«Вежливо отстраниться», — ехидно предложил внутренний голос.
«Могла бы», — согласилась я.
Но… не смогла. Стормозила, как это со мной часто случается. Нет, я не жалела о том, что случилось. Смущало только, что моя теория бдительности слишком быстро потерпела крах… Если все так начинается, то что же будет дальше?
Напрасно я боялась — когда «Вереница» кончилась, Артем вел себя как ни в чем не бывало, и я немного успокоилась. Мы станцевали еще несколько медленных танцев, а потом объявили заключительный венский вальс. Он протянул мне руку:
— Пойдем?
Похоже, венский вальс был единственным танцем классической программы, к которому он благоволил, но я отрицательно покачала головой: экстремальных ощущений на сегодня было уже многовато.
Мы оказались не одиноки — прощальный венский вальс решили проигнорировать многие. Переодевшись в общей раздевалке — после поцелуя комплексов на этот счет у меня совсем не осталось, — мы вышли на улицу. Было не то что бы холодно, а, скорее, как-то неприятно.
— Февраль — самый противный месяц, — пожаловалась я.
— Зато нежарко, — отозвался Артем, и я усмехнулась:
— Что правда, то правда.
— Люди странно устроены, — продолжал рассуждать он. — Зимой все жалуются на холод и ждут лета. Зато летом все начинают страдать от жары…
— И ждать зимы, — подхватила я со смешком.
— В том-то и дело — зимы при этом никто не ждет. Просто народ никак не может определиться, чего ему надо.
— Нежаркого лета, — предположила я.
— И нехолодной зимы, — подхватил он.
— Нехолодная зима — вот это как раз противно, — не согласилась я. — Мороз все-таки лучше дождя и оттепели!
В таких увлекательных разговорах мы спустились в метро и нерешительно замерли на платформе.
— Я тебя провожу, — полувопросительно сказал Артем, и я только кивнула.
Около моего подъезда мы остановились. Не говоря ни слова, он неуклюже обхватил меня перчатками и снова поцеловал. Мороз обжигал кожу, ощущения фантастическим образом смешивались — тепло и холод, нежность и стужа, любовь и неизвестность… Теплая одежда не давала нам сблизиться, и в этом было нечто особенно волнующее.
— Пока, — шепнул он, и я, все еще ошеломленно улыбаясь, шагнула к своей двери.
Глава 5. Тридцать второе декабря
Мы влились в поток, ручейками стягивавшийся к Красной площади. То есть это Сергей утверждал, что мы движемся к Красной площади — сама я местность категорически не узнавала: то ли за пестрой толпой было сложно что-то разглядеть, то ли шампанское наконец подействовало. Вскоре впереди показались обещанные рамки, через которые мы беспрепятственно прошли и оказались на Большом Москворецком мосту. И тут нас ожидал неприятный сюрприз: никакого прохода на Красную площадь не было. На фоне собора Василия Блаженного возвышалась сцена, на которой шло праздничное представление, а по бокам располагались огромные экраны. Вся эта конструкция наглухо перегораживала проход на главную площадь страны.
— Так что же, бой курантов мы не услышим? — заволновалась Соня, и я поняла, что это ее первые слова за все время — девушка Сергея удивительно напоминала одноименного персонажа «Алисы в Стране чудес».
— Почему, услышим, — уверенно заявил Сергей. — Здесь же не очень далеко.
— Надо было с другой стороны идти, — подхватила Наташка. — Тогда бы точно на Красную площадь попали.
— Уже поздно куда-то бежать, — резонно заметил Кирилл. — Пришли, так будем смотреть отсюда.
Я посмотрела на него с уважением — люблю здравомыслящих людей. Действительно — зачем дергаться и переживать, если ничего изменить нельзя? Но как часто это происходит, причем по любым поводам — от серьезных до самых ничтожных! И избавиться от этой дурной манеры нет никакой возможности…
— С Новым годом! — заорал кто-то прямо у меня над ухом.
Я вздрогнула и очнулась — нашла место и время философствовать! Вокруг скакал народ с заячьими ушами и клоунскими носами, в блестящих шуршащих париках, обмотанный серпантином и дождиком… На сцене шла какая-то увеселительная программа, ведущий поминутно поздравлял всех с наступающим Новым годом, но видно и слышно было плохо, и особого внимания на площадку никто не обращал — все веселили себя сами как могли. Впрочем, главное развлечение было впереди.
— Ты что такая грустная? — наклонился ко мне Кирилл.
Я сжала губы, чтобы не ляпнуть лишнего, — эта фраза в моем персональном рейтинге дурацких вопросов занимала почетное первое место. Какой, скажите, смысл об этом спрашивать? Человек грустит и молчит — значит, есть причина, которую ему не хочется озвучивать. А если нет — вам просто показалось, и вы поставите его в неловкое положение. Стану я сейчас рассказывать практически незнакомому парню, почему я грустная!
— Потанцуем? — внезапно предложил он, не дождавшись моего ответа. И неожиданно добавил: — Может, хоть сейчас не откажешься?
— А когда я отказалась? — страшно удивилась я.
— На дискотеке новогодней, — пояснил он.
— Не помню, — смущенно пробормотала я.
На самом деле я, конечно, помнила — и правда, кто-то подходил. Но я тогда так глубоко погрузилась в свои переживания, что не обратила на личность приглашавшего никакого внимания. А это, оказывается, вот кто был!
— Ну и ладно, — легко согласился Кирилл. — А сейчас?
— Давай, — кивнула я и прислушалась.
Из мощных колонок доносилось нечто в ритме вальса. Танцевать зимой на улице мне еще не доводилось, но я не жалела, что согласилась. Может, хоть так отвлекусь от печальных мыслей? Я положила руки в перчатках Кириллу на плечи, и мы закружились на свободном пятачке.
Народ вокруг нас почтительно расступился. Чем полезно хотя бы немного заниматься танцами — в некоторых обстоятельствах ты никогда не ударишь в грязь лицом. Ибо даже самые скудные умения в глазах профанов выглядят как высший пилотаж, неизменно вызывают восторг, и твой рейтинг немедленно взлетает до заоблачных высот. Вот и сейчас я чувствовала восхищенные взгляды, словно мы показывали нижний брейк-данс, а не простенькую фигуру из трех повторяющихся шагов. Танцевать в зимнем облачении на асфальте, покрытом лужами растаявшего от реагентов снега, оказалось не очень комфортно, но мы честно дотянули до конца мелодии и сорвали заслуженные аплодисменты.
Больше заняться было нечем — все дожидались главного события праздника. Куранты коротко отметили, что до Нового года осталась четверть часа, и стрелки двинулись дальше.
Без десяти минут народ заволновался.
— Где президент? — заорал кто-то.
Но на экран продолжал транслироваться концерт на сцене, демонстрируя необъятную тетю в русском народном костюме, вероятно, натянутом поверх шубы. Стрелки безучастно приближались к двенадцати, волнение усиливалось. Мне же было все равно. Какая разница, если мы с Артемом не вместе? Я отмахивалась от тяжелых мыслей, но в голове сами собой рисовались блистательные картины новогоднего бала.
Народ взревел — на экранах наконец появилась знакомая картинка: президент в черном пальто на фоне Спасской башни, но слов главы государства было не слышно за гулом толпы.
— Смотрите, уже двенадцать! — громко удивился Сергей. — Что ж так несинхронно-то?
Стрелки курантов и правда сомкнулись в верхней точке. Все вокруг весело возмущались, доставая невесть как пронесенные бутылки шампанского и пластиковые стаканчики. Когда речь закончилась и на экранах появились куранты, настоящие отсчитали уже пять минут первого.
— Вот лажа! — не мог успокоиться Сергей.
Я почти не удивилась. Какое настроение, такой и праздник… Мелькнула бредовая мысль: может, это я все испортила своим негативом? Желаний я не загадывала, Новый год для меня вообще как будто и не наступал, а продолжался прошлый — тридцать второе декабря…
Разве можно ждать чудес, если удивительная сказка, начавшаяся в моей жизни год назад, превратилась в настоящий кошмар? Со мной чудо уже произошло, но я не сумела его сохранить… Похоже, ангел-хранитель, или кто там наблюдает за мной сверху, отвлекся на свои дела и вряд ли меня слышит, так какой смысл беспокоить его лишними просьбами.
Каждый год все беспрестанно желают друг другу счастья, загадывают желания и что? Где это все? Сбывалось бы хотя бы процентов тридцать загаданного — насколько вокруг стало бы больше счастливых людей! Если, конечно, это не объяснялось бы банальными совпадениями.
В моей сумке разрывался телефон. Мама беспокоится? Я сорвала перчатку, вытянула аппарат, взглянула на экран, убедилась, что это не мама, и аккуратно убрала его обратно — очередные поздравления Артема мне были не нужны.
Телефон замолкал и звонил вновь. Сумка противно вибрировала, но я стойко не обращала на нее внимания. Хорошо, что во всеобщем шуме и гаме звонков никто не слышал. Когда звонки наконец прекратились, я все-таки посмотрела — Артем звонил мне восемь раз, но это уже не имело никакого значения. Решение я приняла еще днем. Нет, еще вчера…
— Тая, — вдруг протянул Кирилл.
Я недоуменно обернулась.
— Какое у тебя имя красивое, — продолжал он.
— Спасибо, — сдержанно отозвалась я.
Такой поворот событий переставал мне нравиться, и предчувствия меня не обманули.
— Пойдем завтра в кино?
— Первого января? — хмыкнула я.
— Ну да, почему нет.
— А на что? — За дополнительными вопросами я прятала смущение и растерянность.
— Не знаю, посмотрим, что сейчас идет.
— Надо подумать, — коротко откликнулась я и на всякий случай отодвинулась от него подальше.
Никакие свидания мне сейчас были не нужны. Спасибо, находилась!
Утро первого января бывает приятным — когда просыпаешься и вспоминаешь, как здорово повеселился в новогоднюю ночь. Бывает обычным — когда праздник получился ничем не примечательным. Бывает грустным — когда жалко, что все закончилось и Новый год наступил…
Такого утра, как сегодня, я припомнить не могла. Нет, мне уже не было грустно или больно. Меня переполняла мрачная решимость сделать то, что я задумала — расстаться с Артемом.