Яга всмотрелась в девичье лицо – сомнений не осталось. И нос тот же – чуть курносый. И лоб выпуклый, упрямый. И глаза как два синих светляка. Волосы прибрала – ну точно коса по пояс. И платье на ней до пят – правильное, породистое.
– Вот так встреча... – охнула старая. – Дружила я с твоими бабками... Знатные были кудесницы! Таких историй тебе порассказать могу...
Лицо Марьи радостно вспыхнуло. Поверила сразу. Всегда знала, что она не от мира сего. Теперь понятно почему.
– Она?
Рядом нарисовались двое полицейских и водитель.
– Она, ведьма! – крикнул дядька, указывая на Ягу рулём от джипа.
Полицейский – тот, что помоложе, – сделал решительный шаг вперёд и взял под козырёк:
– Младший лейтенант Митрохин! Прошу пройти в отделение для составления протокола!
– Ага! – сказала Яга, медленно пятясь.
Вдруг с неожиданной прытью отскочила в сторону и вскинула руку для колдовства. Вжу-ух! Полицейские исчезли. Водитель замешкался немного. И тоже пропал.
– Вы что творите?! – возмутилась Марья. – Так нельзя! Немедленно верните их обратно!
– Куда вернуть? – переспросила Яга. – Они все здесь.
И посмотрела себе под ноги.
По тротуару ползли две улитки. И оранжевый шершавый слизень. Все в разные стороны.
– Ужас какой... – с отвращением глядя на эту компанию, произнесла Марья.
– А чего ты их защищаешь?
– Потому что нельзя вот так! Любого во что хочешь превращать!
– Кто запретил? – деловито поинтересовалась Яга.
– Кто-кто! Не знаю, – растерялась Марья. – Но тут так не принято!
– А как у вас принято?
– Надо сначала поговорить, разобраться.
Марья посторонилась на полшажка, поскольку полицейские-улитки целенаправленно ползли к её белым кедам. Это было неприятно.
– Верните их обратно, – попросила она. – Я с ними объяснюсь. И не делайте так больше!
Баба Яга с интересом наблюдала за молодой искусницей-кудесницей. Как же она раньше её не раскусила? Девка – огонь!
– Ладно, Марья! Коли просишь за дружинников, так тому и быть.
Яга взмахнула клюкой. Пара улиток и рыжий слизень превратились в людей.
...Полицейские Валера Митрохин и Сергей Назаров сделали вид, что ничего особенного не случилось. Но по тому, как задумчиво водитель разглядывал руль от джипа в собственных руках, было понятно, что он подозревает что-то неладное. Пытается осмыслить странные ощущения, которые только что пережил.
Стараясь быть убедительной, Марья обратилась к полицейским:
– Вы нас извините, пожалуйста! Бабушка не местная...
– Младший лейтенант Митрохин, – хмуро завёл старую пластинку молодой. – Поползёмте в отделение!
Второй полицейский – старше по возрасту и по званию – бросил на напарника удивлённый взгляд:
– Петрович, ты чего несёшь?!
– Ой, тьфу... – спохватился Митрохин. – Пройдёмте, говорю.
Водитель безлошадной телеги, сжимавший обеими руками руль от джипа, молчал. Он шёл в отделение замыкающим, стараясь не скользить, слегка подруливая на поворотах.
Глава 7Ищи его, свищи!
Согласившись идти в отделение полиции, Баба Яга теряла время. Это было глупо, неправильно. Но, следуя волшебной логике, что бы ни делалось, всё – к лучшему. «Если уж Марья Искусница встретилась мне на пути, – думала Яга, – это что-то да значит. Пригодится». Вслед за Марьей она спокойно доковыляла до палат дружинников. И даже дала заковать свои руки в железные браслеты. Избавиться от них было легче лёгкого, но Яга не пыталась. Она чуяла: всё идёт как по писанному. Надо просто подождать.
К старухе, да и к Марье дружинники отнеслись с уважением. Девицу усадили за стол. Вручили перо самописное, которым та бойко водила по бумаге, рисуя красивые ровные строчки. Иногда перо замирало – Марья задумывалась. Но потом, преодолев запинку, бойко строчила дальше.
– Как писать? Бабушка превратила машину в телегу? – снова запнувшись, спросила она полицейского, который был постарше и выглядел солиднее.
Старший лейтенант Назаров внимательно посмотрел на девушку: вроде в себе и не дура. Красивая даже. Может, они сговорились?
Ладно, разберёмся.
Полицейский перевёл взгляд на старуху – древнюю, как стены старого кремля.
– Превращали, бабушка? – строго спросил он, втайне надеясь, что та опомнится и войдёт в разум.
– И тебя превращу! – злобно пригрозила старуха. – А ну сымай оковы! Если не хочешь жабой болотной век вековать!
– Тоже мне! Нашли лягушку-царевну, – вздохнул старший лейтенант.
Теперь он чётко понимал: это дело так просто не решится. Полицейские переглянулись. Митрохин, которого в отделе для солидности звали Петровичем, незаметно покрутил пальцем у виска – мол, похоже, девица с бабкой не в себе. Его напарник кивнул в знак согласия.
– Так и пишите, – грустно сказал он Марье. – Бабуся превратила одно дорожно-транспортное средство в другое.
– Какая я тебе бабуся? – вскинулась Яга. – Леший тебе бабуся!
Девушка бросила на старуху испуганный взгляд и с усердием налегла на самописное перо. «Почему перо?! Обычная ручка! Что это я в архаизмы ударился?» – подивился сам себе полицейский.
Пока напарник оформлял протокол, Петрович взялся за осмотр вещдоков. Он придвинул к себе ветхую холщовую сумку, изъятую у старухи. По очереди стал выкладывать на стол пузырьки, тряпичные кульки с травами, прочий мусор: ссохшиеся куриные лапки, какие-то порошки в берестяных коробках, то ли грязные камешки, то ли комки глины... На самом деле это были сушёные глаза, но Яга не стала об этом рассказывать. Её и не спрашивали.
Каждый предмет Петрович пристально разглядывал, нюхал и морщился.
– Какого года рождения, вы сказали? – продолжал заполнять протокол старший лейтенант Назаров.
– ...Горыныч когда Новгород дотла пожёг? – задумалась сумасшедшая бабка. – Вот и прибавь к энтому пять веков.
Полицейские снова переглянулись: всё понятно. Пора, не привлекая внимания, вызывать скорую помощь. Но не простую, а золотую. То есть психиатрическую.
Старший лейтенант Назаров стал набирать номер в телефоне...
Марья заметила эти взгляды. Они ей совершенно не понравились. Похоже, странной бабушке грозит опасность. А может, наоборот – полицейским. Как бы она чего не выкинула... Марья с удивлением поняла, что в любой ситуации примет сторону сказочной старухи. Хотя бы потому, что та обещала ей порассказать историй про маму, бабку Марью, и даже дальше, чего уже никто не знал и не помнил.
На стене напротив светился экран телевизора. Пока шла реклама, старая не обращала внимания на мелькание лиц и предметов, но как только началась трансляция из городского парка, она удивлённо вскинула косматые брови и с интересом включилась в происходящее:
– Что это за блюдечко у вас такое чудное? Не круглое? И без яблочка?
– Это, бабушка, телевизор. Не узнали? – пояснил Назаров.
И прибавил звук для наглядности.
Петрович хмыкнул, рассматривая очередной пузырёк.
Старушенция не ответила. Не поняла сарказма.
По сцене на экране проскакали какие-то ряженые. Затем начались частушки-прибаутки. Показался журналист, сжимающий в руке грушу микрофона:
– Праздник Ивана Купала в городском парке в самом разгаре! Сотни гостей и десятки актёров готовятся приветствовать цвет нашего города! Людей, которые денно и нощно работают над тем, чтобы жизнь горожан становилась всё лучше! Всё веселее!
Яге стало скучно. Она опять не понимала смысла слов, хотя этот, в блюдечке, говорил вроде по-русски.
Но тут камера сместилась чуть вбок, и в центре внимания оказался человек, идущий на сцену по красной ковровой дорожке. По мере того, как он приближался, Яга всё внимательнее, следила за его чуть подпрыгивающей походкой.
– И вот! На сцену поднимается... меценат! Спонсор сегодняшнего праздника! Почётный гражданин города! – захлёбывался от восторга журналист, подобострастно меняя точки на восклицательные знаки. – Профессор! Академик исторических наук! Уважаемый всеми директор Главнейшего исторического музея! Иван! Додонович! Царский!
Додоныч предстал перед камерой крупным планом – лощёный, слегка лысоватый, в дорогой шёлковой рубахе в стиле «а-ля рус», с радушно-снисходительной улыбкой на лице.
– Здорово! – по-простецки кивнул он в камеру.
– Ва-анька?! Живой?! – как ужаленная подскочила Яга к телевизору. – Ты откуда такой взялся? Точно блин румяный-масленый?
Отец города и меценат тем временем отвернулся от камеры, пошагал дальше и легко взбежал по ступенькам на сцену.
– А ну стой! Не признал, што ли?! – Яга яростно тыкала в спину Додоныча кривым перстом.
– Пожалуйста, не трогайте экран! – рассердился старший полицейский. – Отойдите от телевизора!
Он мягко оттеснил старуху, усадил на место. Они с Петровичем снова обменялись многозначительными взглядами. «Что-то это уже слишком, – подумали оба не сговариваясь. – Темнит бабка, переигрывает. Косит под сумасшедшую, явно. Хочет уйти от ответственности. Похоже, поторопились мы с диагнозом».
– Проживаете где? – спросил Назаров, продолжая оформлять протокол.
– Известно где, в избушке, – буркнула та.
– На курьих ножках! – прыснул Петрович, не сдержался.
Старший лейтенант кинул на младшего недовольный взгляд и снова углубился в протокол, стараясь скрыть раздражение. Он только-только подозреваемую в чувства привёл, а Петрович опять! Провоцирует!
Младший лейтенант Митрохин понял, что дал маху. Он деятельно нахмурился, откупорил первую попавшуюся мутную склянку, сунул в неё мизинец, поддел оранжевую слизь и понюхал. Апчхи!
– Будь здоров, – привычно отреагировал напарник.
Тишина.
Старший лейтенант Назаров оторвался от бумаг и обернулся. Петровича не было.
Полицейский встал. Медленно подошёл к тому месту, где Митрохин только что разбирал вещдоки.
Оглянулся. Напарника нигде не было.
Старший лейтенант Назаров заглянул под стол – пусто.
– Валера? Петрович? – позвал он. – Э-э-эй, друг! Ты куда делся?