– Это очень натянуто.
– Все равно не так, как твои объяснения. Ты только что говорил о гигантском наркокартеле со своей взлетной полосой, а теперь перешел к странным подземным звукам. Наркотики и паранормальные явления? Все это не в моем стиле.
Стив сделал очередной глоток пива и вернулся к карте:
– Может… не знаю. Странно.
– Теперь можно я выключу? – указала Кэт на айпод.
– Нет, мне нравится.
Стив не остался на ночь, как ожидала Кэт. Он снова обиделся и удалился, забрав с собой карту и музыку.
Ей не хотелось гасить его энтузиазм, но у него новые идеи рождались каждый месяц, и в подобном творческом настроении он ее утомлял. Такая уж у него была душа – неразборчивая, переменчивая, беспокойная, одновременно ленивая и брызжущая хаотичной энергией.
Но с парапланеристом Мэттом Халлом определенно случилось нечто страшное – в это Кэт верила, хотя совершенно не собиралась наведываться в гости к виновникам. Дилеры, выращивающие каннабис, – не ее дело. Однако мысли о паре туристов, пешеходе, странных звуках и постоянных слухах о красных людях поблизости не давали ей покоя, а больше всего тревожило вчерашнее случайное совпадение. Тогда Кэт побеседовала с членами команды археологов, недавно принимавшей участие в раскопках пещеры. Этой информацией Кэт решила не делиться со Стивом.
Она запросила интервью с работниками раскопок для своего репортажа о новой выставке. Все, что нужно было Кэт, – пара цитат о второй фазе раскопок, но получила она гораздо больше. В конце интервью она обронила пару намеков на самые странные аспекты, связанные со зловещими рассказами Мэтта Халла и записями Хелен. Ответы ее поразили.
Работники, присутствовавшие при второй фазе раскопок, сообщили, что из погребенного под отложениями анклава сквозь сплошную скалу доносились звуки, похожие на какофонию жизни, случайно записанную братом Хелен. И сама Хелен никак не могла этого знать.
От Роджера Прайса, старшего сотрудника по геофизическим исследованиям, Кэт узнала: несколько работников утверждали, что слышат под землей испуганные крики животных и даже детей, заключенных по ту сторону стен. Тогда археологи начали копать дальше на юг.
Геофизик сказал Кэт то, что еще не сообщали публике: несколько людей – известный на весь мир седиментолог, палеонтолог, палинолог, исследовавший почвы, двое геофизиков, прочесывавшие пространство под поверхностью в поисках новых артефактов, и археолог-культуролог, определявший тип и предназначение рукотворных орудий в Большой палате, – в тот или иной момент слышали те же призрачные звуки. Роджер хорошо знал каждого из них – речь шла об ученых, не склонных распространять слухи о необъясненных феноменах.
А если доверять записям Хелен, эти странные звуки раздавались в пещерах Брикбера задолго до того, как Мэтт Халл нашел трещину.
Конечно, рано или поздно, как всегда, найдется теория, объясняющая звуки естественными причинами. Однако из этой истории можно было сделать неплохую статью. Кэт не станет упоминать наркофермы, красных людей и все остальное, за чем призывал гнаться Стив, но репортаж о странных звуках из древних могил вполне способен привести за собой очередной платный заказ.
Когда она обсудила рассказ Роджера по телефону с Шейлой, ту заинтриговали «призраки» внутри пещер, и она предложила Кэт сделать дополнительный репортаж в пандан к главному, упомянув проклятие Тутанхамона из Долины Царей.
Хелен по чистой случайности обеспечила возможный саундтрек: аудиофайлы можно загрузить на сайт журнала рядом с репортажем, поблагодарив за них ее брата – это Хелен должно понравиться.
Кэт отправила ей сообщение: «Рада знакомству. Можем встретиться, когда будете у нас в следующий раз», а также напомнила о просьбе передать копии записей брата с FTP.
Хелен с готовностью согласилась. А потом, закончив статью о «призраках» в пещере, Кэт сможет оставить и это место, и все связанные с ним звуки и трагедии в прошлом.
Что касается положения Мэтта Халла, она будет ненавязчиво следить за ним, но не совершать резких движений. Стива надо держать на поводке.
Статью Кэт сдала рано. Но стоило будильнику зазвенеть на следующее утро, как стало ясно: Редстоун-Кросс и шепот, крики и духовая музыка под его холмами не собирались оставаться на безопасном расстоянии.
«Кэт. Они вернулись. Снова пришли в гости. Я больше не могу. Не могу, и всё. Я, это, сваливаю. Слишком далеко все зашло.
За мной, это, следят. Теперь все время. Машина… Я знаю, она их. Все хуже и хуже».
Мэтт Халл оставил сообщение на ее автоответчике рано утром, и Кэт нашла его чуть позже. Еще он прислал фото:
«Я поклялся… поклялся, что когда они снова что-нибудь выкинут, то буду готов. Сфотографирую. Вот – я сфоткал, как один из них смотрит в окно кухни.
А потом выбежал в сад и сфоткал другого – он убегал.
Меня тошнит. Я ухожу. Смываюсь. Уеду на время к брату в Сомерсет – поближе к сыну. Клянусь, если с ним или со мной что-то случится, ты знаешь, кто виноват.
Там, в Редстоуне, на ферме, – это они. Так и знай. Они снова забеспокоились – может, потому, что я говорил с тобой. Не знаю. Не знаю. Откуда им знать, кто ты? Разве что видели… как ты приходила. Но почему сейчас? Больше года – ничего, и тут снова – красные отпечатки на двери.
В полицию не ходи. Я звонил – на этот раз позвонил, – один коп пришел, увидел то же, что я тебе послал, и сказал, что разберется. Больше они со мной не связывались.
Он сказал, пока был у меня, что это шутка. Шутка? Что за шутка такая, я спросил? Когда, это, весь измазался красным и смотришь в чужое окно – это как называется? Это издевательство. Угрозы из-за того, что я знаю.
Он спросил: что-нибудь украли, нанесли ущерб вашей собственности? В смысле? При чем тут это? Дело не в этом. А на окне и двери отпечатки рук – я сказал ему, снимите отпечатки. Снимите. Но он не снял. С тех пор ко мне не ходили, и я ничего не слышал.
Прости, что беспокою тебя, – это мои проблемы, не твои. Из-за того, понимаешь, что я видел с неба. И что я делал для них. Они знают, что я знаю. И никогда не оставят меня в покое – никогда и не собирались. Я просто себя обманывал. Но у каждого есть предел, и это мой предел. Больше не могу. Я в полном…»
Сообщение достигло лимита по времени и закончилось.
Мэтт Халл позвонил в два часа утра; он едва дышал от волнения и испуга, но пытался замаскировать страх бравадой, как обычно бывает после ссоры или нападения.
Кэт порадовалась, что ее телефон тогда стоял на зарядке на кухне: она спала и была одна, и отвечать на такой звонок после полуночи ей совсем не хотелось бы.
Она позвонила Мэтту в десять утра, но он не взял трубку. Оставив короткое голосовое сообщение, Кэт перенесла приложенные фото на свой ноутбук и увеличила.
На первом фото оказалось небольшое окно, глубоко сидящее в белой стене над грязной кухонной раковиной. За стеклом виднелось размытое человеческое лицо – Кэт показалось, что женское.
Она ясно различала черты лица, покрытые красной краской, будто тональным кремом: из-за старой кожи в краске появились морщины. Жуткие белые глаза были широко распахнуты, к стеклу прижималась рука с тонкими пальцами: цвет ладони казался чуть светлее в сравнении с лицом, три пальца венчали устрашающе длинные ногти.
Второе фото оказалось размытым – незнакомка на нем отвернулась от окна, возможно увидев в кухне вспышку камеры Мэтта. Но тот бросился на улицу вслед за незваной гостьей, на ходу задевая экран рукой. Вместе с остальным Мэтт переслал размытое фото собственных тощих ног и отдельно – ступни на кухонном линолеуме с рисунком паркета. Но снаружи, на заднем дворе, окутанном ночной тьмой, где виднелись очертания ободранного сарая, три большие вазы в мощеном патио и веревка для белья, бежал человек.
На фото попала спина незнакомки: та бежала, позволяя разглядеть темное от краски тело. Очертания щиколоток, коленей, бедер и локтей были различимы, хотя и не очень отчетливы. Узкие руки и ноги гнулись в острых суставах, бедра венчали морщинистые ягодицы, под торчащими лопатками ясно виднелись ребра, руки женщина выставила вперед для равновесия.
Тело принадлежало либо глубокой старухе, либо кому-то не то с наркозависимостью, не то с анорексией; но жуткий вид измазанной кожи и истощенной фигуры не сочетался с изяществом, с каким она бежала через небольшой садик.
Больше всего Кэт напугали длинные напомаженные волосы, торчавшие в стороны то взъерошенными клочьями, то острыми прядями – из-за них голова выглядела неестественно огромной, особенно по сравнению с узкими плечами.
«Гостья» устрашала; без сомнения, полиция захочет расследовать настолько бесстыдное вторжение, предназначенное, исключительно чтобы напугать обитателя дома. Какая еще может быть причина у подобного поведения? Определенно, эта женщина – если это и правда женщина – психически больна.
Как минимум, Кэт должна позвонить Рику – своему контакту в полицейском отделе связей с общественностью; однако у нее никак не получалось себя заставить. Она так перенервничала, что ее затошнило. «Красные люди» оказались не выдумкой.
По крайней мере, Мэтт собирался как можно скорее уехать из Редхилла – в Сомерсете с братом он будет в меньшей опасности. Кэт отказывалась признать, что его сын-то все равно оставался в опасности в портовом городке, где жил с мамой. С другой стороны, может, Мэтт прав, и это не ее проблема.
Произошедшее действительно походило на шутку, хотя и очень плохую. Но Мэтт ведь – не уязвимая женщина, преследуемая сталкером в собственном доме: он – взрослый мужчина, которого пугает какой-то жуткий клоун в красной краске. Мэтт страдал от паранойи и страха – то и другое было заразно. «А кто в такой ситуации не страдал бы?»