Ахметгалиева еще долго бы бушевала, изливая горечь, скопившуюся на душе, если бы ей не надо было идти на операцию.
Данилов давно заметил, что с подстраховкой рабочий день выдается самым обычным, без срывов, потрясений, срочных операций, затянувшихся родов и прочих поводов для задержки на работе. Если же страховать некому – все получается наоборот. Как ни старайся – раньше восьми вечера с работы уйти не получится.
На утренней конференции, после обсуждения всех внутренних дел взяла слово главный врач.
– Очередной скандал, доктора! – оповестила она собравшихся. – На этот раз отличился родильный дом при сто шестьдесят седьмой больнице!
Сидящие в зале заинтересованно умолкли. Сто шестьдесят седьмая больница когда-то считалась образцово-показательной и до сих пор гордилась былой славой.
Правда, Данилов в отношении этой больницы не обольщался после того, как около пяти лет тому назад одному из сослуживцев его матери, учителю физкультуры, там перелили кровь другой группы. Отличившийся врач-реаниматолог не только допустил вопиющую халатность, но и далеко не сразу обратил внимание на ухудшение состояния пациента.
В результате тридцатисемилетний мужчина выжил, но стал инвалидом второй группы. Что было с врачом, Данилов не знал – мать об этом не рассказывала.
Врачебные ошибки бывают разные – за некоторые осуждать нельзя, а за некоторые надо сразу судить. Переливание несовместимой крови относится как раз к тем случаям, когда виновные непременно должны быть наказаны.
– Роженицу, первородящую, со схватками, доставленную по «скорой» в приемное отделение роддома, отправили домой. Повторяю – со схватками! – Ксения Дмитриевна возвысила голос. – После осмотра врача! Та вернулась домой на такси и через час снова вызвала «скорую». Ее доставили в двадцать шестой роддом, где она через три часа родила! Непонятно – то ли на приеме сидел идиот, то ли просто вредитель. В департамент поступило сразу два сигнала – жалоба от мужа роженицы и докладная от руководства «скорой помощи». Можете представить себе, что теперь будет.
– Ничего не будет! – крикнул с места Клюквин.
– Почему? – удивилась главный врач и потребовала: – Обоснуйте, Анатолий Николаевич!
– Потому что главный врач сто шестьдесят седьмой больницы дружит с руководителем нашего департамента! – пояснил Клюквин. – Дадут выговор тому доктору, который на приеме сидел, – вот и все.
Клюквин привык говорить правду, невзирая на лица и ситуации. Если бы на «пятиминутке» присутствовал сам директор столичного Департамента здравоохранения Целышевский, Клюквин высказался бы куда резче.
Зал оживился и включился в обсуждение; кто-то соглашался с Клюквиным, кто-то – нет.
– Давайте не будем затягивать! – Ксения Дмитриевна постучала по столу, призывая подчиненных к порядку. – Я рассказала вам это не для обсуждения вопроса о том, с кем дружит Целышевский и с кем он не дружит. Я просто хочу еще раз напомнить всем прописную истину, которая гласит, что лучше десять раз необоснованно госпитализировать, чем один раз необоснованно отказать в госпитализации! Разве я когда-то наказывала кого-нибудь за перестраховку? В нашем деле всегда лучше перестраховаться! Вы меня поняли? Спасибо, все свободны.
Две операции, срочный (и совершенно не по делу) вызов в обсервационное отделение – вот и день прошел. В четверть пятого Данилов вышел из ворот роддома и зашагал к остановке. Времени было с избытком – можно даже ненадолго зайти домой.
Дома за уроками скучал Никита.
– Как зовут твою классную руководительницу? – Данилов еще вчера хотел спросить, но потом зачитался своим «Вестником» и забыл.
– Кочерга, – машинально ответил Никита, но тут же поправился: – Валентина Антоновна.
– А фамилия, наверное, Кочергина? – предположил Данилов.
– Кочеринская. И она дура. – Никита снова уткнулся в тетрадку. – Имейте в виду.
– Мне не привыкать общаться с дураками, – заверил его Данилов.
– Так вы же не психиатр.
– Я врач, и этим все сказано. – Данилов ушел в спальню.
Он достал из футляра скрипку, но сразу вернул ее обратно. Не стоит отвлекать ребенка от занятий. Тем более что времени оставалось мало, а обрывать игру Данилов не любил. Лучше было не начинать.
Никита и Елена нисколько не преувеличивали, когда называли дурой классную руководительницу Валентину Антоновну. Явный переизбыток макияжа в сочетании с укороченной «по самое никуда юбкой», блестящими колготками и розовыми туфлями, украшенными кокетливыми бантиками, Данилов еще мог списать на отсутствие вкуса. Однако стоило только Валентине Антоновне открыть рот, как сразу становилось ясно, что умом она не блещет.
– Вы настоящий отец Никиты или гражданский? – уточнила Валентина Антоновна, знакомясь с Даниловым.
Данилов с большим трудом удержался от смеха.
– Единственный, – стараясь быть вежливым, ответил он.
По старой школярской привычке он сел за самую заднюю парту, рядом с приветливо улыбнувшейся ему брюнеткой бальзаковского возраста и бальзаковской же комплекции.
– Вы чей папа? – поинтересовалась соседка.
– Никиты Новицкого, – ответил Данилов.
– А я – мама Кристины Галкиной.
– Я тут никого не знаю, – признался Данилов. – Но если уж знакомиться, то лучше по именам. Меня Владимиром зовут.
– А меня Юлией, – снова улыбнулась соседка.
Некоторое время они сидели молча.
– Начинаем! – оповестила классная руководительница. – Уважаемые родители, наше сегодняшнее собрание посвящено пропаже классного журнала. У кого-нибудь есть что сказать?
Около двадцати человек родителей – преимущественно женщины – молчали.
– А что мы должны говорить? – поинтересовалась высокая крашеная блондинка, сидевшая за первой партой в одном ряду с Даниловым. – Мой сын этого журнала в глаза не видел…
– И мой!
– И моя!
– И моя не видела! – зашумели родители.
– Ну, может быть, вы что-то слышали? – предположила классная руководительница.
– А почему вы решили, что журнал взял кто-то из детей? – пробасил плотный мужчина в форме МЧС с майорскими погонами. – Ведь мы даже не знаем, как исчез журнал. Может быть, это вы его куда-то задевали…
– Я не могу никуда «задевать» журнал! – возмутилась классная руководительница.
– Почему? – удивился майор.
– Потому что я педагог!
– Хорошее объяснение, – хмыкнул майор. – Тогда я заявляю, что моя Маша не могла взять журнал, потому что она – дочь офицера. Вопросы будут?
Собравшиеся дружно засмеялись.
– Прошу тишины! – взвизгнула классная руководительница. – Если журнал не будет найден, то отвечать за его пропажу будут те, кто дежурил в тот день – Боброва и Маляр.
– Что?! – Матери названных учеников вскочили на ноги, словно подкинутые невидимой пружиной.
– Что вы себе позволяете?! – воскликнула одна из них. – Почему моя дочь должна отвечать за ваш журнал?!
– Потому что дежурный отвечает за порядок в классе…
– Педагоги отвечают за порядок в классе! – В беседу на повышенных тонах вступила вторая родительница. – Интересно, что по этому поводу думает директор!
– Да что может думать директор?! – фыркнула первая. – Мы найдем правду выше!
– И верно! Развели тут тридцать седьмой год!
– В общем-то они правы, – сказал соседке Данилов.
– Да уж, – согласилась та. – Валентине Антоновне стоило бы думать, прежде чем говорить. Ведь журнал должны приносить и уносить педагоги. У детей своих забот хватает.
Через пять минут дискуссия пошла на спад: Кочерга признала свою неправоту.
Данилов решил, что на этом собрание закончится, но ошибся. Классная руководительница завела долгую песнь о дисциплине в классе, перечисляя нарушения, допущенные каждым из учеников. Данилов узнал, что Никита с приятелем пытались взорвать петарду на школьном дворе, но были замечены охранником, ввиду чего взрыв так и не состоялся.
– Валентина Антоновна преподает историю? – спросил Данилов у соседки, разглядывая учебные пособия, развешанные по стенам.
– Нет, английский, – ничуть не удивившись вопросу, ответила та. – Ее кабинет вечерами занят – там факультатив, поэтому мы собираемся где придется. А с предметом у нее интересно вышло. Вообще-то наша красавица преподавала ритмику, но потом переквалифицировалась в англичанку.
– Разве так можно? – удивился Данилов.
– Почему нет? – Соседка указала взглядом на классную руководительницу. – Доказательство перед вами. Надо сказать, что она поступила весьма разумно, ведь преподавать английский куда прибыльнее, чем ритмику. А вы сами не педагог?
– Разве похож? – Данилов никогда не думал, что его можно принять за учителя. – Нет, я врач.
– Ой, как здорово! – привычно восхитилась соседка и сразу же задала традиционный вопрос: – А какой вы врач?
– Хороший, – привычно отшутился Данилов. – Я анестезиолог.
Сообщать, где именно работает, он не стал, да соседка и не поинтересовалась, моментально утратив интерес к профессии Данилова.
Анестезиолог – непопулярная в народе специальность. Лечить не лечит, консультировать не консультирует, только наркоз дает. Какой-то неполноценный врач.
– А я тоже имею некоторое отношение к медицине, – сказала соседка. – Правда, очень далекое – работаю в фонде омээс главным специалистом. Канцелярская крыса. У вас, Владимир, случайно нет знакомого хорошего кардиолога? Мне бы мужа показать.
– Увы, нет, – покачал головой Данилов.
– Жаль, – вздохнула соседка и больше его не расспрашивала.
Данилов зарекся отправлять кого-либо на консультации к знакомым врачам после одного случая. Лет пять назад к нему обратилась соседка. Девушку внезапно начало регулярно тошнить, и ей захотелось провериться у толкового врача. Данилов направил ее к своему бывшему однокурснику Толику Гусеву, работавшему в консультативно-диагностическом центре при сто пятнадцатой больнице. Позвонил, договорился и предупредил, что не постороннего человека отправляет, а хорошую знакомую, чуть ли не родственницу.