовалась. Где лес да речка – там и деревня! А дивноцвет у людей под любым забором растёт! Не ценят человеки его, не понимают. Но, подлетев ближе, Яга увидела только дорожки и скамейки, двухколёсных людей и странные конструкции-лестницы, на которых резвились человечьи детёныши – чисто букашки-таракашки.
– ...Где ж деревни? Деревни тут были! – изумлялась Яга. – Люди где живут-то сейчас?
На том месте, где раньше была пыльная деревенская околица с козами да курами, теперь торчали каменные башни-столбы. Баба Яга снизилась. Пролетела мимо этажей, заглядывая в окна. Сообразила, что длиннющие коробки, упирающиеся в небо, – и есть дома. Многоэтажки.
Не веря собственным глазам, не понимая, куда рулить, Баба Яга развернулась обратно к деревьям.
...В ожидании зелёного сигнала светофора на пешеходном переходе топтались мама с дочкой. Мама смотрела в телефон, а девочка – в небо, в просвет между небоскрёбами, где проплывали интересные, похожие на разное, облака. Вдруг мимо просвистела ступа со старухой. Девочка запрыгала от волнения, заверещала, показывая пальцем вверх.
– Мам, смотри!!! Баба Яга!
Не поднимая головы, не отрываясь от телефона, мама натянула дочке на голову панаму.
– Заяц, говорила же тебе, надень! Солнце голову напечёт.
Девочка следила за Бабой Ягой, пока та не скрылась за домами. «Почему взрослые самого важного не замечают? – сердито думала она. – Тут настоящая Баба Яга! А маме всё равно».
Тем временем Яга второй раз промчалась над вывеской «Городской парк». Она покружила над дорожками, где собаки водили людей на верёвках – странное занятие! И полетела навстречу духовитому ветру, в котором различались сильные запахи одежды и еды. Человечьего духа.
Запах вывел её на большую площадь, где двигались в разном направлении парни и девки в деревенских костюмах, какие-то люди с железяками. Площадь оплетали верёвки-провода. Ярче солнца горели круглоглазые фонари на металлических ногах.
Яга не знала названий многих предметов, не понимала происходящего. Впрочем, в суете, царящей на площади, почти никто ничего не понимал.
Перед уличной сценой метался режиссёр – взъерошенный, как дикобраз, страшно нервный. Голосом, срывающимся на крик, он отдавал команды. А больше ругался, поскольку был всем недоволен. Следом за ним, как тень, следовал ассистент с рацией. Он повторял слова режиссёра, словно передразнивал.
– Что с квадрокоптером? Готово? Нет?! – вопил режиссёр, вытирая пот со лба. – Мне нужен воздух! Масштаб!
– Что с квадрокоптером? Готово? – равнодушно повторил ассистент в рацию.
И прислушался к ответу на том конце.
– Могут запускать для тестового полёта, – передал он режиссёру.
– Так запускайте! – взвился тот. – Милости прошу!
Директор по кастингу, не говоря ни слова, подошла и сунула режиссёру под нос планшет с фото актёров массовки. Он вперился взглядом в экран. Делая паузы, директор листала подборку.
– Боже, Боже! Откуда вы набрали этот сброд? – трагично воскликнул режиссёр. – Нам нужны парни и девушки, которые ищут свою любовь! Кого она может найти с таким выражением лица?! Лешего?! Заменить!