— Мало сказать — хорошая. Замечательная. Когда кому-нибудь из нас плохо, трудно, там она сразу и есть. Когда Витька, Катин сын, старший бабушкин внук, был маленький, он болел часто. И бабушка туда ездила без конца, на юг. Плохо ей там очень, жару не переносит. И всё-таки ездила. Когда на пенсию вышла. А пока работала… ты ведь знаешь, что бабушка всю жизнь работала?
— Знаю. На фабрике какой-то.
— Работала, а Витю месяцами у себя держала, чтобы Кате было полегче. Петькина другая бабушка, помнишь, заболела? Наша бабушка с Петей возилась всё лето, а ведь он озорник.
— Я на даче тоже с этим озорником возилась. — Таня вздохнула: какое было прекрасное время, никакая рыбка ещё тогда на пол не упала…
— Про тебя я уж и не говорю, — сказал папа. — Мы с Ксаной пропали бы без бабушки. Ну, ступай в мамину комнату, почитай, порисуй. Спасибо за помощь.
Таня уселась за папин письменный стол. Начала было рисовать фломастером котёнка. А у неё сама собой получилась рыбка… брюшком кверху…
Положила Таня фломастер и заплакала.
Вошёл папа в комнату и увидел: Таня сидит за столом с опущенной головой и плечи её трясутся.
— Ты что это? — Папа заглянул дочке в лицо. — Ба-атюшки! Вся распухла от слёз. — Он сел в кресло, Таню посадил к себе на колени. — Ну, малыш, зря слезами заливаешься. Бабушке совсем не так плохо. Врач сказал: сердце немножко прихватило, надо полежать. Поправится скоро. Тебе так жаль бабушку? Вот как ты её, значит, любишь!
Таня низко-низко пригнула голову, громко всхлипнула. Потом пробормотала:
— Бабушку мне жаль. Но я… не из-за бабушки… плачу…
— Да-а? — протянул папа. — Не из-за бабушки? А из-за чего же? Видно, что-то серьёзное у тебя случилось. Давай выкладывай! Может, не так всё и страшно.
— «Не страшно!» — сиплым сдавленным голосом передразнила Таня. — Тебе хорошо говорить! Очень даже страшно! — И выпалила: — Я рыбку убила!
— Неужели? Как же это случилось?
Обливаясь слезами, Таня обо всём папе рассказала.
Прикусив губу, папа покачал головой:
— Тяжкая история! Но знаешь, Танюха, ты ведь не нарочно рыбку об пол брякнула. Она скользкая, вот и выскользнула у тебя из рук. Несчастный случай, можно сказать.
— А брать-то рыбок нельзя-а! — сердито возразила Таня. — Вынимать из воды.
— Нельзя, — согласился папа. — Нарушение ты сделала, это точно. Но всё-таки не преступление. Ты же не знала, что вуалехвостик этот вырвется у тебя из рук. Ты объяснила, что не нарочно его уронила?
Таня заревела в голос. Папа зажал ей рот рукой:
— Тише ты! Бабушку разбудишь.
Сквозь папины пальцы Таня прорыдала:
— Ничего я не сказала! Ни-че-го-о! Не-е признала-ась!
— Н-да! — сказал папа. — Проблема серьёзная. Скрывать от товарищей свои проступки нехорошо. Считаю…
— Вы что тут притаились?
Смотрят папа с Таней: в дверях бабушка стоит.
Папа живо Таню с колен спустил и вскочил:
— Мама, ну зачем же ты встала?
— Я уже хорошо себя чувствую, — сказала бабушка.
— Нечего, нечего, ложись! Сейчас я тебе чаю подам.
Уложил папа бабушку и вернулся к Тане — так она и сидела, вся понурая.
— Молодец, что сразу на бабушку не обрушила свои беды, — похвалил её папа. — Не надо ей сейчас волноваться. А рассказать ребятам, что случилось, по-моему, надо. Непременно. А то совесть тебя замучит. Есть у моей Танюхи совесть? Думаю: есть!
Таня испуганно посмотрела на папу.
ПЛОХО Я ДЕЖУРИЛА!
На другой день папа сам проводил Таню в детсад — ведь из-за бабушки он на работу не пошёл. В раздевалке вдруг снял пальто.
— Ты что это? — удивилась Таня.
— Хочу твоей воспитательнице сказать, что у нас бабушка заболела, а мама в командировке.
— Разве я не могу сказать?
— Сам хочу. — Таня ещё пальто снимала и переобувалась, а папа уже поднялся по лестнице в групповую…
Вот расселись ребята за столиками, ждут, какое занятие будет.
— Сейчас мы станем рисовать, — сказала Елена Демьяновна. — Но сначала немножко поговорим о наших дежурствах. По-моему, Таня с Костей вчера хорошо дежурили: цветы полили, мусор с полу подбирали. Правда, что-то случилось с рыбкой, но… чего не бывает. Таня, Костя, как вы сами считаете, хорошо вы дежурили?
— Хорошо, — закивал Костя.
— А ты, Таня, что же молчишь?
Таня покраснела, вскочила и выпалила:
— Плохо я, очень плохо! Потому что не подавился вуалехвостик, не погрызли его другие рыбки. Это… я, я его уби-ила! На пол урони-ила! — И заревела.
Ребята прямо остолбенели, на Таню с изумлением смотрят, а потом зашумели:
— Как это? Что она говорит?
Елена Демьяновна подняла руку:
— Тихо! Не плачь, Танечка, расскажи толком, как дело было.
Всхлипывая и размазывая руками слёзы, Таня кое-как всё растолковала.
— Вот оно как, значит! — удивлялись ребята. — А мы-то думали!
— Эх ты, рыбкина убийца! — воскликнул Серёжка Громов.
Маруся Гордеева презрительно прищурилась:
— Ничего себе дежурная — рыбок на пол роняет!
И вдруг всегда тихая Инна сказала громко и решительно:
— Она же не нарочно! Совсем не нарочно! Нечаянно она! Тане этого вуалехвостика, может, больше всех жалко! Разве она хотела? — От сочувствия к Тане у Инны и у самой в широко открытых глазах слёзы блестят.
Глянула на неё Таня, и стыдно ей стало: «А я-то Инночку обидела вместе с Марусей, от себя отогнала!»
— Вот что, ребятки! — сказала Елена Демьяновна. — Конечно, Таня поступила неладно. Знает ведь, что вынимать рыбок из воды нельзя. Но то, что вуалехвостик выскользнул у неё из рук, это — несчастный случай. Инночка Журавлёва права: конечно, Таня не хотела принести рыбке вред, совсем не хотела. Вину свою она тяжело переживает. А вот что Таня призналась в своём проступке, это очень хорошо. Она нашла в себе мужество сказать правду. Молодец! Всем, ребята, нужно быть честными и смелыми. Помните об этом! А сейчас я раздам тетрадки и краски и будем рисовать, кто что захочет. Пойди, Таня, умойся хорошенько!
По дороге из умывальной Таня подошла к Инне и зашептала ей на ухо:
— Прости меня, Инночка! Дурацкое платье у Марусиной куклы, подумаешь! Мы с тобой тоже научимся и своим куклам ещё лучше платья сошьём, правда?
— Конечно, — ответила Инна, рисуя кота в сапогах.
Села и Таня за столик. И чувствует, будто с неё что-то тяжёлое сняли — гораздо легче дышится, чем когда в детсад пришла.
МИЛИЦЕЙСКАЯ ОВЧАРКА
В воскресенье после обеда Таня с Инной гуляли во дворе.
Всё вокруг было белое-пребелое. И мягкое. Таня в этом убеждалась всякий раз, как сваливалась в сугроб. Кто-нибудь её туда толкал или сама падала на спину и с минуту лежала, как на пуховой перине. Потом вскакивала и вслед за другими ребятами влезала в ракету. Влезала по лесенке, а скатывалась с жестяной горки на ногах, присев на корточки.
Ребята толпились вокруг ракеты. И возле качелей тоже. Тане с Инной надоело ждать своей очереди, и они выкопали в сугробе пещерку для Инниной куклы. Сверху налепили стены и башни, получился дворец. Инна копала лопаткой, а Таня просто руками: взять лопатку позабыла. Рукавички у Тани промокли, в рукава шубки набился снег.
А тут ещё и сверху снег повалил крупными хлопьями. Таня ртом ловила снежинки.
Инна огляделась по сторонам:
— Почти все ушли. От снегопада сбежали. Знаешь что, пойдём к Свете Петуховой в гости. Она сколько раз звала.
Уговаривать Таню не пришлось: со всех ног помчалась к Светиному подъезду. Инна за ней.
У Светы, кроме неё самой, дома была только бабушка, старенькая-престаренькая. Немножко она поворчала: кучки снега высыпались из сапог на пол в передней. Бабушка вытирала лужи. Мокрые носки девочки побросали под вешалкой и в одних колготках побежали в комнату.
Света обрадовалась. Стали играть в дочки-матери. У Светы и Инны дочками были куклы. А Таня взяла себе в дети мягкого лисёнка, резинового пингвина и… котёнка Севку. Один сыночек был у неё по-настоящему живой. Другие тоже были живые, но всё-таки — понарошку.
Пушистый сыночек Севка оказался очень бегучий, без конца удирал. Заботливой маме-Тане приходилось его ловить, легонько шлёпать, ласкать, уговаривать, заворачивать в подол. Из этой завёртки потешно торчали Севкины ушки и усы. Ушки прижимались к голове, а усы шевелились.
Девочки так веселились, что не слышали звонка.
Совершенно для них неожиданно в дверях комнаты возникла… Танина мама! В шапке и в шубке, лицо раскраснелось, испуганное и всё в слезах. Позади мамы возвышался Танин папа. У папы лицо тоже было мокрое, но не от слёз, а от растаявшего снега. И очень-очень сердитое.
Все три девочки с изумлением смотрели на Таниных родителей.
— Марш домой! — хрипло произнёс папа. — Бессовестная!
— Я ещё немножко поиграю… — попробовала поклянчить Таня, но сразу осеклась, такое необычно грозное стало у папы выражение.
Таня вскочила с ковра, на котором сидела. Севка выпрыгнул из её подола и унёсся хвост трубой. И уже нельзя было пуститься за ним в погоню.
В передней стало тесно: столько народу столпилось. Таня и Инна поспешно обувались и одевались. Света топталась возле них.
Бабушка Светы суетилась и охала:
— Я же не знала! Мне бы спросить, сказались ли? И ты, Светка, могла бы догадаться!
Когда Таня оделась, папа схватил её за руку и шлёпнул пониже спины.
— Фу, папка! — оскорблённо вскрикнула Таня.
— Это тебе аванс. Дома ещё получишь, — сквозь зубы буркнул папа.
— Да что я такого…
— До свиданья, будьте здоровы, извините! — Папа поклонился Светиной бабушке и за плечи выставил Таню на лестничную площадку.
Проводили Инну до дверей её квартиры и отправились домой. Во дворе было совсем темно. Только вокруг фонарей светились расплывчато, мерцали светлые круги. В кругах плясали снежинки.
— И когда темнота сделалась? — удивлялась Таня.
Мама нагнулась и — в который раз — поцеловала Таню в щёку. Таня потянулась и тоже маму поцеловала.