— А пошли к голубям?!
— О! Пошли!
На один из канализационных люков возле дома сердобольные и бережливые старушки всё время высыпали крошки для птиц, и там перманентно существовала пернатая тусовка. А где есть много птиц, там всегда можно найти большое перо. Ну, такое, знаете, в целом серое, верхняя часть тёмная, а кончик распушенный и светленький. Им еще, приоткрыв рот, хорошо по щеке водить туда-сюда. Оно сначала гнётся, а потом упруго распрямляется.
— Подкидывай!
Кто-то из ребят подбрасывает перо как можно выше, оно крутится, крутится, крутится, падает. И вот куда оно очином показывает, туда вы с приятелями и идёте по прямой. Простые правила. Привело к забору – перелезаете через него, идёте дальше. Привело к стене или иному тупику – подкидываете перо ещё раз. Главное, что по тому маршруту, откуда пришли, возвращаться уже нельзя.
Далеко-о-о-о так уйти можно. Ни разу не было, чтобы замаскированная под перо судьба не привела нас к каким-либо приключениям.
Туповато, но азартно. Детям позволено.
Но почему так делает президент?!
Когда я был маленьким, была у нас пепельница из толстого синего стекла. Тяжёлая, как зараза. Не знаю, откуда она взялась, у нас в семье никто не курил, но стояла в одной из ниш советского серванта...
...Вот вы знаете, что когда протираешь пыль, все предметы на полках нужно поднимать и под ними проводить тряпкой тоже?! Скажите, дурость?! Некоторые объекты годами стоят невостребованными, под них пыль вообще никогда не попадает, кроме моментов, когда ты их приподнимаешь...
... В одной из прозрачных стенок пепельницы навеки застыли три крохотных воздушных пузырька. Блестящие, словно шарики ртути.
...Раз в неделю, когда я протирал пыль, я доставал пепельницу и подолгу разглядывал эти пузырьки с разных сторон, вертя тяжёлый предмет так и эдак.
Потому что это были не пузырьки. Это были три маленьких одиноких планеты, плывущие в безжалостной пустоте Космоса. На одной из планет, той, что поменьше, жизнь существовала однозначно. На второй – предположительно. А на третьей она крутилась чуть в стороне – были невероятные запасы платины, которая даже дороже золота, и до этой планеты ещё предстояло добраться...
Я совершал космические полёты, пока не уставала рука. Потом заканчивал протирку полки – сначала влажной тряпкой, затем сухой – ставил Вселенную на её постоянное место и продолжал уборку на других плоскостях.
...Пепельница. Три пузырька воздуха. По полчаса раз в неделю. Много месяцев.
...А тут через две недели после установки: «Папа, я снёс «Халф-Лайф». Всё прошел. Уже не интересно».
Эх, молодеж-ж-ж-ж-жь...
Одним вечером, вскоре после того как мы переехали в новую квартиру и новый район, я брёл после школы домой, когда меня неожиданно нагнал возвращающийся с работы папа.
Забрав ранец, он предложил по пути заскочить за хлебом. А мне что?! С папой – куда угодно.
Между молочным и хлебным магазинами обнаружилась непонятная очередь, папа по привычке заглянул на вынесенный прилавок, удивился, сказал: «Подожди!» и пристроился к толпе.
Через несколько минут он протянул мне сделанный из непонятного вещества кирпич грязно-желтого цвета, как прихваткой с двух сторон обёрнутый в криво обрезанный кусок тонкого крафт-картона.
Когда я его брал, от неожиданности чуть не уронил. Кирпич оказался невероятно лёгким.
— Что это?!
— Попробуй! Сладкая вата!
— Вата?!
И правда, штука внутри по составу напоминала вату. Она легко мялась в руках и была воздушной.
— Прямо кусать?
— Кусай.
Я откусил. Волшебная сладость, заполнившая рот немедленно сжалась до размера бусины, а затем растворилась. Чудо! Хотелось кусать и кусать! И повторять это волшебство снова и снова. Необычное сочетание ужасного внешнего вида и внутренней сладости наполняло продукт какой-то особой магией.
— Папа! Сколько она стоит?!
— Десять копеек.
— Всего-о-о?!!! Купи ещё! Купи ещё!
— Ты ещё не ужинал! Ну, давай. Одну тебе и одну Свете. Только чтобы донёс!
Пока шли домой, я выспрашивал, из чего оно делается и почему я такого раньше не видел. А я и после увидел не скоро. Только когда пришли времена кооперативов, и армяне стали торговать всяким не случайно и из-под полы, а установив стационарные точки в парках и скверах.
…До сих пор не понимаю, почему вата тогда была не белым одуванчиком, как современная, а желтоватым кирпичом. Нарезали её или утрамбовывали до такой формы?!
Но до сих пор люблю, хотя и стыдно покупать самому себе. Возьму детям и отщипываю у них по кусочку…
Терпеть не могу гладиолусы. Наверное, внешне они красивые и даже необычные цветы, но каждый год в конце августа мы ехали на дачу и срезали охапку этих упругих стволов, которую на школьной линейке мне предстояло вручить нашей толстой и равнодушной классухе – моей первой учительнице. Других цветов, по-моему, на даче и не росло, а для этих была создана специальная поднятая грядка, огражденная доской и наполненная всякими полезными перегноями и удобрениями.
Мне казалось очень несправедливым, что чуть не вся моя семья всё лето уделяет столько внимания и заботы этим растениям, которые будут безжалостно срезаны и подарены педагогу. И не факт, что принесут ей хотя бы минуту радости.
Во всяком случае, по ее лицу никакого удовольствия увидеть было невозможно.
Столько лет прошло, но и сейчас, если жена мне указывает на красивый по её мнению букет, состоящий из гладиолусов, я говорю: «Фу». Стойкое и нелепое предубеждение.
Значит так. Пробуем на ощупь все флаконы с шампунями. Во! Этот самый мягкий. С ароматом яблока. Мамин любимый. Откручиваем крышечку, переливаем содержимое в «Пихтовый». Ну а чё? Он тоже зелёный, тем более что яблочного уже немного и оставалось...
Пластиковую бутыль тщательно моем.
Дальше... Берём крышечку и папиной дрелью просверливаем в ней отверстие. Ну или пропаиваем паяльником. Главное, не переборщить с диаметром...
...Раскручиваем шариковую ручку, берём нижнюю половинку и что есть силы запихиваем в отверстие в крышечке.
Набираем в бутыль воды, закручиваем, готово!
— Алло, Пашка, ну что, сделал?! И я сделал! А Диня?! Класс! Тогда через пять минут во дворе!
...
— Эй, Диня, я не понял?! Так нечестно! У тебя брызгалка вышла литровая!
— Я другого флакона не нашёл!
— Нам в два раза чаще за водой бегать!
— Да вот, у меня вентиль от краника! Прямо во дворе наберём!
— Ух ты! Ну ладно... Погнали!
* * *
Я сидел на дереве. И не просто на дереве. Я сидел на самом высоком кедре и офигевал. Глядя на раскинувшуюся внизу тайгу, я впервые в жизни увидел, что земля круглая. Тёмная зелень была везде! Она уходила за горизонт, и по краям было видно, как закругляется наша планетка, какая она маленькая и беззащитная.
Мы приехали шишковать.
Кедр колбасило из стороны в сторону. Было круто. Нет, я, конечно, раньше ходил в походы, но никогда не видел столько деревьев толщиной не меньше двух обхватов.
— Эй, – закричал папа снизу, – ты там прирос?! Давай сшибай шишки, да спускайся!
Я снял с руки продетую в петлю длинную палку и принялся дубасить по веткам. Шишки, гулко стуча, посыпались вниз.
До этого, ещё внизу, из толстой бечевы папа скрутил полуметровое кольцо, которое надел мне на ноги, а затем подсадил меня на первый кедр. До ближайших веток было метра четыре. Руки обхватывали ствол, как и положено, по-обезьяньи, а ноги прижимались по бокам, делая верёвочную петлю третьей опорой. Раз и вверх. Р-р-р-аз и вверх. Несложно и здорово.
Папа на деревья не лазил, он молотил по ним специальной колотушкой, огромной великанской киянкой, которую нашел здесь же, в тайге. Это тоже было странно. Возле ключа с ледяной водицей лежал деревянный ковшик, по дороге мы встретили поваленную сосну, под которой лежала лопата и ещё несколько непонятного вида инструментов. Все это было ОБЩЕЕ, как и тайга. Никто этого не забирал, а пользовался и оставлял на месте. И было странно и удивительно.
…Собрав шишки в мешки, мы потащили их до того места, где пряталась совковая лопата.
У сосны мы снова высыпали шишки на землю и принялись дубасить их обработанными под большую расчёску деревяшками. Шишки рассыпались, и возле сосны росла куча шелухи напополам с орехами.
Затем папа достал кусок брезента, повесил его в трёх метрах от нас, между ветками, и принялся метать лопатой всю шишковую мешанину на брезент.
Это было супер! Вся лёгкая шелуха по дороге осыпалась, а тяжёлые кедровые орехи ударялись в брезент и аккуратной кучкой оставались внизу. Снова просто, как всё гениальное...
…Ноги гудели от долгой ходьбы по бурелому, всё тело ломило. Пахло смолой, и пели птицы. И что-то было. Какая-то мощь, сила, спокойствие, мудрость жила в этом лесу. Тайга…
Радиодетали в Советском Союзе были дефицитом. Оно, конечно, почти всё в Союзе было дефицитом, но тиристоры, резисторы, диоды, триоды и прочие радио-насекомые – отдельным. Ибо их и купить-то было особо негде. Поэтому, поломанную технику разбирали вчистую, вынимая из нее всё, что позже может пригодиться…
Время от времени папа в надежде заинтересовать меня радиоконструированием, отдавал мне какой-нибудь приёмник со словами: «Всё, не работает. Вот отвёртки, можешь разбирать». Разбирал я с удовольствием, любопытно же, как устроены электронные кишочки всякой техники. Но собирать всё назад у меня желания не возникало. Пугали одиноко оставшиеся лежать на газетке «лишние» детали.
История умалчивает, откуда у моего папы возник красивый деревянный чемоданчик, полный мелкого радиоэлектронного добра, усиками аккуратно вдетого в картонки. Новьё, свежак. Комплектами... Прежде, чем склониться с паяльником над платой и начать шаманить какую-нибудь халтурку, сверяя вольтаж на деталях с разложенной на полу схемой, папа всегда доставал с антресолей этот чемодан и выпускал в мир коллекцию чёрных, красных, серебристых, круглых, цилиндрических и всяких прочих «жучков». Особенно мне нравились тарелочки на трёх ногах – они напоминали марсиан из произведения Герберта Уэльса.