Байки бывалого хирурга — страница 52 из 61

Звонила фельдшер амбулатории одного из отдаленных северных районов. Крайне взволнованным голосом сообщила, что в соседнем стойбище оленеводов у бригадира Пети Слепцова, похоже, прободная язва. Нужна срочная операция.

– Четкая триада Мондора, – уверенно закончила призыв о помощи девушка, – и сама же ее расшифровала: язвенный анамнез, кинжальная боль, «доскообразный» живот.

– Блестяще, – похвалил ее Петрович, имея привычку изображать из себя матерого хирурга, когда собеседник его не видит, а общаются они исключительно при помощи телефона. – А вы уверены, что живот у него именно «доскообразный»?

– А какой же еще? – удивились на том конце провода.

– А вы раньше встречали прободную язву? – продолжал ее пытать фельдшер санитарной авиации.

– Нет, но я много про нее читала, – в голосе фельдшера амбулатории почувствовалось легкое замешательство, – и что там может быть еще, если у него живот не продавить, и он стонет.

– Допустим, – не унимался Петрович, – а откуда вам известно, что у него язвенная болезнь? Кстати, язва чего: двенадцатиперстной кишки или желудка?

– Двенадцатиперстной кишки, – ожила девушка, – к нам же зимой врачи прилетали и делали эндоскопию. У Слепцова нашли именно язву двенадцатиперстной кишки. Назначили лечение, оставили кучу таблеток. Он к ним и не притронулся, а лечился по-своему – чагой, настоянной на спирту.

– Долечился, стало быть, – подвел итог Петрович и промокнул взмокшее лицо висевшим на стуле казенным вафельным полотенцем.

– Доктор, а к чему такие подробности? Мне кажется, что зря теряем время. Больному только хуже делается. Я его пока по Тейлору лечу, но без операции не обойтись.

– По Тейлору?! – удивился Петрович, польщенный, что его назвали «доктором».

– Да, я установила ему в желудок зонд, постоянно откачиваю шприцем Жане содержимое и колю антибиотики. Но у меня только пенициллин есть. А что? Разве не так надо поступить до вашего прилета?

– Какие там на периферии фельдшера продвинутые, – подумал Петрович, а вслух произнес, – а рентгена у вас там, конечно, нет?

– Доктор, ну какой у нас здесь рентген?! Я только могу гемоглобин по способу Сали определить и давление померить. Я тут одна на всю округу. У меня на участке…

– Девушка, я все понял, – мягко перебил ее Петрович, обласканный словом «доктор», – я понимаю, что участок у вас огромный, вы там одна, но и вы меня поймите: гонять за зря вертолет в вашу глухомань с бригадой врачей никто не позволит. Надо на все сто процентов быть уверенным, что там действительно нужна операция.

– Я все понимаю, – грустно согласилась фельдшер, оказавшаяся на проверку Мариной, – и готова полностью взять всю ответственность на себя. Только скажите, разве при таких ярко выраженных симптомах возможно другое какое заболевание?

– Мне отсюда не видно, но, например, при остром панкреатите возможна схожая клиника. Ладно, мы скоро вылетаем. А скажите, в случае чего, где можно выполнить операцию?

– У меня в амбулатории есть перевязочная и в нейнастоящий перевязочный стол или кушетка, не знаю, как правильно назвать. Там внизу у нее есть специальная педаль и если ее ногой нажимать, то кушетка приподнимается, правда, она очень старая, наверное, довоенная.

– Поднимающаяся вверх кушетка, это здорово, – начал выдерживать паузу Петрович, что, по его мнению, придавало его словам некую значимость, – нам приходилось и на обеденном столе спасать жизнь человеку. Хорошо, а есть возможность где разместить больного после операции? Койки у вас в амбулатории есть?

– А вы разве не заберете его с собой? – насторожилась Марина.

– Там видно будет, нам нужно предусмотреть все варианты.

– В другом кабинете есть кровать, при желании ее можно использовать под больного.

– Петрович, ты чего хулюганишь? – Вернувшаяся Маргарита Сергеевна гневно посмотрела на непринужденно разговаривающего по телефону Боткина. – Не занимай служебный телефон, вдруг вызов поступит. Со своими бабами иди в холл разговаривать, телефон-автомат там висит.

– Сергеевна, ну ты что такое несешь, – Петрович прикрыл ладонью телефонную трубку и сделал страшные глаза, – я как раз вызов и принимаю!

– Вызов? А чего в тетрадь не записываешь? Кто звонит, какой населенный пункт, как фамилия вызывающего врача, как фамилия пациента, какой диагноз?

– Ой, затараторила. На, сама дальше разговаривай, мне все ясно, – передал ей трубку Петрович и потянулся к висевшему в окне халату.

– Ясно ему, – недовольно забубнила диспетчер, беря в левую руку протянутую Петровичем трубку, а правой разворачивая на нужной странице журнал вызовов, – что тебе ясно?

– Надо лететь, там прободная, – коротко бросил Боткин, натягивая на свое мокрое тело не до конца просохший халат.

– А ты уверен? – прищурились Маргарита Сергеевна. – Ты с хирургами связывался?

– А я что тебе, не хирург? – насупился Петрович, – десять лет как-никак на санавиации.

– Да, хоть двадцать – ты меня, Сережа, извини, но ты когда-нибудь да доиграешься. Ты вот вначале закончи высшее образование, выучись на хирурга, а потом уже пудри людям мозги. А пока ты всего лишь фельдшер, то знай свое место и не лезь вперед батьки в пекло.

– Да я, может, побольше иного врача в хирургии понимаю, – выпятил вперед широкую грудь Боткин. – А ты мне сейчас такие обидные вещи говоришь.

– Все, Сережа, иди, не мешай, – замахала на него Маргарита Сергеевна и поднесла трубку телефона к левому уху, – алле, говорите…

Сантранспорт вылетел через сорок минут. Из-за хронической поломки раритетного самолета АН-2, пришлось воспользоваться вертолетом. Летели обычным составом: помимо Петровича, в бригаду вошел хирург Михаил Федорович Щедрый – молодой, но уже достаточно опытный доктор. Он у них за главного. В свои тридцать с небольшим хвостиком лет он оперировал почти весь организм и слыл грамотным и умелым специалистом. Анестезиологом с ними летел Аркадий Данилович Бойко – его однокурсник, ровесник и лучший друг. Они везде и всегда вместе. Женскую часть бригады представляли: операционная сестра Жанна Новикова – натуральная двадцатипятилетняя блондинка с хищным взглядом на смазливом личике, нацеленным исключительно на разведенного Михаила Федоровича. Анестезистка Леночка Гудыма, тайная пассия женатого Аркадия Даниловича – девушка тоже хоть куда: видная, развитая, на два года старше Жанны, но смотревшаяся значительно эффектней ее, для чего не пожалела волос на голове и будучи от природы жгучей брюнеткой при помощи обычного пергидроля стала соломенной блондинкой. И третьей девушкой взяли в бригаду практикантку Катеньку Усову – молодую, но уже опытную и грамотную во многих вопросах привлекательную рыжеволосую выпускницу медицинского училища. А Катенька – стажировалась строго у своего покровителя Петровича.

Взревев мощными двигателями, вертолет тяжело оторвался от земли, разогнал работающими лопастями клейкий воздух, и, набрав положенную высоту, уверенно взял курс на север. Из-за грохота, царящего в салоне машины, разговор между членами бригады не клеился. Стоило значительного труда, чтоб перекричать рев турбины. Поэтому медики общались между собой в основном знаками.

Михаил Федорович показал руками, что неплохо бы перекусить, так как лететь до нужного места больше двух часов. Медики дружно навалились на взятые с собой бутерброды. Только Катенька отказалась – ее тошнило, то ли с непривычки, то ли по другим каким причинам. Она молча привалилась правым боком к толстому стеклу иллюминатора и с испугом взирала на уменьшающийся в прозрачной дали город. Это был ее первый полет в вертолете, и она ужасно трусила, ощущая передаваемую ей вибрацию от работающей винтокрылой машины. И тут еще эта дурацкая тошнота. Но Катенька мужественно переносила тяготы полета. Ей не хотелось, чтобы Петрович знал, какая она трусиха.

Угостили бутербродами и веселого пилота Пашу со странной фамилией Гном. Если учесть, что Паша – здоровый детина гренадерского роста, полностью накрывающий кистью своей руки средней величины арбуз. Тот, в свою очередь, угостил пассажиров крепким терпким кофе из большого китайского термоса. Пролезшему к нему в кабину Михаилу Федоровичу он сообщил, что по пути сделает остановку на дозаправку на небольшом полевом аэродроме подскока в сотне километров от нужного им стойбища.

– А на обратном пути нельзя заправиться? – вздохнул хирург, поглядывая на часы.

– Нельзя, – улыбнулся Паша, дожевывая бутерброд с вареной колбасой. – Можем элементарно не дотянуть до места. А ведь нам еще и обратно лететь

– Так ты что, сразу-то не заправился?

– Заправился, но вы видели, что один дополнительный бак сняли – прохудился.

– Нет, не обратил внимания, – потускнел Михаил Федорович.

– Да вы не переживайте так, это ненадолго. Зато обратно полетим напрямую, как говорится, с ветерком.

– Если по пути нового вызова не поступит, – кивнул Михаил Федорович и вернулся назад в салон, чтоб сообщить коллегам о предвиденной задержке.

Сообщение о дозаправке привело остальных членов бригады в плохо скрываемый восторг. Все с жаром принялись обсуждать вынужденную остановку. Только нахохлившаяся Катенька и хмурый Михаил Федорович не принимали участия в беседе.

– А там, интересно, речка или озеро есть? – кричала на ухо операционная сестра Жанна, разомлевшему после еды Петровичу.

– Не помню, – пожал плечами Петрович, стряхивая с коленок крошки себе в ладонь и отправляя их в рот, – я в том месте всегда зимой был. Летом первый раз. А под снегом не разглядишь ничего. А тебе зачем?

– Как зачем? – вскинула кверху длинные брови Жанна. – Искупаться! Мы с Ленкой и купальники с собой вязли.

– Купальники? – переспросил Петрович, плохо расслышавший из-за шума двигателей окончание фразы.

– Да, купальники! Жара-то какая стоит – грех не искупаться. Ты-то как считаешь, Петрович?

– Прилетим – посмотрим, только боюсь, начальник не разрешит. – Петрович глазами указал на заметно наэлектризованного хирурга, прислонившегося спиной к правой стенке салона и картинно игравшего желваками.